К вопросу о реализации части 4 статьи 15 Конституции РФ в сфере российского гражданского судопроизводства (проблемы теории и практики применения)

(Викут М. А., Афанасьев С. Ф.) («Арбитражный и гражданский процесс», 2005, N 3)

К ВОПРОСУ О РЕАЛИЗАЦИИ ЧАСТИ 4 СТАТЬИ 15 КОНСТИТУЦИИ РФ В СФЕРЕ РОССИЙСКОГО ГРАЖДАНСКОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА (ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ ПРИМЕНЕНИЯ)

М. А. ВИКУТ, С. Ф. АФАНАСЬЕВ

Викут М. А., доктор юридических наук, профессор кафедры гражданского процесса Саратовской государственной академии права, заслуженный деятель науки РФ, почетный работник высшего образования России.

Афанасьев С. Ф., кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского процесса Саратовской государственной академии права, старший научный сотрудник Саратовского филиала Института государства и права РАН.

Статья написана при поддержке гранта Президента РФ N МК-3392.2004.6.

Деятельность внутринациональных органов, в особенности судебных, должна находиться в согласии с международными правовыми стандартами, коль скоро, руководствуясь ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, общепризнанные принципы и нормы международного права, а также международные договоры являются составной частью ее правовой системы, то есть источниками права <*>. Если же международным договором установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора. ——————————— <*> См.: Фархтдинов Я. Ф. Возникновение и развитие источников гражданского процессуального права России. Казань, 2001. С. 187 — 192.

Говоря о ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, Г. М. Даниленко указывает: «Это чрезвычайно важная новелла, которая оказывает существенное влияние на функционирование российской правовой системы. В связи с принятием данного принципа открылась возможность прямого действия и применения норм международного права различными органами государства, включая суды» <*>. ——————————— <*> См.: Даниленко Г. М. Комментарий к ч. 4 ст. 15 Конституции РФ // Конституция Российской Федерации. Научно-практический комментарий / Под ред. Б. Н. Топорнина. М., 1997. С. 159. (Справедливости ради укажем, что Конституционный Суд РФ еще до принятия ныне действующей Конституции РФ, своим Постановлением от 4 февраля 1992 г. «По делу о проверке конституционности правоприменительной практики расторжения трудового договора по основанию, предусмотренному пунктом 1.1 статьи 33 КЗоТ РСФСР» фактически призывал суды общей юрисдикции при разрешении конкретных гражданских дел принимать во внимание общепризнанные принципы и нормы международного права, а равно заключенные международные договоры в силу наличия принципа pacta sunt servanda (договоры должны соблюдаться)).

По сути, вести речь нужно о внедрении в национальную правовую систему двух сложных юридических явлений: общепризнанные принципы и нормы международного права, а также международные договоры. Первые не содержатся в каком-либо отдельном нормативном правовом акте, поэтому в международной практике под ними подразумевают обычные нормы, складывающиеся под влиянием фактического поведения государств, расцениваемые ими в качестве общеобязательных <*>. ——————————— <*> См.: Суворова В. Я. Основные принципы международного права // Международное право: Учебник для вузов / Под ред. Г. В. Игнатенко, О. И. Тиунова. М., 2004. С. 126 — 141; Талалаев А. Н. Соотношение международного и внутригосударственного права в Конституции Российской Федерации // Журнал международного права. 1994. N 4. С. 5.

Вторые нуждаются в подтверждении, и хотя в приведенной статье Конституции РФ не упоминается о таком условии инкорпорирования договора как его ратификация, но Закон «О международных договорах Российской Федерации» перечисляет международные соглашения, подлежащие подобной последующей процедуре. Казалось бы в целом все ясно. Тем не менее, такая законодательная техника не дает ответа на базисный вопрос, а именно: каким же образом соотносится международное и внутригосударственное право, и какие последствия возникают при несогласованности международных и конституционных правовых положений. В науке международного права долгое время наличествуют три концепции по этому поводу: примата международного права; главенства внутригосударственного права; дуалистическая теория. Согласно первой концепции международное право применяется во внутригосударственных отношениях напрямую и без ограничений, тем самым устанавливая для разных стран единые правила поведения и унифицируя их деятельность. Вторая теория предполагает превалирование предписаний национального права, поэтому в условиях глобализации не представляет особого значения, так как ставит под сомнение существование самого международного права. Дуалистические воззрения со временем претерпевали изменения. Если в первой половине XX в. ее представители подчеркивали, что международное и внутригосударственное право имеют общие точки соприкосновения, но не взаимопроникновения, то во второй половине прошлого века отказались от строгого тезиса о том, что нормы национального права не подлежат использованию при несоответствии международным обязательствам государства <*>. ——————————— <*> См.: Хижняк В. С. Влияние дуалистической концепции соотношения международного и внутригосударственного права на реализацию международных обязательств России в области прав человека // Международно-правовые способы защиты прав человека. Сборник научных статей / Под ред. Н. А. Баринова, Т. М. Пряхиной. Саратов, 2003. Вып 3. С. 12 — 30.

Опираясь на ту или иную теорию, разные авторы высказали нетождественные мнения относительно выше обозначенной проблематики. Одна группа правоведов пришла к следующему мнению: отсутствие в Основном законе РФ ратификационного аспекта не случайно, ведь Конституционное совещание его обсуждало и не приняло во внимание. Отсюда следует, что нужно учитывать момент значимости международного правового договора для национальной правовой системы, поскольку он может вносить существенные коррективы в законодательство страны, либо устанавливать иные правила лишь для конкретного случая, не затрагивая каких-либо принципиальных юридических основ. В итоге вполне понятно, почему в ратификации нуждаются не все международные договоры, а только видоизменяющие внутринациональные правовые отношения <*>. Отдельные европейские теоретики, исследуя российскую Конституцию, обрисовали эту ситуацию еще более четко, к примеру, У. Батлер отмечает, что в России общепризнанные принципы и нормы довлеют над базовым законом страны <**>. ——————————— <*> См.: Лукашук И. И. Применение международного права судами // Алексеева Л. Б., Жуйков В. М., Лукашук И. И. Международные нормы о правах человека и применение их судами Российской Федерации / Под ред. В. М. Жуйкова. М., 1996. С. 10 — 11. <**> См.: Batler W. The Russian Law of Treaties. London, 1997. P. 26.

Другие придерживаются обратного вывода о том, что международный договор обладает приоритетом касательно любых законов, принятых на территории РФ за исключением конституционных и самой Конституции РФ <*>. Б. Л. Зимненко пишет: «Конституция РФ в рамках правовой системы России обладает высшей юридической силой по отношению ко всем внутригосударственным нормативным актам и нормам, предусмотренным международным правом» <**>. Это означает, что в РФ отрицается всеобъемлющий примат международного права, но она должна добросовестно соблюдать заключенные соглашения <***>. ——————————— <*> См.: Даниленко Г. М. Комментарий к ч. 4 ст. 15 Конституции РФ // Конституция Российской Федерации: Научно-практический комментарий / Под ред. Б. Н. Топорнина. М., 1997. С. 162; Карташкин В. А. Права человека в международном и внутригосударственном праве. М., 1995. С. 17; Лукашук И. И. Применение норм международного права в свете федерального закона в международных договорах России // Российский юридический журнал. 1996. N 4. С. 47. <**> См.: Зимненко Б. Л. Международное и внутригосударственное право: их соотношение // Московский журнал международного права. 2000. N 3. С. 165. <***> См.: Лукашук И. И. Нормы международного права в правовой системе России. М., 1997. С. 42 — 43.

С целью решения этой сложной проблемы полезно обратиться к зарубежному опыту. Как известно во многих странах, образовавшихся на территории бывшего СССР, Основные законы были приняты сравнительно недавно и в ходе их разработки учитывались незыблемые юридические идеи и доктрины, созданные человеческой цивилизацией, касающиеся, в том числе и соотношения международного и внутригосударственного права. Часть из этих конституционных актов прямо указывает, что в череде общепризнанных принципов, норм международного права и международных договоров только положения последних являются составным элементом внутренней правовой системы или, что не совсем корректно, законодательства, соответствие же национальным нормам проверяет Конституционный Суд страны. Так, в ст. 9 Конституции Украины говорится о том, что действующие международные договоры, согласие на обязательность которых дано Верховной Радой, являются частью национального законодательства. Причем заключение международных договоров, противоречащих Конституции Украины, допустимо лишь после внесения изменений в Конституцию. Кроме того, руководствуясь ч. 1 ст. 151 Конституции Украины, Конституционный Суд при обращении Президента или Кабинета Министров дает заключения о соответствии Конституции Украины международным договорам или тем международным договорам, которые вносятся в Верховную Раду для дачи согласия на их обязательность. В некоторых конституциях провозглашается primatus общепризнанных норм международного права. В частности, в ст. 8 Конституции Республики Беларусь говорится: «…Беларусь признает приоритет общепризнанных принципов международного права и обеспечивает соответствие им законодательства… Не допускается заключение международных договоров, которые противоречат Конституции». Одновременно Конституционный Суд этой республики на основании ст. 116 Конституции по предложениям Президента, Палаты представителей, Совета Республики, Верховного Суда, Высшего Хозяйственного Суда, Совета Министров дает заключения о том, насколько корреспондируют международные договоры и иные обязательства Конституции, а также международно-правовым актам, ратифицированным Республикой Беларусь. В Конституции Литвы подчеркивается, что Литовская Республика при осуществлении внешней политики следует общепризнанным принципам и нормам международного права, а в ст. 138 приводится перечень международных договоров, которые вправе ратифицировать Сейм. В ст. 105 Конституции значится, что Конституционный Суд полномочен принимать решение о разногласиях между названными договорами и Основным законом. Между тем было неправильным не упомянуть о наличии конституций с более широким правовым регламентированием. Например, ст. 7 Конституции Грузии гласит, что «Грузия признает и соблюдает общепризнанные права и свободы человека как непреходящие и высшие человеческие ценности. При осуществлении власти народ и государство ограничены этими правами и свободами как непосредственно действующим правом». Как видно, новейшие конституционные нормативные правовые акты, принятые на постсоветском пространстве, содержат сведения о примате общепризнанных принципов, норм международного права, а равно — международных договоров, либо всех вместе взятых, либо одной из юридических констант. Но в то же время в Конституциях повсеместно имеется оговорка о том, что заключение международных договоров, не согласующихся с Основным законом страны, не разрешается или разрешается, но после внесения поправок в текст базового национального Закона. Проверкой же согласованности занимается Конституционный Суд надлежащего государства. Это создает почву для нормального функционирования судебной системы, поскольку суды непосредственно применяя обычные, а также договорные нормы международного права, понимают, что таковые должны соответствовать Конституции страны. Любопытным представляется подход, изложенный в Конституции Японии, который можно охарактеризовать как дифференцированный. Трактуя Закон, японское правительство полагает, что одни международные договоры (экономические) подчинены, а другие (о политической судьбе государства) преобладают над Конституцией. В странах так называемой «старой европейской демократии» конституции также отличаются своеобразием. Нидерланды отступили от принципа абсолютного верховенства Основного закона. В ст. 63 Конституции записано: «В интересах, требуемых развитием международного правопорядка, договор может содержать отступление от положений Конституции». Причем всякая разбалансированность международных и национальных норм преодолеваются двумя третями голосов членов парламента, после чего суды получают право в своих решениях прямо ссылаться на международные договоры, при этом совершенно обходятся молчанием общепризнанные принципы. Статья 25 Основного закона ФРГ указывает, что нормы международного права являются составной частью федерального права. Они имеют преимущество перед законами и порождают права и обязанности непосредственно для лиц, проживающих на территории Федерации. Однако на основании ст. 100 Конституции ФРГ, если относительно этого предполагаемого правового результата возникает сомнение в рамках разрешаемого спора о праве, суд должен получить решение Федерального конституционного суда. Поэтому большая роль отводится именно данному судебному учреждению, несмотря на то, что в целом федеральный конституционный суд не осуществляет проверку актов государственного права через призму международных правовых стандартов, по причине чего в его решениях нельзя обнаружить ссылки на Европейскую конвенцию, посвященную правам человека <*>. ——————————— <*> См.: Конституционное право зарубежных стран: Учебно-методический комплекс / Под ред. О. В. Афанасьевой, Е. В. Колесникова, Г. Н. Комковой, А. В. Малько. М., 2004. С. 254 — 255.

Федеральный конституционный суд истолковал суть ст. 25 Конституции ФРГ так: лишь нормы общего международного права не нуждаются в трансформационном Законе и напрямую включены в правопорядок страны, а также обладают приоритетом перед федеральным национальным правом, за исключением конституционного <*>. ——————————— <*> См.: Fontes juris gentium. Ser. A. Sectio II T. 4. Kln, 1970. S. 70.

Что же касается международных договоров, то в ст. 59 Конституции ФРГ четко определено, что договорные акты, регулирующие политические отношения Федерации или затрагивающие вопросы федерального законодательства, оформляются федеральным законом, то есть после инкорпорирования могут непосредственно использоваться судами. В этом плане некий импульс правоприменению придало решение Высшего федерального суда от 10 января 1966 г., которым была обоснована возможность непосредственной реализации судебными органами Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Суд обратил внимание на то, что федеральная республика присоединилась к Конвенции, о чем свидетельствует ее официальное опубликование как документа, обладающего силой закона. Тем самым «законодательная власть Германии своим одобрением подтвердила, что Конвенция о правах человека создает основания для прямых претензий и что поэтому она дополняет или поправляет германское законодательство в тех сферах, где оно ей не соответствует» <*>. ——————————— <1> Цит. по: Лукашук И. И. Особенности применения и толкования судами норм международного права // Алексеева Л. Б., Жуйков В. М., Лукашук И. И. Международные нормы о правах человека и применение их судами Российской Федерации / Под ред. В. М. Жуйкова. М., 1996. С. 20.

В ст. 54 и 55 Конституции Франции подчеркивается: международные договоры или соглашения, должным образом ратифицированные или одобренные, имеют силу, превышающую силу внутренних законов с момента опубликования, при условии применения каждого из актов другой стороной. Между тем сама Конституция Французской Республики обладает более высоким юридическим авторитетом и поэтому, если Конституционный Совет заявит, что какое-либо международное обязательство содержит положения, противоречащие Конституции, то разрешение на его ратификацию или одобрение может быть дано только после пересмотра Основного закона. Самой же первой Конституцией, провозгласившей, что международный договор есть часть внутренней правовой системы, была Конституция США, принятая в 1787 г. и действующая до сих пор. Так, в ней отмечается, что и Конституция и Законы Соединенных Штатов, изданные в ее исполнение, а также международные договоры, которые заключены или будут заключены от имени Соединенных Штатов, являются высшим правом страны и судьи ему подчинены независимо от каких-либо противоречий. Вместе с тем, нельзя забыть о том, что американское право относится к группе стран «общего права». Оно имеет существенные отличия от европейского континентального, а судебный прецедент здесь важнейший источник правовых взаимоотношений <1>. В связи с этим весьма важен не дословный текст закона, а то, каким образом американский суд интерпретирует главный конституционный документ. По мнению бывшего председателя Верховного Суда США Ч. Э. Хьюджеса, Конституция представляет собой то, что о ней говорят судьи <2>. Исходя из этого, уместным было бы вспомнить постановления судьи Д. Маршалла, чья деятельность до сих пор оценивается американскими юристами далеко неоднозначно. Данный судья Верховного Суда США впервые в правоприменительной практике государства воспользовался властными полномочиями, связанными с осуществлением судебного контроля. В 1809 г. по делу «Марбури против Мэдисона» он усмотрел конфликт Конституции США и Закона Конгресса, благодаря чему отменил его, объявив принцип главенства Основного закона <3>, который был реализован в деле 1826 г. «Фостер и Илэм против Нельсона». Своим решением Д. Маршалл признал так называемые «самоисполнимые» международные договоры, то есть не нуждающиеся в издании внутригосударственных актов для их использования, положения которых должны отвечать духу Конституции США <4>. О том, что этот тезис остается актуальным и сегодня, свидетельствует правоприменительная практика американских судов. В частности, по одному из дел суд апелляционной инстанции установил, что международное соглашение об экстрадиции, заключенное между США и Францией, противоречит четвертой поправке к Конституции США, вследствие чего оно не нашло своего применения <5>. ——————————— <1> См.: Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1988. С. 356. <2> См.: Фридмэн Л. Введение в американское право. М., 1993. С. 151. <3> См.: Фридмэн Л. Введение в американское право. М., 1993. С. 151 — 152. <4> См.: Mark W. J. Introduction to International Law. N. Y., 1999. P. 87. <5> См.: American journal of International Law. 1998. N 1 Р. 91.

Таким образом, можно констатировать, что многие государства мира, строя свое законодательство на дуалистической концепции соотношения международного и внутригосударственного права, считают для себя возможным применение международного права во внутринациональной сфере, но при соблюдении некоторых различающихся условий, первостепенным из которых можно назвать соответствие Конституции страны <*>. В случае же с «самоисполнимыми» договорами нужно иметь в виду следующее: несмотря на то, что они воплощаются в правовой реальности без издания дополнительных внутригосударственных актов, суды все же опасаются их прямого использования из-за возможной несогласованности таковых с внутригосударственными нормативными правовыми правилами. Кроме того, у данных договорных отношений имеется и латентное предназначение — обойти в решении некоторых вопросов законодательную власть и произвести имплементацию положений заключенного исполнительными органами договора <**>. Наконец, правосознание судей в большинстве государств мира скорее тяготеет к национальным, чем к международным нормам, поэтому многие из них приемлют формулу, гласящую, что суд применяет непосредственно те юридические установки, которые были инкорпорированы в национальную правовую систему, а не само международное право <***>. ——————————— <*> См.: Хижняк В. С. Влияние дуалистической концепции соотношения международного и внутригосударственного права на реализацию международных обязательств России в области прав человека // Международно-правовые способы защиты прав человека. Сборник научных статей / Под ред. Н. А. Баринова, Т. М. Пряхиной. Саратов, 2003. Вып 3. С. 12 — 30. —————————————————————— КонсультантПлюс: примечание. Статья В. С. Хижняк «Взаимодействие национального права России и международного права» включена в информационный банк согласно публикации — «Современное право», 2002, N 7. —————————————————————— <**> См.: Хижняк В. С. Взаимодействие национального права России и международные права: конституционные основы. Саратов, 2002. С. 11. <***> См.: Лукашук И. И. Особенности применения и толкования судами норм международного права // Алексеева Л. Б., Жуйков В. М., Лукашук И. И. Международные нормы о правах человека и применение их судами Российской Федерации / Под ред. В. М. Жуйкова. М., 1996. С. 19.

Представляется, что взаимодействие международного и внутринационального права означает их тесную связь, но не поглощение одного другим. Действительно, международное право стандартизирует различные инструменты правового регулирования, но в связи с отсутствием единой надгосударственной процедуры принуждения, оно не может эффективно работать без внутринационального права. Но это не означает, что нормы международного права обладают абсолютным превосходством над внутригосударственными, или «трансформируются», тем самым, преобразуясь во внутригосударственные законы. Наоборот взаимодействие здесь нужно понимать как взаимную связь и взаимообусловленность вышеназванных норм, их согласованность. Как отмечается в специализированной литературе, затрагивающей вопросы международного права, соответствующие общепризнанные нормы могут как непосредственно реализовываться в сфере внутригосударственных отношений, о чем свидетельствуют «самоисполнимые» договоры, так и инициировать создание национальных правовых предписаний. Причем как отмечает О. И. Тиунов: «Войдя благодаря инкорпорации в систему… национального права, они не теряют международного качества, то есть остаются частью международного права» <*>, что вызывает необходимость учета их толкования, в том числе и Страсбургским Судом <**>. ——————————— <*> См.: Тиунов О. И. Международное гуманитарное право. М., 1999. М., С. 254. <**> См.: Лукашук И. И. Взаимодействие международного и внутригосударственного права в условиях глобализации // Журнал российского права. 2002. N 3. С. 120.

Отдавая себе в этом отчет, законодатель в развитие ст. 15 Конституции РФ принял Закон «О международных договорах Российской Федерации», в части 3 ст. 5 которого фактически воспроизводится традиционное деление международных договоров на «самоисполнимые» и «несамоисполнимые». В Законе специально отмечается, что положения официально опубликованных международных договоров РФ, не нуждающиеся в издании внутригосударственных актов для применения, действуют в РФ непосредственно, а для осуществления иных положений договоров принимаются надлежащие правовые акты. Одновременно согласно ст. 15 того же Закона процедура ратификации распространяется на международные договоры, исполнение которых требует изменения действующих или принятия новых федеральных законов; а также устанавливающие иные правила, чем предусмотренные законом; а равно предметом коих являются основные права и свободы человека и гражданина. Вместе с тем, в конце 90-х г. это не внесло какой-либо определенности в проблему того, каким образом суды РФ должны применять ч. 4 ст. 15 Конституции РФ и реализовывать с практической точки зрения общепризнанные принципы и международные договорные нормы, поэтому понадобилось разъяснение со стороны высших судебных органов страны. Верховный Суд РФ в Постановлении Пленума от 31 октября 1995 г. N 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» <*> применительно к судам повторил общеизвестный конституционный тезис следующего содержания: при рассмотрении гражданских дел надлежит исходить из того, что общепризнанные принципы и нормы международного права, закрепленные в международных пактах, конвенциях и иных документах (в частности, во Всеобщей декларации прав человека, Международном пакте о гражданских и политических правах, Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах) и международные договоры РФ являются составной частью ее правовой системы. При этом официально опубликованные «самоисполнимые договоры» действуют на территории РФ без издания внутригосударственных актов, а в иных случаях, наряду с международным договором РФ, следует использовать и внутригосударственный правовой акт, принятый для материализации положений указанного международного договора. Кроме того, суд не вправе применять нормы закона, регулирующего возникшие правоотношения, если вступившим в силу для РФ международным договором, решение о согласии на обязательность которого для РФ было принято в форме федерального закона, установлены иные правила, чем предусмотренные законом. ——————————— <*> См.: Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1996. N 2. С. 1.

Фактически последней фразой Верховный Суд РФ скорректировал понимание ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, так как в тексте Основного закона относительно применения международного договора нет каких-либо уточнений. В то же время в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ ничего не сказано о ст. 17 Основного закона, которая находится в системной связи с ч. 4 ст. 15, поэтому разъяснение не получило завершенного вида, на что указал ряд видных ученых в области международного права. Так И. И. Лукашук пишет: «Касаясь прав человека, Постановление обошло молчанием ст. 17 Конституции РФ, открывающую главу 2 «Права и свободы человека и гражданина» и определяющую особый статус международных норм о правах человека в правовой системе. Ссылка содержится лишь на ст. 18 Конституции РФ, выступающую дополнением к ст. 17, поскольку она определяет непосредственное действие норм, указанных в ст. 17″ <*>. ——————————— <*> См.: Лукашук И. И. Применение международного права судами // Алексеева Л. Б., Жуйков В. М., Лукашук И. И. Международные нормы о правах человека и применение их судами Российской Федерации / Под ред. В. М. Жуйкова. М., 1996. С. 12 — 13.

Не совсем ясная интерпретация конституционных положений, а также наличие пробелов в толковании и не позволили судам общей юрисдикции в собственной деятельности широко использовать общепризнанные принципы и нормы международного права, а также международные договоры, тем более что данные органы должны были самостоятельно определять наличие противоречий между федеральными законами и международными договорами, помня о главенстве последних <*>. Как правильно полагает В. М. Жуйков, к этому их обязывает ч. 4 ст. 15 Конституции РФ. Одновременно названный автор отмечает один небезынтересный аспект, заключающийся в следующем: в Основном законе страны «нет прямого указания о том, что законы, принимаемые в РФ, не должны противоречить международным договорам РФ, как это сделано по поводу отношений между законом и Конституцией (ч. 1 ст. 15 Конституции). Нет и в Конституции нормы, допускающей возможность запроса в Конституционный Суд РФ о соответствии федерального закона международному договору, поэтому Конституционный Суд РФ этот вопрос не решает» <**>. ——————————— <*> См.: Игнатенко Г. В., Тиунов О. И. Применение международно-правовых норм Верховным Судом Российской Федерации и судами общей юрисдикции // Международное право: Учебник для вузов / Под ред. Г. В. Игнатенко, О. И. Тиунова. М., 2004. С. 254 — 262. <**> См.: Жуйков В. М. Роль суда в защите прав человека и обеспечении прямого действия Конституции Российской Федерации // Алексеева Л. Б., Жуйков В. М., Лукашук И. И. Международные нормы о правах человека и применение их судами Российской Федерации / Под ред. В. М. Жуйкова. М., 1996. С. 59.

В связи с необходимостью принятия нового гражданского процессуального законодательства проблема применения судами общепризнанных принципов, норм международного права и международных договоров стала более интенсивно обсуждаться как в среде практиков, так и теоретиков, что отразилось в проектах Гражданского процессуального кодекса. К примеру, в пояснительной записке проекта, подготовленного Министерством юстиции РФ, подчеркивалось, что современный российский гражданский процесс не может далее игнорировать наличие многочисленных международных договорных связей <*>. В результате чего в проекте возникли статьи, регулирующие порядок употребления судами международных договорных норм, направленных на правильное разрешение гражданских дел, и в ходе рассмотрения таковых. Однако поскольку принятие гражданского процессуального законодательства по объективным причинам затягивалось, в частности оно тесно соотносилось с разработкой проектов законов «О судебной системе Российской Федерации», «О Верховном Суде Российской Федерации» и прочими, законодатель пошел по пути дополнений и изменений ГПК РСФСР. ——————————— <*> См.: Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации (проект). М., 1995. С. 9.

Федеральным законом от 7 августа 2000 г. «О внесении изменений и дополнений в Гражданский процессуальный кодекс РСФСР» <*> ст. 1 и ст. 10 были модифицированы. В них появилась директива о необходимости учета международных правовых положений, которую суды, как правило вышестоящие, начали использовать на практике <**>. ——————————— <*> См.: Собрание законодательства Российской Федерации от 14 августа 2000 г. N 33. Ст. 3346. <**> См.: Жуйков В. ГПК РФ и другие источники гражданского процессуального права // Российская юстиция. 2003. N 4. С. 10 — 14.

Первые итоги деятельности судов в отношении реализации международных правовых стандартов в отечественной правоприменительной практике были подведены на Всероссийском совещании, которое состоялось в конце 2002 г. В дальнейшем они оказались незабытыми и при принятии Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. N 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» <*>. ——————————— <*> См.: Бюллетень Верховного Суда РФ. 2003. N 12. С. 1 — 3.

На данном совещании высшими должностными лицами государства отмечалось, что в начале XXI в. отечественные суды пока еще редко в собственной дея тельности допускают использование норм международного права и прецедентов. По мнению Д. Медведева, это происходит из-за того, что органы государственной власти как федерального, так и регионального уровня так и не сформулировали свое окончательное отношение по порядку применения этих правовых институтов. С этим согласился М. Баглай, указавший, что основные трудности в судебном функционировании возникают вследствие отсутствия единообразного понимания юридической природы общепризнанных принципов и норм международного права. Поэтому суды должны быть готовы к переосмыслению российской доктрины международного и конституционного права. Пока же нератифицированные конвенции не могут служить фундаментом принятия судебных решений, но ссылки на них для обоснования правоприменительных актов вполне допустимы. В. Лебедев заключил, что, несмотря на все существующие сложности и объективные препятствия, Верховный Суд РФ по одному из уголовных дел уже в 1991 г. впервые непосредственно сослался на предписания, содержащиеся в Международном пакте о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г. По гражданским же коллизиям наблюдается увеличение числа случаев обращения к наднациональному правовому регулированию по делам о защите трудовых, избирательных прав граждан; интересов беженцев; об усыновлении детей. Наряду с этим суды общей юрисдикции стали учитывать и прецедентную практику Европейского Суда по правам человека <*>. ——————————— <*> См.: Международные правовые стандарты в российской правоприменительной практике // Российская юстиция. 2003. N 3. С. 5 — 6. (обзор к печати подготовлен Бобровой В.).

По итогам Всероссийского совещания были выработаны рекомендации, которые бы способствовали процессу сближения международного и внутригосударственного права <*>. ——————————— <*> См.: Рекомендации о применении общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров // Российская юстиция. 2003. N 3. С. 6 — 8.

В новом ГПК РФ воспроизведены дифференцированные правовые конструкции, апробированные еще в 2000 г. Теперь ч. 2 ст. 1 ГПК РФ гласит, что если международным договором РФ установлены иные правила гражданского судопроизводства, чем те, которые предусмотрены законом, применяются правила международного договора. Разрешать же гражданские дела, руководствуясь ч. 1 ст. 11 ГПК РФ, суд обязан на основании Конституции РФ, международных договоров РФ, федеральных конституционных и федеральных законов, а равно иных внутригосударственных актов. Любопытно, что в обеих нормах отсутствуют такие терминологические обороты, как «общепризнанные принципы» и «нормы международного права», речь идет лишь о «международных договорах», хотя в ч. 2 ст. 10 ГПК РСФСР говорилось обо всех фундаментальных юридических категориях. Все это можно отнести к недостаткам содержания, по крайней мере, ст. 11 ГПК РФ, которая в перечне нормативных правовых актов в первую очередь называет Конституцию РФ и только затем международные договоры с участием РФ. С целью уяснения содержания указанных статей было принято Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. N 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации». Постановление разъяснило, что под общепризнанными принципами международного права следует подразумевать основополагающие императивные нормы международного права, принимаемые и признаваемые международным сообществом государств, отклонение от которых недопустимо. Под общепризнанной нормой международного права — правило поведения, принимаемое и признаваемое этим сообществом в качестве юридически обязательного. В свою очередь международный договор РФ — это международное соглашение, заключенное РФ с иностранным государством (или государствами) либо с международной организацией в письменной форме и регулируемое международным правом независимо от того, содержится такое соглашение в одном документе или в нескольких, связанных между собой документах, а также независимо от его конкретного наименования. Что особенно важно, в Постановлении приводятся признаки, с помощью которых суды могут распознавать, подлежит ли международный договор прямому использованию при рассмотрении гражданского дела. Непосредственно применяются те из них, которые были: — официально опубликованы; — вступили в законную силу и стали обязательными для РФ, причем их положения не нуждаются в издании внутригосударственных актов; — способны порождать права и обязанности для субъектов национального права <*>. ——————————— <*> См.: Если тщательно проанализировать п. 3 Постановления Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. N 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации», то нельзя не обратить внимание на то, что такое толкование сходно с тем, которое было дано Федеральным конституционным судом ФРГ в отношении ст. 25 Конституции. Однако нельзя не усмотреть и существенной разницы — немецкие судьи сделали оговорку о том, что именно нормы общего международного права обладают приоритетом перед федеральным национальным правом, за исключением конституционного, российские судьи об этом обстоятельстве умолчали.

Между тем, судам нужно иметь в виду, что международный договор применяется, при условии выражения РФ согласия на его обязательность путем подписания; обмена документами, его образующими; либо ратификации. Если же указанным договором устанавливаются иные правила, чем национальным федеральным законом, то согласие должно быть сформулировано в форме надлежащего нормативного правового акта. К признакам, свидетельствующим о невозможности непосредственного применения положений международного договора РФ, относятся, в частности, содержащиеся в договоре сведения об обязательствах государств-участников по внесению изменений во внутреннее законодательство этих государств. Наконец в п. 8 Постановления дано пояснение о том, каким образом суды общей юрисдикции должны расставлять акценты между разнородными юридическими предписаниями. Так, правила действующего международного договора РФ, согласие на обязательность которого не было принято в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении только подзаконных нормативных актов, изданных органом государственной власти, заключившим договор. В случае же принятия подобающего федерального закона приоритетом обладают нормы международного права по сравнению с законами РФ. Другими словами, в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ не нашла поддержку монистическая концепция поглощения международным правом внутригосударственного и стирания между ними объективных границ в обстановке происходящей глобализации <*>, коль скоро «самоисполнимые» договоры в той или иной мере все равно санкционируются государством. Как справедливо замечает И. И. Лукашук, о непосредственном действии положений международного права можно рассуждать достаточно условно, «если оно осуществляется с санкции государства в качестве составной части его правовой системы. На самом деле внутригосударственная правовая система воспринимает не международное право как особую систему, а лишь содержание его норм» <**>. ——————————— <*> См.: Марочкин С. Ю. Соотношение юридической силы норм международного и внутригосударственного права в правовой системе Российской Федерации // Российский журнал международного права. 1997. N 2. С. 10 — 15. <**> См.: Лукашук И. И. Взаимодействие международного и внутригосударственного права в условиях глобализации // Журнал российского права. 2002. N 3. С. 116.

Между тем названное Постановление далеко и от идеи «трансформации», то есть того, что международный договор в результате его утверждения, ратификации либо простого опубликования переходит из одного юридического состояния в другое, превращается во внутринациональный нормативный правовой акт и «поглощается» им, переставая быть источником права <*>. Об этом свидетельствует п. 2 Постановления, корреспондирующий ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, а также Закону «О международных договорах Российской Федерации», указывающий, что международные договоры РФ наряду с общепризнанными принципами и нормами международного права являются составной частью ее правовой системы. ——————————— <*> См.: Игнатенко Г. В. Международное право и внутригосударственное право // Международное право: Учебник для вузов / Под ред. Г. В. Игнатенко, О. И. Тиунова. М., 2004. С. 142 — 143.

Толкование, данное Верховным Судом РФ, двойственно по своей природе и, видимо, испытало значительное влияние дуалистических воззрений о соотношении международного и внутринационального права. Действительно, всецело признается, что положения международного права постепенно внедряются в правовую систему РФ, и внутригосударственный нормативный механизм уже не может обходиться без них. В связи с чем существует два больших блока национальных и инкорпорированных норм, но имплементация, то есть правовая деятельность по воплощению в жизнь международных обязательств, происходит при соблюдении отдельных условий, которым и должны следовать органы, входящие в судебную систему РФ. Нормы любого из этих блоков можно успешно непосредственно применять, а при их несоответствии примат имеют правовые установки международных договоров, согласие на осуществление которых было выражено в форме федерального закона, если эта оговорка не соблюдена, то приоритет распространяется только на подзаконные нормативные правовые акты. Таким образом, по сути можно выделить три способа материализации норм международного права на российском внутринациональном уровне, в том числе и в судебной правоприменительной практике: — самостоятельное применение норм международного права, но не вне сферы взаимодействия с национальными директивными предписаниями, коль скоро наблюдается государственное санкционирование таковых; — совместное использование норм обоих правовых комплексов, в ходе которого происходит их взаимодополнение; — приоритетное употребление международных норм вместо национальных, если они не согласуются друг с другом. В каждом конкретном случае суд должен выбрать надлежащий способ и реализовать норму международного права. При этом, как известно, подобная реализация невозможна без уяснения содержания юридических норм. Другими словами, она сопровождается толкованием, интеллектуально-волевой деятельностью по установлению подлинной сути правового предписания <*>. Толкуя же норму международного права, судья, кроме всего прочего, обязан учитывать как буквальный текст нормативного акта, так и интерпретацию такового международными судебными учреждениями, воспринимая его через призму системности всей международной правовой среды. ——————————— <*> См.: Шабуров А. С. Толкование норм права // Теория государства и права: Учебник для вузов / Под ред. В. М. Корельского, В. Д. Перевалова. М., 1998. С. 358 — 359.

Одновременно нужно обращать внимание на существующие различия в правовой культуре и правосознании субъектов правоотношений. Нельзя думать, что интернационализация национального права означает отрицание собственных юридических традиций и обыкновений. Напротив, как показывает опыт других стран, судьи при толковании международных конструкций почти всегда учитывают, насколько тот или иной внешний элемент правового регулирования чужероден для монолитного юридического организма. Как пишет К. Кноп: «Внутригосударственное толкование международного права не является всюду одинаковым… мы имеем дело не с чем-то целиком международным, не целиком национальным, а с гибридом, выражающим отношения между ними» <*>. ——————————— <*> См.: Knop K. Here and There: International Law in Domestic Courts // New York University Journal of International Law and Politics. 2000. N 2. Р. 506.

Для российского судейского корпуса такая характеристика должна стать со временем привычной, не нужно ставить перед собой задачу полной гомогенизации национального права. Рациональное зерно здесь заключается в том, чтобы при толковании не происходило принципиальных непреодолимых разногласий международных и внутригосударственных норм, подмены их смысла. В то же время столь же опасно переоценивать роль внутренних правовых институтов при разъяснении существа международных документов, так как этим может быть нивелировано их особое предназначение. Как указал Верховный Суд РФ в своем Постановлении от 10 октября 2003 г. N 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» из содержания ст. 330, а также ст. 362 — 364 ГПК РФ прямо вытекает, что неправильное применение судом общепризнанных принципов и норм международного права, международных договоров РФ может являться основанием к отмене или изменению судебного акта. В свою очередь неверное применение нормы международного права может иметь место в случаях, когда судом не была применена норма международного права, подлежащая применению, или, напротив, суд использовал норму, которая не подлежала применению, либо когда судом было дано неправильное толкование определенного правила поведения, принимаемого и признаваемого сообществом государств как юридически обязательного. В случае возникновения затруднений при толковании общепризнанных принципов и норм международного права, международных договоров РФ судам рекомендуется анализировать акты и решения международных организаций, в том числе органов ООН и ее специализированных учреждений, а также обращаться в Правовой департамент Министерства иностранных дел РФ, в Министерство юстиции РФ. Сказанное означает, что российские суды, применяя, например, нормы Конвенции о защите прав человека и основных свобод, не могут обойти своим вниманием практику Европейского Суда по правам человека во избежание ложного толкования ее норм, ведь РФ ратифицировала Конвенцию и всецело признает юрисдикцию Страсбургского суда. Вследствие чего на общетеоретическом и практическом уровнях особо важным представляется анализ положений Конвенции, а равно корреспондирующих ей решений названного Суда, относящихся к области гражданского судопроизводства, поскольку это позволит установить, насколько деятельность отечественных судов отвечает общеевропейским цивилистическим процессуальным образцам. Вместе с тем, такое исследование может быть отчасти бессмысленным, если не решить одну из самых острых проблем, связанную с тем, подлежат ли примирению международные правовые положения, если они идут вразрез с Конституцией РФ. Итак, как уже отмечалось выше, в означенном Постановлении Пленума Верховного Суда РФ в ходе трактовки ч. 2 ст. 1 ГПК РФ ясно указано, что при рассмотрении гражданских дел, если международным договором РФ установлены иные правила судопроизводства, чем гражданским процессуальным законом РФ, то подлежат использованию международные договоры, обладающие прямым и непосредственным действием в правовой системе РФ. Отсутствие упоминаний касательно общепризнанных принципов и норм международного права вполне понятно, так как в ч. 2 ст. 1 ГПК РФ о них также речь не идет. Причем правила действующего международного договора РФ, согласие на обязательность которого было принято в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении законов Российской Федерации. Изучая надлежащий пункт Постановления, нужно специально подчеркнуть, что в нем говорится именно о приоритете перед «законами Российской Федерации», и не задействуется такая терминология, как «федеральные конституционные законы» или «Конституция РФ». Знаменательно, что и отдельные представители Верховного Суда РФ также не употребляют в собственных суждениях сходные юридические категории. В. М. Жуйков указывает, что «международные договоры имеют более высокую юридическую ценность, чем федеральные законы, в связи с чем суды не вправе применять эти законы, если они противоречат международным договорам» <*>. ——————————— <*> См.: Жуйков В. ГПК РФ и другие источники гражданского процессуального права // Российская юстиция. 2003. N 4. С. 13.

Представляется, что это следует понимать так: по сути противоречий между международными и внутригосударственными конституционными документами быть не должно, тем более что сама Конституция РФ разрабатывалась в лучших правовых традициях и является не чем иным, как кладовой «неявных» знаний, что предполагает гибкость ее интерпретации. К числу таких знаний относятся и международные юридические стандарты, которые РФ признала для себя обязательными <*>. ——————————— <*> См.: Пряхина Т. М. Международные стандарты прав человека и принцип конституционности // Международно-правовые способы защиты прав человека. Сборник научных статей / Под ред. Н. А. Баринова, Т. М. Пряхиной. Саратов, 2003. Вып. 3. С. 41 — 41.

Между тем исключить появление такого рода разногласий полностью нельзя, тем более, как показывает судебная практика иностранных государств, споры о конституционности международных соглашений возникают сравнительно часто <*>. К сожалению, в отличие от Конституций некоторых европейских государств, в частности Нидерландов, Основной закон РФ не содержит процедуру устранения разбалансированности международного и национального законодательства. Выходит, что в РФ ни одно правило международного договора не может быть реализовано в российских внутринациональных отношениях, если оно не согласуется с федеральными конституционными законами и, собственно, Конституцией РФ. Так ли это? ——————————— <*> См.: Рекомендации о применении общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров // Российская юстиция. 2003. N 3. С. 6 — 8.

Некоторые авторы придерживаются точки зрения о том, что международные правовые нормы судопроизводственного значения в иерархии норм занимают высшее положение, несмотря на их несоответствие Конституции РФ. Так, Б. Л. Зимненко, ссылаясь на тезис о том, что никакая страна не может опираться на положения своего внутреннего законодательства в целях оправдания невыполнения ею договора, делает вывод о том, что если международные нормы стали обязательными для РФ, то государство обязано соблюдать их том числе и в области судопроизводства, даже при противоречии Конституции РФ <*>. ——————————— <*> См.: Зимненко Б. Международное право в судебной практике России: конституционное правосудие // Российская юстиция. 2003. N 9. С. 6.

С этим не согласен Г. А. Жилин. Комментируя ст. 1 ГПК РФ, он пишет, что посыл о приоритете международного договора по отношению к внутреннему гражданскому процессуальному законодательству весьма важен, так как конкретизирует ч. 4 ст. 15 Конституции РФ и позволяет воплотить в реальности унифицированный юридический инструментарий, описанный, в частности, в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Но «международные договоры РФ не должны заключаться и ратифицироваться, если они противоречат Конституции РФ… Если это все же произошло, применению подлежат не нормы международного договора, а конституционные положения, поскольку в правовой системе страны, составной частью которой являются международные нормы, Конституция РФ имеет высшую юридическую силу» <*>. ——————————— <*> См.: Жилин Г. А. Комментарий к гл. 1 ГПК РФ // Комментарий к Гражданскому процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный) / Под ред. Г. А. Жилина. М., 2003. С. 10 — 11.

Правда, не совсем понятно, какие национальные органы должны определять, что действующий международный договор не подлежал заключению и последующей ратификации, по причине его несогласия с Конституцией РФ, видимо суды общей юрисдикции в ходе рассмотрения конкретного спора. С практической точки зрения это сделать представляется затруднительным, ведь тем самым суд оценивает всю многосложную процедуру, сопряженную с принятием решения Президентом РФ или Правительством РФ о подписании международного договора и внесением его на рассмотрение обеих палат Федерального Собрания РФ совместно с проектом закона о ратификации <*>. ——————————— <*> См.: Туманов В. А. Комментарий к ст. 106 Конституции РФ // Конституция Российской Федерации: Научно-практический комментарий / Под ред. Б. Н. Топорнина. М., 1997. С. 553.

Неординарный взгляд на проблему имеет Т. Н. Нешатаева, которая предлагает изменить саму методологию исследования. По ее мнению, все теоретические точки зрения рациональны, но каждая из них отражает лишь тот или иной аспект, и поэтому проблематика не получает своего комплексного решения освещения. В этой связи Т. Н. Нешатаева полагает, что рассуждать о юридическом примате можно только в том случае, если сопоставлять нормы одного уровня, например, сравнивая принципы международного и национального права. В таком контексте становится понятным, что общепризнанные принципы международного права как нормы jus cogens (императивные нормы) обладают верховенством над всеми внутригосударственными, независимо от документа, в котором они закреплены. Наряду с этим нормы международного договора и национального законодательства взаимодействуют несколько по-иному, руководствуясь правилом pacta sunt servanda (договоры должны соблюдаться), РФ обязана обеспечить выполнение отдельного международного обязательства. При этом не обязательно возникают какие-либо расхождения, ведь международный договор и национальный закон регулируют отношения сходным образом. Следовательно, суд, вынося решение по делу, вправе одновременно сослаться на оба нормативных правовых акта, правильно толкуя их и соблюдая очередность применения <*>. ——————————— <*> См.: Нешатаева Т. Н. Международный гражданский процесс. М., 2001. С. 30 — 34.

Дифференцированный методологический подход, предложенный Т. Н. Нешатаевой, представляется весьма удачным, уже исходя из потребностей правоприменительной судебной практики, так как позволяет органам правосудия наиболее эффективно использовать в собственной деятельности инструментарий международного механизма правового регулирования. Действительно, основополагающие императивные нормы международного права, будучи неукоснительными правилами поведения государств и иных субъектов, сопряженные с принудительными мерами, рассчитаны на неоднократное единообразное применение. Государственные образования самостоятельно их создают и согласовывают в процессе реализации, причем предварительно учитываются самые разновекторные интересы и нужды с тем, чтобы jus cogens не были бессодержательным явлением. Нельзя сказать, что вся эта процедура проста, напротив, она связана с уступками, компромиссами, а также частичным отказом от внутренней юридической регламентации, без чего невозможна гомогенизация правовой среды, что образует ее устойчивость и благоприятствует появлению opinio juris (обязательных правил поведение), отступление от которых делает их бессмысленными. Поэтому общепризнанные принципы международного права приоритетны перед принципами Конституции РФ, что распространяется и на гражданское судопроизводство. Как справедливо отмечает И. И. Лукашук, беря во внимание ст. 17 Конституции РФ: «Они применяются непосредственно и наряду с Конституцией обладают высшей юридической силой» <*>. ——————————— <*> См.: Лукашук И. И. Применение норм международного права в свете федерального закона в международных договорах России // Российский юридический журнал. 1996. N 4. С. 47.

В то же время нельзя забывать о том, что общепризнанные принципы международного права имеют обычное происхождение, поэтому не существует их четко установленного перечня или свода <*>. Словесное выражение они приобретают в конкретных правоприменительных актах, но могут и перейти в договорную плоскость в результате кодификации. Если не все участники обычной нормы присоединились к кодифицированному договору, то одна и та же норма может быть для одних стран обычной, а для других — договорной, о чем свидетельствует, например, Венская конвенция о праве международных договоров 1969 г. <**>. ——————————— <*> См.: Международное морское, воздушное и космическое право: общее и особенное / Под ред. А. П. Мовчан, Е. П. Каменецкой. М., 1992. С. 12. <**> См.: Суворова В. Я. Нормы международного права // Международное право: Учебник для вузов / Под ред. Г. В. Игнатенко, О. И. Тиунова. М., 2004. С. 96 — 97.

Международный договор как соглашение, заключенное государством или организацией в письменной форме, может именоваться по-разному («договор», «протокол», «устав», «конвенция»), но от этого его сущность не меняется. Договорные нормы наделяются одинаковой юридической силой, если находящееся в их основе соглашение выказывает равноценную заинтересованность субъектов к чему-либо, осознающих, что одновременно наличествуют и национальные правовые предписания. Другими словами, если возникает коллизия нормативных установок, то допустимо первоочередное применение договорных норм как специальных, то есть употребляется правило lex specialis (специального закона) <*>, которое и закреплено в ч. 2 ст. 1 ГПК РФ. Однако нужно не упускать из вида особый статус Конституции РФ, которая хотя и не определяет достаточным образом место договорных норм в правовой системе РФ, тем не менее, дополняется ст. 22 Закона «О международных договорах Российской Федерации». В данной норме четко сказано, что если международный договор содержит положения, требующие изменения отдельных статей Конституции РФ, но не федеральных конституционных законов, то решение о согласии на его обязательность для РФ возможно в форме федерального закона только после внесения надлежащих поправок в текст Основного закона. ——————————— <*> См.: Лукашук И. И. Нормы международного права в правовой системе России. М., 1997. С. 43.

Все это делает ч. 4 ст. 15 Конституции РФ близкой по смыслу к ст. 8 и ст. 9 Конституций Республики Беларусь и Украины соответственно. Очевидно, что в этом случае правомерен следующий вывод: в коллизионных ситуациях договорные нормы применяются в первую очередь по отношению к норме любого федерального закона, за исключением Конституции РФ. При отсутствии противоречий между признаваемыми РФ положениями международного договора и национальными законодательными актами они используются совместно. Такой подход является доминирующим в современной российской юридической литературе, и судам целесообразно его придерживаться, тем более он полностью корреспондирует закону, а равно выражен в «Рекомендациях о применении общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров» <*>. ——————————— <*> См.: Даниленко Г. М. Путь в царство права и справедливости // Московский журнал международного права. 1997. N 1. С. 82 — 90; Нешатаева Т. Н. Международный гражданский процесс. М., 2001. С. 34. Рекомендации о применении общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров // Российская юстиция. 2003. N 3. С. 6 — 8.

——————————————————————