(Диков Г. В.) («Журнал конституционного правосудия», 2013, N 5)
ПРАВО НА СВОБОДУ И МЕРЫ ПРЕСЕЧЕНИЯ В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ — ПОДХОДЫ ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА <1>
Г. В. ДИКОВ
——————————— <1> Материал подготовлен для Круглого стола «Европейский суд — Конституционный Суд», который прошел в г. Страсбурге 10 января 2013 г. Предлагаемый текст является доработанной версией статьи, опубликованной в журнале «Российский криминологический взгляд» в 2013 г. Изложение решений Суда и их анализ, содержащиеся в данной статье, выражают исключительно личную позицию автора, не связанную с позицией Европейского суда или Секретариата.
Диков Г. В., старший юрист Секретариата Европейского суда по правам человека.
В статье дана характеристика дел, рассмотренных Европейским судом в отношении Российской Федерации, посвященных нарушению статьи 5 § 3 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, гарантирующей «право на свободу».
Ключевые слова: Европейский суд по правам человека, Европейская конвенция, законное содержание под стражей, эффективные средства правовой защиты.
Right to liberty and preventive measures in criminal procedure: the approaches of the European court G. Dikov
Dikov Grigory — Senior Lawyer at the Registry of the European Court of Human Rights.
The article gives an overview of case-law of the European Court concerning the Russian Federation where a violation of Article 5 § 3 of the European Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms of 1950 which guarantees right to liberty.
Key words: European Court of Human Rights, European Convention, legal detention, effective remedies.
1. Постановка проблемы
Европейский суд по правам человека (далее — Европейский суд, Суд, ЕСПЧ) получает из России большое количество жалоб, в которых ставится вопрос о нарушении статьи 5 § 3 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. <2> (далее — Европейская конвенция или Конвенция). Статья 5 § 3 гарантирует каждому задержанному в рамках уголовного дела против него право «на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд». ——————————— <2> Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод 1950 г. URL: http://www. conventions. coe. int.
Заявители по таким делам утверждают, что содержание их под стражей по уголовному делу было необоснованным. В принципе статья 5 § 3 говорит о «разумном сроке» содержания под стражей. Однако «разумность», в понимании Суда, и есть «обоснованность». Срок не может быть неразумным сам по себе, его длительность должна быть обоснована определенными обстоятельствами дела. Таким образом, по этой статье Европейский суд проверяет, существовали ли причины, оправдывающие лишение свободы до приговора. Проблема необоснованного (или необоснованно долгого) содержания под стражей не является типично российской. Подходы ЕСПЧ к толкованию статьи 5 § 3 были сформулированы много лет назад в таких делах, как Ringeisen v. Austria <3>, Letellier v. France <4>, Yagci and Sargin v. Turkey <5>, Labita v. Italy <6>, и во многих других. Практически любая страна, применяющая содержание под стражей как меру пресечения, не застрахована от критики Суда в этой сфере. Однако именно в восточноевропейских странах эта проблема проявилась особенно масштабно. Суд имеет обширную практику по делам, связанным с нарушением статьи 5 § 3, в отношении Болгарии, Польши, Украины и других стран из бывшего социалистического лагеря (см., например, дела Shishkov v. Bulgaria <7>, Ilowiecki v. Poland <8>, Isayev v. Ukraine <9>). К этому «клубу», к сожалению, принадлежит и Россия. Нарушение статьи 5 § 3 было установлено во втором же деле, вынесенном в отношении нашей страны (Kalashnikov v. Russia <10>; см. также дело Smirnova v. Russia <11>, в котором Суд повторил основные принципы). К 2012 г. Суд вынес около ста постановлений по статье 5 § 3 по российским делам, и несколько сотен дел еще ожидают своего рассмотрения. Наш дальнейший анализ в основном будет построен на обзоре российской практики. ——————————— <3> 16 July 1971, § 100 et seq., series A, no. 13. Текст этого и других постановлений Суда на английском и французском языках (а также ряд постановлений в неофициальном переводе на русский язык) доступен в базе данных Суда по адресу: http://hudoc. echr. coe. int. <4> 26 June 1991, § 35 et seq., series A, no. 207. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <5> 8 June 1995, § 50 et seq., series A, no. 319-A. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <6> 6 April 2000 [GC], no. 26772/95, § 152 et seq., ECHR 2000-IV. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <7> 9 April 2003, no. 38822/97, § 57 et seq., ECHR 2003-I (extracts). URL: http://hudoc. echr. coe. int. <8> 4 October 2001, no. 27504/95, § 58 et seq. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <9> 28 May 2009, no. 28827/02, § 67 et seq. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <10> 15 July 2002, no. 47095/99, § 115 et seq., ECHR 2002-VI. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <11> 24 July 2003, nos. 46133/99 and 48183/99, § 56 et seq., ECHR 2003-IX (extracts). URL: http://hudoc. echr. coe. int.
Причин такой распространенности этого явления в нашей стране и у наших ближайших соседей несколько. Прежде всего, бенефициаром существующей практики частого применения содержания под стражей являются правоохранительная система и, до некоторой степени, сами суды. Содержание под стражей гарантирует явку и надлежащее поведение обвиняемого или подсудимого (в дальнейшем — обвиняемого), в то время как другие меры пресечения лишь повышают их вероятность. Иногда, к сожалению, заключение под стражу используется как мера давления на обвиняемого. Исторически в России заключение под стражу было самой удобной и понятной для правоохранительной системы мерой пресечения <12>. В делах, предусматривающих определенные сроки лишения свободы, заключение под стражу было нормой, а освобождение до суда мыслилось как эксцесс, особенно в случае, если речь шла о серьезных преступлениях. Выдающийся юрист Н. В. Витрук писал в одном из своих особых мнений в 1996 г. <13>: ——————————— <12> Во всяком случае, если не считать малозначительные дела, по которым, скорее, применялась подписка о невыезде. <13> Постановление Конституционного Суда РФ от 13 июня 1996 г. N 14-П // Система «ГАРАНТ».
«Выпуская на свободу до суда лицо, обвиняемое в серьезных преступлениях, за совершение которых грозит лишение свободы либо даже смертная казнь, мы ставим под серьезную угрозу возможность свершения в будущем самого правосудия и осуществление прав, свобод и законных интересов не только потерпевших, свидетелей, но и других лиц (где гарантия, что такое лицо не совершит нового преступления?)». Это мнение отражает традиционную для нашего уголовного процесса установку: освобождение обвиняемого возможно, только если есть «гарантии» того, что он не совершит других преступлений, не будет воздействовать на свидетелей и т. д. Подобный подход ставит обвиняемого в тяжелое положение (так как предоставить такие «гарантии» практически невозможно) и приводит к тому, что содержание под стражей используется как мера пресечения «по умолчанию». В этой традиционной для России парадигме уголовного процесса интересы правосудия абсолютизируются. Сейчас ситуация в этой сфере медленно, но верно меняется. Российский уголовный процесс движется в сторону большей состязательности и большего учета интересов обвиняемого. Важнейшую роль здесь сыграло принятие нового УПК в 2001 г. Кроме того, практика высших судебных инстанций — Верховного и Конституционного Судов — развивается в том же направлении. В результате подходы российского права и Европейского суда к проблеме мер пресечения значительно сблизились. Достаточно вспомнить Постановление Конституционного Суда N 27-П от 6 декабря 2011 г. (о домашнем аресте), или Постановление N 4-П от 22 марта 2005 г. (о практике продления сроков содержания под стражей судом), или Постановление Пленума Верховного Суда РФ N 22 от 29 октября 2009 г. <14>. ——————————— <14> Система «ГАРАНТ».
Как мне представляется, такое согласие связано с тем, что и Европейская конвенция, и Конституция РФ, и новый УПК проникнуты одним духом, исходят из общего понимания баланса интересов правосудия и обвиняемого. Это понимание основано на нескольких общих принципах, которые я постараюсь описать.
2. Поиск баланса между эффективностью мер пресечения и правами обвиняемого
В любом уголовном деле есть риск, что обвиняемый постарается скрыться, воздействовать на свидетелей, продолжить преступную деятельность и т. д. — т. е. будет вести себя ненадлежащим образом <15>. Судья имеет в своем распоряжении набор мер, которые должны гарантировать надлежащее поведение обвиняемого и, соответственно, скорое и справедливое рассмотрение дела. У этих мер, очевидно, разная эффективность. Наиболее действенная мера — заключение под стражу. Однако это не значит, что судья должен всегда выбирать именно ее. В противном случае всех обвиняемых надо было бы не только посадить, но и заковать в кандалы — тогда риск ненадлежащего поведения был бы еще меньше. ——————————— <15> В последующем мы будем рассматривать исключительно те риски, на которые ссылается российский УПК, и сосредоточимся на случаях, когда поведение обвиняемого может помешать нормальному ходу правосудия.
Следует помнить, что наиболее эффективная мера является одновременно мерой, сильнее всего ущемляющей право, гарантированное и Конституцией, и Конвенцией: право на свободу и личную неприкосновенность (статья 22 Конституции и статья 5 Конвенции). Задача судьи при рассмотрении вопроса о мере пресечения состоит в том, чтобы найти баланс между конституционными правами обвиняемого и интересами правосудия, соблюсти между ними соразмерность <16>. ——————————— <16> Термин, употребляемый в этой связи Конституционным Судом, — см.: Постановление N 4-П от 22 марта 2005 г., п. 3.4, второй параграф, или Постановление Конституционного Суда РФ от 13 июня 1996 г. N 14-П, п. 5, второй параграф // Система «ГАРАНТ».
В поиске этого баланса (соразмерности) судьи, по мнению ЕСПЧ, должны руководствоваться «презумпцией свободы» <17>. Национальный суд, говорит ЕСПЧ, не может исходить из предположения, что подозреваемый скроется, будет давить на свидетелей и т. д. Исходная посылка должна быть прямо противоположной — обвиняемого следует оставить на свободе, если только прокуратура не докажет, что он представляет угрозу для нормального рассмотрения дела и что другими способами устранить или снизить эту угрозу нельзя. Как часто повторяет Европейский суд, перекладывать бремя доказывания на обвиняемого в этих вопросах недопустимо <18> и содержание под стражей должно оставаться исключительной мерой <19>. ——————————— <17> Это словосочетание часто используется Судом — см., например: дело McKay v. the United Kingdom [GC], no. 543/03, § 41, ECHR 2006-X. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <18> Rokhlina v. Russia, no. 54071/00, § 67, 7 April 2005. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <19> Aleksandr Makarov v. Russia, no. 15217/07, 12 March 2009. URL: http://hudoc. echr. coe. int.
Какой-то единой системы мер для взвешивания интересов правосудия и интересов обвиняемого практика ЕСПЧ не выработала. Имеет ли место нарушение статьи 5 § 3, определяется в некотором роде «на глазок», по сумме факторов, присутствующих в деле. ЕСПЧ признает, что любой вывод судьи о ненадлежащем поведении обвиняемого является вероятностным выводом. Судья полагает, что обвиняемый может совершить какие-то действия, но доказать это вне разумных сомнений невозможно. Выводы судьи в этой части являются лишь предположениями о будущих событиях. Таким образом, любое решение судьи уязвимо для критики. Напомним в этой связи, что роль Европейского суда — не занять место национальных судов, а гарантировать соблюдение некоторых базовых стандартов. ЕСПЧ старается не вмешиваться в повседневную работу национальных судей и признает за ними право оценивать факты дела по своему разумению. Иными словами, оценивая решения российских судов о мере пресечения, Суд сосредоточивается не столько на их выводах по существу, сколько оценивает сам процесс изучения доказательств и принятия решений, проверяет, насколько тщательно национальные судебные инстанции выполнили свою работу и какие вопросы они ставили и разрешали.
3. Подтверждение достаточными данными оснований для содержания под стражей. Различие между основаниями и фактами
Очевидно, что просто обозначить приоритеты и подчеркнуть значимость «презумпции свободы» недостаточно. Судьям надо дать более четкие инструкции для того, чтобы принцип «презумпции свободы» реализовывался эффективно. ЕСПЧ не формулирует «строгого теста» по статье 5 § 3, который был бы применим к каждому делу. Однако можно сформулировать несколько правил, которыми ЕСПЧ руководствуется при оценке национальных решений в делах о содержании под стражей. Практика ЕСПЧ требует, чтобы национальные суды исследовали специфические обстоятельства данного дела, обосновывающие применение содержания лица под стражей или продление срока <20>. Без их оценки судебный контроль в этой стадии процесса теряет смысл. Задача национального суда не только в том, чтобы проверить формальную «законность» применения меры пресечения, — суд должен выбрать меру пресечения, наиболее подходящую в данном деле на основе оценки ситуации обвиняемого, истории и перспектив дела и т. п. (проверка «обоснованности»). ——————————— <20> См.: Меморандум Комитета министров Совета Европы от 12 февраля 2007 г. CM/Inf/DH(2007)4, «Содержание под стражей в Российской Федерации: меры по исполнению постановлений Европейского суда по правам человека», введение, п. 2. URL: http://coe. int.
Такую же установку дает Конституционный Суд РФ. Он подчеркивает, что «судебное решение об избрании такой меры пресечения, как заключение под стражу, может быть вынесено только при условии подтверждения достаточными данными оснований ее применения». Решение «должно отражать исследованные в судебном заседании фактические обстоятельства» <21>. Верховный Суд РФ указывает, что обстоятельства, на которые ссылается суд в обоснование применения или продления содержания под стражей, «должны быть реальными, обоснованными, то есть подтверждаться достоверными сведениями» <22>. ——————————— <21> Постановление от 22 марта 2005 г. N 4-П // Система «ГАРАНТ». <22> Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. N 5, п. 14, четвертый параграф, «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» // Система «ГАРАНТ».
Возникает вопрос: какими соображениями и «фактическими обстоятельствами» можно подтвердить выводы суда о необходимости заключить обвиняемого под стражу? Как мы уже отмечали, выводы суда в подобной ситуации имеют вероятностный характер и их нельзя доказывать так же, как произошедшие события. Суд вынужден оперировать предположениями. Поэтому единственное, чего требует от него и российский закон, и Конвенция, — чтобы эти предположения были основаны на совокупности фактических обстоятельств, характерных для данного дела и данного обвиняемого. Рассмотрение таких дел, как можно заключить из практики Европейского суда, должно строиться по схеме «доказательства — факты — основания». Эти три этапа анализа описывают процесс выбора судом меры пресечения. К сожалению, российские суды не всегда различают их между собой. Очень часто «основания» для применения меры пресечения выдаются за «фактические обстоятельства». Напомним, что основания для применения меры пресечения перечислены в статье 97 УПК РФ, их три. В практике ЕСПЧ эти основания также называют рисками. Список оснований, или рисков, в УПК и в практике ЕСПЧ примерно одинаковый. Это вероятность того, что обвиняемый: (1) скроется от дознания, предварительного следствия или суда; (2) может продолжать заниматься преступной деятельностью; (3) может угрожать свидетелю, иным участникам уголовного судопроизводства, уничтожить доказательства либо иным путем воспрепятствовать производству по уголовному делу <23>. ——————————— <23> Практика ЕСПЧ признает и четвертое основание — это риск общественных беспорядков в случае освобождения обвиняемого (см. дело Letellier, на которое мы ссылались выше, § 51), однако его нет в российском УПК, и российские суды, соответственно, не могут на него ссылаться.
Однако эти основания (риски) нельзя указывать в судебном решении без ссылки на факты дела. Именно в этом состоит распространенная ошибка российских судов. И Европейский суд, и Конституционный, и Верховный подчеркивают, что недостаточно указать на одно или несколько из оснований для применения меры пресечения, которые перечислены в статье 97 УПК. Вот типичная ситуация, описанная в деле Kislitsa v. Russia <24>: ——————————— <24> 19 June 2012, no. 29985/05, § 35. URL: http://hudoc. echr. coe. int.
«…[Российский] суд пять раз санкционировал продление содержания заявителя под стражей. В решениях… суд основывался на тяжести предъявленных обвинений и на возможности для заявителя, в случае освобождения, совершить новые преступления, оказать воздействие на свидетелей, уничтожить доказательства или иным образом препятствовать нормальному ходу процесса. [Европейский] Суд отмечает, что соответствующие судебные решения [российских судов] не пошли дальше простого перечисления этих оснований и не подтвердили их существование никакими специфическими фактами». В терминологии Верховного и Конституционного Судов факты называются данными, сведениями, фактическими обстоятельствами — видимо, для того, чтобы не путать их с фактами stricto sensu, установленными по правилам доказывания для использования в приговоре. Но сути эти терминологические нюансы не меняют. Речь идет об известных суду данных о характере обвиняемого, о его контактах и связях, образе жизни, эпизодах его биографии, семейном и имущественном положении, источнике доходов и положении в обществе, истории его взаимоотношений с жертвой, свидетелями и соучастниками и т. д.
4. Подтверждение фактов материалами дела (доказательствами)
ЕСПЧ неоднократно подчеркивал, что факты, на которые ссылается суд, не должны быть слишком «общими и абстрактными» <25>. Расплывчатые ссылки на «личность» обвиняемого или «обстоятельства уголовного дела» Судом не принимаются в расчет (см., например, дела Fedorenko <26>, Tsarenko <27> или Aleksanyan <28>). К этому следует добавить, что ЕСПЧ будет учитывать только те факты, которые были указаны в решениях национальных судов <29>. ——————————— <25> Smirnova v. Russia, nos. 46133/99 and 48183/99, § 63, ECHR 2003-IX. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <26> Fedorenko v. Russia, 20 September 2011, no. 39602/05, § 69. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <27> Tsarenko v. Russia, 3 March 2011, no. 5235/09, § 69. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <28> Aleksanyan v. Russia, 22 December 2008, no. 46468/06, § 186. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <29> Valeriy Kovalenko v. Russia, no. 41716/08, § 49, 29 May 2012; Pichugin, § 138. Автор замечает, что иногда важные фактические обстоятельства бывают отражены в параграфах решения, которые содержат изложение позиции следствия и прокуратуры. Сложно сказать, насколько эти факты повлияли на решение суда, были ли они приняты во внимание или отклонены.
Далее, необходимо, чтобы факты (данные), на которые ссылается суд, имели какое-то подтверждение в материалах дела. Говорить об их «доказанности» в строгом уголовно-процессуальном смысле не приходится. Задачи процесса на этой стадии другие; соответственно стандарты доказывания должны быть ниже, чем при доказывании виновности обвиняемого. Тем не менее ЕСПЧ критически относился к голословным утверждениям национальных судов о каких-то фактах. Так, например, Суд указывал на недопустимость ссылок на неназванные доказательства в материалах дела <30>. Такие ссылки нельзя ни проверить, ни оспорить в вышестоящей инстанции. Если суд утверждает, что обвиняемый высказывал угрозы в адрес свидетелей или жертвы или подготавливал побег, следует более детально объяснить, когда и какие угрозы высказывались и в чем состояла эта подготовка <31>. Среди наиболее ярких примеров упомяну дело Yuriy Yakovlev v. Russia <32>, где следствие ссылалось на «оперативную информацию», не раскрывая ее сути и источников стороне защиты, или дело Aleksandr Makarov v. Russia <33>, в котором ЕСПЧ не принял утверждение о том, что родственники заявителя попытались оказать давление на свидетелей. ЕСПЧ в этом последнем деле отметил, что защита не могла допросить этих свидетелей и даже не получила копий их показаний или заявлений, в которых говорилось о давлении. Иначе говоря, ЕСПЧ потребовал не только ссылку на доказательства, но и возможность для защиты верифицировать эти доказательства. ——————————— <30> Gultyayeva v. Russia, no. 67413/01, § 188, 1 April 2010. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <31> Solovyev v. Russia, no. 2708/02, § 115, 24 May 2007. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <32> Yuriy Yakovlev v. Russia, no. 5453/08, § 75, § 77, § 78, 29 April 2010. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <33> Aleksandr Makarov v. Russia, no. 15217/07, § 132, 12 March 2009. URL: http://hudoc. echr. coe. int.
Последнее требование к «фактическим обстоятельствам», на которые ссылается суд при выборе меры пресечения, — это их логическая привязка к выводам суда. Есть, конечно, ситуации, когда эта связь очевидна, но далеко не в каждом деле это так. Например, в деле Pyatkov v. Russia <34> российский суд, оправдывая необходимость содержания под стражей, коротко сослался на предыдущие судимости заявителя, последняя из которых была в 2006 г. ЕСПЧ признал, что «уголовное прошлое» является одним из факторов, которые следует принимать во внимание. Однако национальный суд в этом деле «не указал, были ли предыдущие судимости сравнимы по своему характеру или по тяжести с теми обвинениями, которые были выдвинуты против заявителя в данном деле». ——————————— <34> Pyatkov v. Russia, no. 61767/08, § 13 November 2012, § 114 et seq. http://hudoc. echr. coe. int.
Итак, «факты» (данные), которые указывает суд в своем решении о выборе меры пресечения, должны быть: — конкретными; — подтвержденными материалами дела, которые доступны стороне защиты; — логически привязанными к основаниям (рискам), на которые ссылается суд.
5. Исследование фактов дела в динамике и фактор «тяжести предъявленных обвинений». Есть ли минимальный срок для содержания под стражей по мотивам одной лишь тяжести?
Последний общий принцип, о котором следует помнить, читая практику Европейского суда по статье 5 § 3, — это принцип «динамического подхода» к оценке рисков. Подчеркнем, что содержание под стражей по статье 5 § 1 (c) — это мера пресечения, применение которой зависит от существования определенных условий, которые с течением времени могут меняться или вовсе пропадать. Именно поэтому и национальный законодатель, и Конвенция в статье 5 § 4 требуют регулярного пересмотра вопроса об обоснованности меры пресечения. Такой пересмотр не должен быть формальным. Каждый раз, рассматривая вопрос о продлении содержания под стражей, национальные суды должны тщательно исследовать все обстоятельства дела в их динамике. Повторяющиеся стандартные формулировки, практически идентичные в каждом решении о содержании под стражей, чаще всего свидетельствуют о том, что реального рассмотрения обстоятельств данного дела судом не было произведено <35>. ЕСПЧ обращает особое внимание на переход процесса из одной стадии в другую. Так, окончание предварительного следствия и, соответственно, предварительного сбора доказательств существенно снижает риск вмешательства обвиняемого в нормальный ход правосудия <36>. ——————————— <35> Valeriy Kovalenko v. Russia, no. 41716/08, § 47 — 48, 29 May 2012; Chumakov, § 164. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <36> Kokoshkina v. Russia, no. 2052/08, § 79, 28 May 2009; Mamedova v. Russia, no. 7064/05, § 79, 1 June 2006; Chumakov, § 162; Kislitsa, § 39. URL: http://hudoc. echr. coe. int.
Особо хотелось бы остановиться на проблеме «тяжести предъявленного обвинения». Представляется, что практика Европейского суда в этой сфере требует некоторого пояснения. Исходным принципом, провозглашенным во многих решениях ЕСПЧ, является следующий: тяжесть предъявленного обвинения не может быть единственным основанием для длительного содержания под стражей <37>. Мера пресечения не должна предвосхищать наказание <38>. Обвиняемого помещают под стражу не за то, что он уже совершил, а из-за того, что он может совершить. ЕСПЧ особо подчеркивал, что в странах, где первоначальная квалификация деяния полностью зависит от прокуратуры или следствия, тяжесть вмененного преступления не может оправдывать содержание под стражей <39>. ——————————— <37> Chumakov v. Russia, no. 41794/04, § 161, 24 April 2012. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <38> Panchenko v. Russia, no. 45100/98, § 102, 8 February 2005; Vladimir Krivonosov v. Russia, no. 7772/04, § 133, 15 July 2010. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <39> Zentsov and Others v. Russia, no. 35297/05, § 60, 23 October 2012. URL: http://hudoc. echr. coe. int.
Вместе с тем фактор «тяжести предъявленного обвинения» — не лишний в анализе национальных судов. ЕСПЧ неоднократно подчеркивал, что его следует учитывать при оценке рисков, которые представляет обвиняемый <40>. Как неоднократно повторял Суд, «тяжесть обвинения» может быть достаточным аргументом при аресте, когда еще нет полной информации об обвиняемом, его связях, имуществе, социальном положении и т. д. «Тяжесть обвинения» в данном случае выступает не как формальное основание для применения меры пресечения (с таким подходом Суд не согласен — см. предыдущий абзац), а как один из фактов дела, фактическая презумпция. Однако эта презумпция не работает, если надо обосновать длительный срок содержания под стражей. ——————————— <40> См.: Pichugin v. Russia, no. 38623/03, § 135, 23 October 2012. URL: http://hudoc. echr. coe. int.
К сожалению, фактор «тяжести обвинения» иногда неправильно понимается судьями, рассматривающими дело. В этом смысле нам представляется не вполне удачной формулировка пункта 3.4 Постановления Конституционного Суда от 22 марта 2005 г. N 4-П, который говорит о «соразмерности» ограничения конституционного права на свободу таким факторам, как тяжесть преступления, личность обвиняемого, его поведение в период производства по делу и т. д. Привязка «соразмерности» к «тяжести» может породить неправильное понимание. Российские суды часто трактуют «соразмерность» так: «чем тяжелее обвинение — тем дольше сидеть обвиняемому под стражей». По сути, предварительное лишение свободы предваряет наказание, выступает как эрзац приговора. Это противоречит подходу ЕСПЧ, который, повторим еще раз, говорит о том, что мера пресечения не должна предвосхищать наказание. С точки зрения Европейского суда, «динамический» метод анализа определяет его подход к оценке решений национальных судов. Суд более снисходительно относится к решениям, обосновывающим начальные периоды содержания под стражей, и более строго и придирчиво оценивает решения, продлевающие содержание под стражей обвиняемого на значительный срок. Возникает естественный вопрос: где та временная граница, после которой ссылок на «тяжесть» обвинения становится недостаточно? В какой момент суд должен подвергнуть детальному исследованию «оперативную информацию», предоставленную правоохранительными органами (как, например, в деле Yuriy Yakovlev)? В какой момент риск воздействия на свидетелей снижается настолько, что им можно пренебречь: после их допроса следователем, после окончания следствия, после допроса судом или после окончания судебного следствия? Практика Суда не выработала простого правила, которое позволило бы установить временную границу, после которой Суд начинает анализировать национальные судебные решения «с пристрастием». Очевидно, что Суд очень редко критикует с точки зрения статьи 5 § 3 первоначальные решения о применении меры пресечения. Вместе с тем Суд указывает, что даже первоначальные решения о мере пресечения, лишающие свободы на непродолжительный срок, могут быть необоснованными. Так, в деле Sarban против Молдовы <41> Суд сказал следующее: ——————————— <41> Sarban v. Moldova, no. 3456/05, § 97, 4 October 2005. URL: http://hudoc. echr. coe. int.
«Статью 5 § 3 нельзя интерпретировать как безоговорочно разрешающую содержание под стражей при условии, что оно не длится более какого-то времени. Напротив, власти должны убедительно продемонстрировать основания, по которым лицо помещено под стражу, независимо от того, насколько короток период содержания». К таким же выводам Суд пришел в деле Belchev против Болгарии и Shishkov против Болгарии <42>. ——————————— <42> Belchev v. Bulgaria, no. 39270/98, § 82, 8 April 2004; Shishkov v. Bulgaria, no. 38822/97, § 57 et seq., ECHR 2003-I (extracts). URL: http://hudoc. echr. coe. int.
По всей видимости, Суд оставляет за собой право анализировать любой срок содержания под стражей, каким бы коротким он ни казался. Другое дело, что Суд пользуется этим правом крайне редко. До сих пор в российских делах Европейский суд, анализируя первоначальные периоды содержания под стражей, удовлетворялся самим фактом того, что против лица выдвинуты серьезные обвинения <43>. Все упомянутые выше дела, в которых было найдено нарушение статьи 5 § 3, касались периодов, превышающих несколько месяцев, а чаще всего содержание под стражей длилось годы. ——————————— <43> Практика Суда говорит и о «тяжести обвинения», и о «разумном подозрении» в совершении преступления как о достаточном аргументе на начальных стадиях содержания под стражей. По сути, для целей статьи 5 § 3 это одно и то же. Разумное подозрение в совершении преступления является обязательным условием для применения меры пресечения и должно существовать на всем протяжении содержания под стражей. «Тяжесть обвинения» вытекает из разумного подозрения и может иногда быть достаточной для первоначального содержания под стражей; в последующем ее становится недостаточно и требуются иные серьезные основания для продления этой меры пресечения.
6. Примеры фактических обстоятельств, которые следует учитывать при выборе меры пресечения, их существенности (относимости) и веса
В значительном количестве российских дел, в которых было найдено нарушение статьи 5 § 3 Конвенции, национальные суды вообще не оценивали «конкретные факты дела» и не подкрепляли их ссылками на доказательства. Это — простые дела, нарушение требований Конвенции по ним достаточно очевидно и основано на немотивированности решений <44>. ——————————— <44> См., например: дело Strelets v. Russia, no. 28018/05, § 71 и 72, 6 November 2012, со ссылками на предыдущие дела. URL: http://hudoc. echr. coe. int.
В последнее время, однако, ситуация стала меняться. Если раньше суды ограничивались ссылкой на тяжесть предъявленного обвинения или просто писали, что «меру пресечения следует оставить прежнюю — содержание под стражей», то теперь они все чаще ссылаются на некоторые факты дела. С одной стороны, это положительная тенденция. Она свидетельствует о большей готовности российских судов перейти от формальной оценки законности содержания под стражей к анализу того, требуется ли это исходя из конкретных фактов дела. С другой стороны, не все обстоятельства, на которые ссылаются российские суды, пригодны для того, чтобы оправдать содержание под стражей обвиняемого. Так, поведение лиц, проходящих по одному делу, а именно тот факт, что они скрываются, не может быть аргументом для применения заключения под стражу в отношении тех сообвиняемых, кто скрываться не пробовал <45>. Вообще следует заметить, что «коллективные» решения о заключении под стражу группы лиц, обвиняемых по одному делу, свидетельствуют о том, что суд не оценивал индивидуальную ситуацию каждого обвиняемого <46>. ——————————— <45> Fedorenko v. Russia, § 70. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <46> Shcheglyuk v. Russia, no. 7649/02, § 45, 14 December 2006. URL: http://hudoc. echr. coe. int.
Другие обстоятельства могут быть существенными или относимыми (англ. relevant) для дела, но не обязательно достаточными (sufficient) для обоснования длительных сроков. Так, например, Суд признает, что в делах об организованной преступности риск воздействия на свидетелей особенно высок <47>. Однако недостаточно ссылаться на совершение преступления в составе организованной группы для обоснования длительных сроков <48>. ——————————— <47> Polonskiy v. Russia, no. 30033/05, § 148, 19 March 2009. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <48> Popov and Vorobyev v. Russia, no. 1606/02, § 82, 23 April 2009. URL: http://hudoc. echr. coe. int.
Конкретные эпизоды продолжения преступной деятельности уже после начала уголовного дела признаются Судом достаточным аргументом для первоначального ареста. Однако этот фактор тоже должен быть переоценен с течением времени <49>. ——————————— <49> Valeriy Kovalenko v. Russia, no. 41716/08, § 46, 29 May 2012. URL: http://hudoc. echr. coe. int.
Отсутствие постоянного места жительства является относимым критерием, но не может быть достаточным основанием для вывода о том, что обвиняемый может скрыться или совершить новые преступления <50>. То же самое касается наличия нескольких квартир для проживания <51>. В деле Matyush <52> Суд усилил этот стандарт и указал, что «отсутствие постоянного места жительства и работы» не может само по себе оправдывать заключение под стражу. A fortiori, в тех случаях, когда у заявителя нет места жительства в городе, в котором он был арестован, но он постоянно проживает в другом городе и учится там, такие обстоятельства не могут подтверждать необходимость заключения <53>. Проживание в другом городе и нарушение порядка регистрации не свидетельствуют о том, что обвиняемый будет скрываться <54>. ——————————— <50> Pshevecherskiy v. Russia, no. 28957/02, § 68, 24 May 2007. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <51> Aleksandr Makarov v. Russia, no. 15217/07, § 128, 12 March 2009. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <52> Matyush v. Russia, no. 14850/03, § 91, 9 December 2008. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <53> Lind v. Russia, no. 25664/05, § 79, 6 December 2007. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <54> Valeriy Kovalenko v. Russia, no. 41716/08, § 44, 29 May 2012. URL: http://hudoc. echr. coe. int.
Иностранное гражданство обвиняемого — важный фактор, но самого по себе его недостаточно, если суд не установил отсутствия «устойчивых связей» внутри страны <55>. Наличия заграничного паспорта у российского гражданина тоже недостаточно для содержания под стражей, когда есть другие факторы, свидетельствующие о привязанности заявителя к месту постоянного проживания <56>. К тому же у властей есть возможность ограничить выезд обвиняемого другими способами, не лишая его свободы <57>. ——————————— <55> Lind v. Russia, no. 25664/05, § 81, 6 December 2007. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <56> Yuriy Yakovlev v. Russia, no. 5453/08, § 72, 29 April 2010. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <57> Lind v. Russia, no. 25664/05, § 81, 6 December 2007. URL: http://hudoc. echr. coe. int.
Отсутствие работы само по себе не может свидетельствовать о том, что обвиняемый будет совершать преступления. В любом случае, оно не может оправдывать пятилетний срок содержания под стражей <58>. ——————————— <58> Polonskiy v. Russia, no. 30033/05, § 149, 19 March 2009. URL: http://hudoc. echr. coe. int.
Предыдущие попытки скрываться от правосудия — достаточное основание для обоснования риска того, что обвиняемый может скрыться в будущем <59>. Вместе с тем формальное объявление в розыск не может быть фактом, оправдывающим содержание под стражей, если ясно, что заявитель не скрывался от правоохранительных органов, а лишь сменил фактическое место жительства <60>. То же самое касается поспешного вывода суда о том, что обвиняемый в прошлом «скрывался», хотя причина его неявки в суды была в другом (его помещали в психиатрическую клинику, и судам должно было об этом быть известно) <61>. Если заявителя арестовали в квартире его друга, при том что он не объявлялся в розыск и не нарушал условий явки в суд или к следователю, это не свидетельствует о том, что он скрывался <62>. ——————————— <59> Bordikov v. Russia, no. 921/03, § 91, 8 October 2009. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <60> Goroshchenya v. Russia, no. 38711/03, § 87, 22 April 2010. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <61> Belov v. Russia, no. 22053/02, § 112, 3 July 2008. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <62> Aleksanyan v. Russia, no. 46468/06, § 189, 22 December 2008. URL: http://hudoc. echr. coe. int.
Служебное положение обвиняемого — важный фактор. Однако следует учитывать реальные возможности обвиняемого воздействовать на свидетелей с использованием служебного положения. Например, отставка с поста мэра <63>, банкротство и последующая ликвидация компании, которой руководил обвиняемый <64>, снижают риски того, что он окажет воздействие на своих бывших подчиненных. ——————————— <63> Aleksandr Makarov v. Russia, no. 15217/07, § 130, 12 March 2009. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <64> Aleksanyan v. Russia, no. 46468/06, § 191, 22 December 2008. URL: http://hudoc. echr. coe. int.
Национальные суды обязаны оценивать факторы, снижающие риск того, что обвиняемый скроется (возраст и плохое состояние здоровья <65>, очень тяжелое или даже смертельное заболевание <66>, отсутствие уголовного прошлого, положительные характеристики, малолетние дети на иждивении <67>). Все эти аргументы защиты не могут быть отброшены судами без объяснений. ——————————— <65> Yuriy Yakovlev v. Russia, no. 5453/08, § 72, 29 April 2010. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <66> Aleksanyan v. Russia, no. 46468/06, § 195, 22 December 2008. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <67> Korshunov v. Russia, no. 38971/06, § 51, 25 October 2007. URL: http://hudoc. echr. coe. int.
Надо подчеркнуть, что ни один из этих «существенных, но недостаточных» факторов не имеет заранее установленного веса при выборе меры пресечения. Невозможно придумать идеальный рецепт, по которому следует писать постановления суда о продлении меры пресечения. Европейский суд смотрит на факты каждого конкретного дела и решает по сумме факторов, говорящих в пользу содержания под стражей и против него, было ли обоснованным решение национального суда. Если эта сумма достигает некоторой «критической отметки», Европейский суд готов будет согласиться с выводами национальных судов, даже при том, что какие-то элементы анализа могут показаться ему сомнительными. Последнее, о чем следует сказать в этой связи, — обязательство национальных судов оценивать возможность применения более мягких мер пресечения, иногда называемых альтернативными (по отношению к лишению свободы). В первую очередь это требование касается дел, в которых защита прямо просит об этом <68>. Национальные суды должны постараться объяснить, почему альтернативные меры неприменимы <69>. Отклонение предложенных защитой альтернатив «без надлежащего рассмотрения» недопустимо <70>. Вместе с тем ЕСПЧ признает, что какого-то единого способа объяснять невозможность применения альтернативных мер пресечения не существует. Суд готов мириться с «молчаливым» отказом от применения альтернативных мер пресечения на первоначальных стадиях процедуры и признает, что в некоторых ситуациях неприменимость залога является очевидной <71>. ——————————— <68> Pichugin v. Russia, § 14023. October 2012. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <69> Yevgeniy Kuzmin v. Russia, no. 6479/05, § 34, 3 May 2012. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <70> Yuriy Yakovlev v. Russia, no. 5453/08, § 85, 29 April 2010. URL: http://hudoc. echr. coe. int. <71> Khodorkovskiy v. Russia, no. 5829/04, § 195, 31 May 2011. URL: http://hudoc. echr. coe. int.
7. Возможные направления реформы российского законодательства
Представляется, что подход российских судов к проблеме содержания под стражей медленно, но верно меняется. Правовые позиции Европейского, Верховного и Конституционного Судов в целом совпадают. Однако новые подходы еще недостаточно проникли на средний и нижний уровни судебной системы. Возникает вопрос: в каком направлении могла бы развиваться реформа законодательства и практики, если в обществе созреет запрос на сокращение досудебного лишения свободы и появится политическая воля на реализацию такой реформы? Подобный запрос, во всяком случае со стороны юридического сообщества, нам кажется, существует <72>. ——————————— <72> См., например, статью В. Радченко, бывшего заместителя Председателя Верховного Суда РФ, в «Российской газете» от 2 сентября 2008 г. URL: http://www. rg. ru/2008/09/02/radchenko. html. См. также: Доклад Федеральной палаты адвокатов Российской Федерации от 15 января 2008 г., посвященный проблеме мер пресечения. URL: http://www. fparf. ru/doklad/o_zakluchenie. htm.
Прежде всего можно было бы рассмотреть возможность принятия специального закона, конкретизирующего положения УПК в свете практики ЕСПЧ и регулирующего порядок применения альтернативных мер пресечения. На наш взгляд, именно практическая неразработанность альтернативных механизмов препятствует более широкому применению домашнего ареста, залога, электронного наблюдения и т. п. Возможно, следует пойти дальше и задуматься над теми способами обеспечения явки и надлежащего поведения обвиняемых, которые сейчас УПК прямо не предусмотрены. Так, судей можно наделить широкими полномочиями устанавливать условия «надлежащего поведения» обвиняемых при применении мер пресечения, не связанных с лишением свободы. Можно задуматься о создании института «платного поручительства», как в США, где профессиональный поручитель наделен полномочиями разыскивать и доставлять сбежавших обвиняемых, за которых он внес залог. Не стоить упускать из внимания и возможную институциональную реформу. В некоторых странах (как во Франции, например) рассмотрение вопроса о мере пресечения было передано в компетенцию специального судьи, который не участвует в рассмотрении дела по существу. Соответственно, принимая решение об освобождении обвиняемого из-под стражи, такой судья не ставит под удар свой собственный процесс, за который он несет ответственность. Другой новацией могло бы быть перенесение рассмотрения вопроса о продлении меры пресечения сверх каких-то определенных сроков на более высокий уровень судебной системы. Это также позволило бы «развести» функции судьи, решающего вопрос о мере пресечения, и судьи, решающего дело по существу. Пожалуй, наиболее эффективное и вместе с тем сложно реализуемое направление реформы — просветительское. Мы убеждены, что слишком частое применение досудебного лишения свободы в конечном итоге является результатом определенных умонастроений как среди публики в целом, так и среди судей. Применение «альтернативных» мер пресечения, особенно по делам о тяжких обвинениях, воспринимается как слабость судебной системы. В качестве примера можно привести относительно недавнее дело Р. Мирзоева, которого обвиняли в причинении смерти по неосторожности и освобождение которого под залог было воспринято публикой крайне неоднозначно <73>. Судьи, особенно по громким делам, испытывают давление общественного мнения. ——————————— <73> См., например: URL: http://actualcomment. ru/news/29086/.
Корень проблемы можно искать и в профессиональном правосознании самого судейского корпуса. Решение суда об освобождении обвиняемого остается исключительной мерой и рассматривается в судейском сообществе как эксцесс. А несколько подобных постановлений об освобождении подряд — как брак в работе судьи. Напротив, необоснованные постановления о продлении содержания под стражей не рассматриваются как серьезная ошибка <74>. ——————————— <74> Сошлюсь на один показательный пример. В «Вестнике Высшей квалификационной коллегии судей РФ» за 2007 г., N 1(11), цитируется решение по делу судьи Тихоновой из Москвы. Ей вменялось то, что за полгода своей работы она вынесла значительно больше решений об освобождении обвиняемых, чем все ее коллеги по суду. Московский городской суд в кассационном порядке отменил ее решения на том основании, что обвинение касалось тяжких преступлений. Квалификационная коллегия посчитала факты этих отмен «грубым нарушением законодательства»; коллегия отдельно отметила, что освобождение обвиняемых по таким статьям может умалить авторитет судебной власти в обществе. В результате судья покинула свой пост.
В заключение заметим, что проблема досудебного лишения свободы очень сложна. Наивно было бы предполагать, что она может быть решена одной или двумя поправками в законодательство или выделением дополнительных денег на электронные браслеты. Более того, очевидно, что нельзя допустить перекоса в другую сторону, когда освобождение под залог станет привилегией состоятельных обвиняемых <75>. Вместе с тем и общество, и власть должны отдавать себе отчет, что лишение свободы до окончательного приговора должно оставаться исключительной мерой. Правовая система, в которой эта мера стала основной и рутинной, больна и требует лечения. Надеюсь, предложенная вашему вниманию статья обозначила некоторые механизмы, с помощью которых ситуацию можно вернуть в нормальное русло и обеспечить, чтобы досудебное лишение свободы занимало строго отведенное ему место в ряду мер, обеспечивающих нормальное отправление правосудия. ——————————— <75> См. обсуждение этой опасности в американском контексте. URL: http://www. pretrial. org/symposium. html.
