К вопросу о секретном приложении к польско-германской декларации от 26 января 1934 года

(Морозов С. В.) («Юрист-международник», 2004, N 4; 2005, N 1)

К ВОПРОСУ О СЕКРЕТНОМ ПРИЛОЖЕНИИ К ПОЛЬСКО-ГЕРМАНСКОЙ ДЕКЛАРАЦИИ ОТ 26 ЯНВАРЯ 1934 ГОДА

/»Юрист-международник», 2004, N 4/

С. В. МОРОЗОВ

С. В. Морозов, докторант Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова.

Светлые страницы прошлого искренне радуют душу историка. Перелистывать их намного приятнее, чем открывать эпизоды, связанные с моментами закулисной стороны политической истории тех или иных стран. Но порой возникает ситуация, когда в распоряжение исследователя попадает документ из прошлого, прокомментировать который является его профессиональной обязанностью, даже, если тот может иметь отношение к отнюдь не светлым, малоизвестным сторонам истории европейского прошлого. Историк тогда оказывается в положении врача, которому необходимо поставить диагноз пациенту, невзирая на личные симпатии или антипатии, — это его работа. Одновременно следует учитывать публичный характер поставленного диагноза, поскольку о нем узнают многие. Исследователю в подобном случае предпочтительнее проявлять предельную осторожность и корректность в формулировках — с прошлым связаны все мы, и оно, как известно, во многом может предопределить многие события будущего. В то же время, не установив с достаточной точностью значимые моменты нашего прошлого, мы не можем говорить о том, что по-настоящему знаем самих себя и, что не менее важно, наших соседей. Одним из таких моментов принято рассматривать, в частности, секретные статьи пакта Молотов-Риббентроп от 23 августа 1939 г., которые, по сути, предусматривали четвертый раздел Польши. Советская историческая наука длительное время категорически отрицала их существование, несмотря на то что сведения о названных статьях нередко упоминались в публикациях зарубежных историков. Лишь в середине 90-х гг. XX века российское руководство проявило политическую смелость и предъявило их широкой общественности. Представители отечественной и зарубежной (в том числе польской) исторической науки с удовлетворением тогда восприняли данный шаг. Все понимали, что сделать это было необходимо как для продвижения вперед науки, так и для морального здоровья российской и польской наций. От первых упоминаний об этом документе до момента его обнародования прошли, наверное, несколько десятилетий. Исторические документы, которые оказались в распоряжении российских исследователей в последние годы, свидетельствуют, что, похоже, близится еще один момент, несущий в себе элементы морального оздоровления для российского и польского народов. И это вовсе не пустые слова, поскольку информация, предлагаемая вниманию коллег-исследователей и широкой общественности, может свидетельствовать о том, что секретные статьи пакта Молотов-Риббентроп были своеобразным ответом Москвы на заключенный пятью годами ранее секретный пакт — Пилсудский-Гитлер, за которым стояли реакционные западные круги, предусматривавший раздел Советского Союза при содействии еще одного участника. Однако, пожалуй, не следует торопиться с выводами. Необходимо ознакомиться с документально-фактологической основой настоящей публикации. 26 января 1934 г. польский посланник Юзеф Липский и министр иностранных дел Германии Константин фон Нейрат подписали в Берлине Декларацию о мирном разрешении споров и неприменении силы между Польшей и Германией <*>. В ней заявлялось, что оба правительства намерены договариваться непосредственно по различным проблемам, касающимся двусторонних отношений. Срок ее действия был определен в 10 лет. Форма декларации (а не договора) была применена по настоянию германской стороны, что позволило Берлину избежать принятой в пактах о ненападении констатации того, какие договоры служат международно-правовой основой взаимоотношений ее участников. Другими словами, Германия уклонилась от предоставления гарантий польско-германской границы <**>. Отказ от применения силы в отношении друг друга, не дополненный гарантиями неизменности границ, допускал возможность ее применения для пересмотра территориального статус-кво третьих государств. Декларация имела и некоторую особенность. В отличие от советско-польского пакта о ненападении от 25 июля 1932 г., а также от принятой дипломатической практики, польско-германская декларация не содержала в себе статьи, в которой бы шла речь о прекращении действия декларации в случае вступления одной из сторон в вооруженный конфликт с третьей страной, что при определенных условиях могло придать ей характер наступательного союза <***>. ——————————— <*> Сборник документов по международной политике и по международному праву. М., 1936. Вып. X. С. 41 — 42. <**> Diariusz i teki Jana Szembeka. Т. I. Londyn, 1964. S. 106 — 108. <***> Фомин В. Т. Агрессия фашистской Германии в Европе (1933 — 1939). М., 1963.

Особенный характер польско-германской декларации от 26 января 1934 г. был отмечен многими политическими обозревателями и дипломатами. В частности, польский дипломат Эльмер, отправленный в отставку режимом Пилсудского, в феврале 1934 г. пришел к выводу, что этот документ является не пактом о ненападении, а пактом соглашения <*>. ——————————— <*> Научный архив Института российской истории РАН. Ф. 22. Оп. 1. 1934. Д-19, 1-а.

Нередко заключение наступательных союзов, в том числе и скрытых, сопровождается подписанием тайных статей, приложений, протоколов и договоров. Поэтому не случайно вскоре после заключения польско-германской декларации среди дипломатов, политиков и журналистов стала курсировать информация о существовании секретных статей, а также о тайных намерениях Берлина и Варшавы напасть в скором времени на Советский Союз. Французская газета «Эхо де Пари» высказывалась весьма определенно, уверенно заявляя о «секретном польско-германском соглашении» <*>. Газета «Попюлер» 8 февраля 1934 г. в статье «Пилсудский и Гитлер» писала: «Самым существенным вопросом является следующий: какой ценой Пилсудский и его банда заключили соглашение с Гитлером? Оставит ли Польша Германии свободу действий в австрийском вопросе? Примет ли она взамен этого «техническое» сотрудничество Германии для действий на Украине, о которой она мечтает уже давно?» <**>. ——————————— <*> Климовский Д. С. Германия и Польша в локарнской системе европейских отношений. Из истории зарождения Второй мировой войны. Минск, 1975. С. 257. <**> Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 027. Оп. 29. Пор. 21. Пап. 309. С. 18 — 19.

Польские официальные лица решительно отрицали существование подобных планов. Например, министр иностранных дел Польши Юзеф Бек в беседе с британским послом в Варшаве Вильямом Эрскиным, состоявшейся через несколько дней после подписания декларации Липский-Нейрат, заявил, что в течение всех переговоров с Германией вопросы, касающиеся третьих стран, не затрагивались <*>. Находясь в Москве в феврале 1934 г. и беседуя с главой НКИД СССР М. М. Литвиновым, польский министр в связи с отсутствием статьи о прекращении действия соглашения в случае агрессии Германии в шутливой форме заметил, что ему приписывают секретное соглашение с Берлином, но при этом не попытался опровергнуть эти утверждения <**>. ——————————— <*> В. Эрскин — Д. Саймону. Варшава, 30.01.1934. Documents on British Foreign Policy. 2 ser. Vol. VI. P. 359. <**> Литвинов, смеясь, как бы в шутку заметил, что Польша заключила с СССР пакт на три года, а с Германией — на 10 лет, что вызвало легкое смущение Бека, заметившего, что это можно исправить. См.: Документы внешней политики СССР. Т. XVII. С. 134.

Вскоре в газетных сообщениях на данную тему появился новый момент. 16 марта 1934 г. лондонское агентство «Уик» сообщило о существующей договоренности между Польшей и Германией напасть на Советский Союз, причем уже совместно с Японией <*>. Публикации на эту тему продолжали появляться в европейской прессе все последующие месяцы. В частности, секретарь польского посольства в Лондоне Л. Орловский информировал в августе 1934 г. варшавский МИД, что различные британские издания начиная с февраля пишут о польско-германских намерениях напасть на СССР совместно с Японией. Он сообщал, что 22 августа еженедельник «Уик» и 25 августа 1934 г. издание «Нью стэйтсмен энд нэйшн» писали о готовящемся нападении Японии на российский Дальний Восток, а Германии с Польшей на ее европейскую часть. Германии, якобы, предстояло захватить Ленинград, а затем двигаться на Москву. Перед Польшей ставилась задача нанести удар в двух направлениях — на Москву и на Украину <**>. ——————————— <*> Научный архив Института российской истории РАН. Ф. 22. Оп. 1. 1934. Д. 3 — 1. <**> Л. Орловский — Ю. Беку. Лондон, 31.08.1934. Архив внешней политики Российской Империи. Ф. 15. Оп. 1. Д. 78. К. 78 — 79.

К концу 1934 г. о японских намерениях напасть на СССР западные дипломаты говорили уже довольно часто. 10 декабря 1934 г. американский посол в Берлине Вильям Додд в беседе с британским послом сэром Эриком Фиппсом, в частности, делился сведениями о том, что Япония собирается в апреле — мае 1935 г. напасть на Владивосток. Британский дипломат не был склонен всерьез рассматривать готовность Японии начать агрессивные действия и косвенно заметил, что Англия признала японские притязания на Маньчжурию <*>. В январе 1935 г. в официальных и неофициальных кругах Варшавы разговоры о грядущей войне стали столь интенсивными, что даже обеспокоили чехословацкого посланника Вацлава Гирсу. Он рассматривал угрозу войны через призму польско-чехословацких отношений. В донесении от 22 января 1935 г. он сообщал, что в соответствии с доминирующими взглядами в польских официальных кругах вооруженный конфликт между Польшей и Чехословакией неизбежен. Многие считали в Варшаве, что Польша должна предпринять этот решительный шаг и вооруженным путем захватить Тешинскую Силезию, Ораву и Спиш, для чего будет достаточно сил одной дивизии <**>. ——————————— <*> 21 декабря В. Додд записал в свой дневник, что Нейрат накануне заявил, что в случае вторжения Японии в Россию там неизбежно начнется хаос. См.: Дневник посла Додда. 1933 — 1938. М., 1961. С. 108 — 109. <**> Kozecski J. Czechosiowacja w polskiej polityce zagranicznej w latach 1932 — 1938. Poznac, 1964. S. 156 — 157; Внешняя политика Чехословакии 1918 — 1939. М., 1959. С. 371.

Советская пресса, традиционно уделявшая значительное внимание международной тематике, в 1934 г. также много писала о польско-германском сближении <*>, но публикация, представляющая наибольший интерес для нашей темы, появилась накануне подписания советско-французского договора о взаимопомощи от 2 мая 1935 г. В субботу, 20 апреля, на первой полосе центральных советских газет («Правда» и «Известия») был перепечатан из провинциальной французской газеты «Бурбоннэ репюбликен» за 18 апреля 1935 г. текст секретного польско-германского договора, заключенного 25 февраля 1934 года, то есть сразу же после ратификации декларации Липский — Нейрат. Текст указанного договора был предоставлен названной газете депутатом и бывшим министром Ламуре. Текст гласил: ——————————— <*> Например, в мае 1934 г. «Известия» поместили статью, посвященную внешней политике Польши, вернее тому, какой она представлялась политическому обозревателю немецкого журнала «Ринг». Немецкий автор в провокационной манере утверждал, что Польше не пристало плестись в хвосте внешнеполитических интересов Франции // Известия. 1934. 27 мая.

«1. Высокие договаривающиеся стороны обязуются договариваться по всем вопросам, могущим повлечь для той и другой стороны международные обязательства, и проводить постоянную политику действенного сотрудничества. 2. Польша в ее внешних отношениях обязуется не принимать никаких решений без согласования с германским правительством, а также соблюдать при всех обстоятельствах интересы этого правительства. 3. В случае возникновения международных событий, угрожающих статус-кво, высокие договаривающиеся стороны обязуются снестись друг с другом, чтобы договориться о мерах, которые они сочтут полезным предпринять. 4. Высокие договаривающиеся стороны обязуются объединить их военные, экономические и финансовые силы, чтобы отразить всякое неспровоцированное нападение и оказывать поддержку в случае, если одна из сторон подвергнется нападению. 5. Польское правительство обязуется обеспечить свободное прохождение германских войск по своей территории в случае, если эти войска будут призваны отразить провокацию с востока или с северо-востока. 6. Германское правительство обязуется гарантировать всеми средствами, которыми оно располагает, ненарушимость польских границ против всякой агрессии. 7. Высокие договаривающиеся стороны обязуются принять все меры экономического характера, могущие представить общие и частные интересы и способные усилить эффективность их общих оборонительных средств. 8. Настоящий договор останется в силе в продолжение двух лет, считая со дня обмена ратификационными документами. Он будет рассматриваться как возобновленный на такой же срок в случае, если ни одно из двух правительств не денонсирует его с предупреждением за 6 месяцев до истечения этого периода. Вследствие этого каждое правительство будет иметь право денонсировать его посредством заявления, предшествующего за 6 месяцев истечению полного периода двух лет» <*>. ——————————— <*> Правда. 1935. 20 апр.; Известия. 1935. 20 апр.

Упоминания об этом документе в историографии крайне немногочисленны. Насколько известно, польские исследователи обходят его молчанием. В качестве исключения, подтверждающего данный пробел, можно упомянуть статью в варшавской «Политике», опубликованную во второй половине 60-х гг. прошлого столетия, однако в ней указанный документ фигурировал в качестве звена некоей интриги Парижа, направленной на то, чтобы ослабить позиции Бека <*>. Даже такой серьезный ученый, как М. Войчеховский, опубликовавший в 1965 г. работу «Польско-германские отношения 1933 — 1939» <**>, обошел своим вниманием эту публикацию в советской прессе. В отечественной историографии на него мимоходом указала в своей монографии «Советско-польские отношения 1931 — 1935» И. В. Михутина <***>, воздержавшись при этом от комментариев. Другие упоминания об этом документе нам не известны. ——————————— <*> Beck i Francja // Polityka (Warszawa). 1968. 6 апр. <**> Wojciechowski M. Stosunki polsko-niemieckie 1933 — 1938. Poznac, 1965. <***> Михутина И. В. Советско-польские отношения 1931 — 1935. М., 1977. С. 263 — 264.

Первый комментарий любого источника является делом непростым, а исследование документа, свидетельствующего о неких тайных совместных намерениях нашего соседа — Польши и гитлеровской Германии в середине 30-х гг. прошлого века, требует особо взвешенного и ответственного подхода. Ведь после окончания Второй мировой войны в польской историографии утвердился взгляд на историю Польши 30-х гг. XX в. как жертву агрессивной внешней политики третьего рейха. Следовательно, документ, проливающий свет на новую, еще не исследованную сторону внешней политики Варшавы в предвоенный период, может положить начало процессу пересмотра этой, в некоторой степени устоявшейся точки зрения в отечественной и зарубежной историографии. Комментарий предпочтительнее будет начать, пожалуй, с утверждения о том, что обнародование данного материала в средствах массовой информации означало предание гласности скрытых мотивов польско-германского политического сближения, которому положила начало декларация от 26 января 1934 г. Такое сближение имело место в течение весны-лета 1934 г. в процессе совместной борьбы против проекта создания системы коллективной безопасности, который продвигали советский нарком М. М. Литвинов и глава французского МИД Л. Барту, после убийства которого 9 октября 1934 г. политическая атмосфера в Европе стала сгущаться — в дипломатических кругах заговорили о неизбежной войне. Возможность германской агрессии была учтена даже в международном договоре. 18 октября 1934 г. представитель информационного агентства Херста в Лондоне В. Хиллман сообщил американскому послу в Берлине Вильяму Додду о заключении британо-голландского пакта <*>. В соответствии с ним восточная граница Нидерландов могла считаться восточной границей Англии, в случае если Германия нападет на Францию и английская армия, продвигаясь к Германии, вступит в Антверпен. За эту уступку со стороны Нидерландов Англия принимала на себя обязательство защищать голландские владения на Дальнем Востоке от Японии <**>. ——————————— <*> Британский посол в Германии сэр Эрик Фиппс неоднократно высказывал осенью 1934 — весной 1935 гг. самые серьезные сомнения в возможности сохранить мир в Европе. См.: Дневник посла Додда. 1933 — 1938. М., 1961. С. 300. <**> Там же. С. 227, 238.

Официальные круги Берлина и Варшавы также сделали в тот период некий публичный жест, призванный, вероятно, продемонстрировать, что на эпохе Барту поставлен символический крест. Во второй половине октября — начале ноября 1934 г. германское и польское дипломатические представительства были возведены в ранг посольств <*>. ——————————— <*> Wojciechowski M. Stosunki polsko-niemieckie 1933 — 1938. Poznac, 1965. S. 146; Михутина И. В. Советско-польские отношения 1931 — 1935. М., 1977. С. 230.

Необходимо не упускать из вида одно весьма важное обстоятельство, что внешняя политика Германии и Польши в межвоенный период была не вполне самостоятельной. Она зависела от великих держав, прежде всего Великобритании, которая в результате создания версальско-локарнской системы приобрела значительные возможности воздействия на политику многих европейских стран. В основе внешнеполитических интересов Лондона лежали рационализм и меркантилизм, то есть стремление к максимальному упрочению британских позиций на международной арене при одновременном сохранении и приумножении благосостояния британских правящих кругов. Источники этого благосостояния имели преимущественно внешний характер и находились не в Европе, а на бескрайних просторах Британской империи. К 1930 году в европейских странах были сосредоточены лишь 8% британских заграничных инвестиций (в то время как в империи — 59% <*>), и их защита была первейшей задачей британского политического руководства. Основная угроза для них исходила от Германии и Японии, которые неудержимо рвались к захвату колоний. Замыслы руководства названных стран были решительны, поэтому вполне понятной и естественной задачей для британских стратегов становилась переориентация захватнических устремлений Берлина и Токио таким образом, чтобы они реализовались не за счет империи, а кого-нибудь другого. ——————————— <*> Teichova A. An Economic Background to Munich. Cambridge, 1974. P. 5.

Наиболее предпочтительные шансы стать этим «другим» были у Советской России, которая находилась вне пределов версальско-локарнской системы. С объективной точки зрения именно переориентация германской экспансии в восточном (советском) направлении стала одной из приоритетных задач британского политического руководства. О том, что курс английской внешней политики в 30-е гг. прошлого столетия имел «сопутствующую идею»: «направить Германию на Восток», писал британский историк Я. Колвин. Эту особенность нередко обсуждали в Сити, в аристократических клубах, на загородных обедах в Клайвдене — резиденции прогитлеровски настроенных миллионеров, владельцев газеты «Таймс» Асторов, которых навещал среди прочих и министр иностранных дел Д. Саймон <*>. ——————————— <*> Colvin I. Vansittart in Office. An historical Survey of the Origins of the Second World War based on the papers of Sir Robert Vansittart. London, 1965. P. 41.

Об этом говорил и президент США Ф. Д. Рузвельт. Министр внутренних дел США Г. Икес в 1935 г. отмечал: «По информации президента, существует взаимопонимание между Германией и Японией, которое ведет к совместной игре против России. Великобритания, беспокоящаяся всегда за сохранность империи, с неприязнью усматривает угрозу, таящуюся в этой комбинации для британских колоний, особенно в Азии, решила прийти к какому-либо взаимопониманию с Гитлером» <*>. ——————————— <*> Ickes H. L. The Secret Diaries of Harold L. Ickes. N.-Y., 1953. Vol. l. P. 494.

Хотя США до Второй мировой войны не обладали столь разветвленным аппаратом разведки, каким они обладают в настоящее время, Ф. Д. Рузвельт тем не менее, по-видимому, имел на тот момент серьезные сведения о закулисной политике Лондона, раз произнес вслух приведенную ранее фразу среди своих единомышленников. В целом в ней нет ничего удивительного, поскольку независимо от защиты интересов в своих колониях британские правящие классы традиционно уделяли серьезное внимание континентальной Европе. К началу XX века такое внимание получило идейно-теоретическое обоснование в работах английского «классика геополитики», автора известной формулы «континент-океан» сэра Хэлфорда Маккиндера. В ее основе лежит утверждение о непримиримом противостоянии морских и континентальных держав («викинг-монгол», «моряк-всадник»), то есть Запада и Востока. Развивая данное утверждение в ряде программных статей, первая из которых «Географический стержень истории» вышла в 1904 г., он пришел к выводу о неизбежно агрессивном пути преодоления такого противостояния со стороны Запада <*>. Используя понятия «хартленд» и «мировой остров», он выдвинул положение — тот, кто правит Восточной Европой, господствует над «хартлендом», тот, кто правит «хартлендом», господствует над «мировым островом», тот, кто правит «мировым островом», господствует над миром. Под «хартлендом», то есть «сердцевиной земли», автор с течением времени начал подразумевать Советский Союз (Россию). «Мировой остров» в его понимании — это Евразия. Фраза, произнесенная президентом Ф. Д. Рузвельтом в декабре 1935 г., могла свидетельствовать о том, что к 30-м гг. XX века идейно-теоретические построения Маккиндера были уже взяты на вооружение британскими правящими классами. ——————————— <*> Mackinder H. J. The Geographical Pivot of History // Geographical Journal. 1904; Он же. Democratic Ideals and Reality. Washington, 1996. P. 55 — 58, 77 — 78, 83, 105 — 106.

Совершенно очевидно, что дипломатические и иные действия в отношении создания закулисного механизма влияния Великобритании на дела Восточной Европы начались не в 1935 г., а, по крайней мере, двумя годами ранее. В качестве условно отправного пункта этой политики можно рассматривать визит в Лондон близкого соратника Гитлера, идеолога НСДАП по внешнеполитическим вопросам Альфреда Розенберга в начале мая 1933 г. Он беседовал, в частности, с министром иностранных дел Англии Джоном Саймоном <*> и изложил британскому руководству гитлеровский план территориальных захватов в Восточной Европе <**>. О том, что данный план был встречен благосклонно, свидетельствует интервью секретаря германского посольства в Лондоне О. Бисмарка канадской газете «Торонто дейли стар», данное им, когда гитлеровский эмиссар еще не отбыл в Берлин. Бисмарк утверждал, что Германия получит «польский коридор» без войны, за что Польше будет предоставлен сектор в Гданьске, свободный от таможенных пошлин, и территориальная компенсация за счет Украины <***>. ——————————— <*> О беседах с Розенбергом сэр Джон проинформировал в двух письмах британского посла в Берлине сэра Эрика Фиппса, но о гитлеровских планах предпочел благоразумно умолчать. См.: Documents on British Foreign Policy. 2 ser. Vol. V. P. 204 — 205, 228 — 230. <**> О гитлеровских планах территориальных захватов, сделанных Розенбергом британскому руководству, проинформировал мировую общественность в конце мая — начале июня 1933 г. американский журналист Марк Этеридж в нескольких статьях, размещенных в провинциальных американских газетах. См.: Wojciechowski M. Stosunki polsko-niemieckie. 1933 — 1938. Poznac, 1965. S. 50 — 51. <***> Через месяц, когда «Правда» заявила протест, Бисмарк отказался от своей причастности к интервью и свалил утечку информации на Розенберга. Однако факт предоставления интервью и его содержание не могут быть поставлены под сомнение // Правда. 1933. 17 июня; Wojciechowski M. Stosunki polsko-niemieckie. 1933 — 1938. Poznac, 1965. S. 51.

Поскольку гитлеровские планы не противоречили стратегическим задачам британской внешней политики, а наоборот — лежали в их русле, то лондонским политикам предстояло выяснить, насколько они серьезны и каким образом их можно реализовать на деле. Причем сделать это предстояло без лишнего шума, ведь из-за отрицательного отношения британской общественности к нацистской Германии в целом и к визиту Розенберга, в частности <1>, официальный Лондон был вынужден отрицать факт проведения переговоров антисоветского содержания <2>. Эта деликатная миссия была поручена секретарю кабинета министров и комитета имперской обороны, «человеку секретов» Морису Хэнки, посетившему Германию летом 1933 г. По возвращении домой он представил правительству «Заметки о внешней политике Гитлера в теории и на практике», в которых излагались возможные перспективы реализации нацистской внешней политики с учетом британских стратегических интересов <3>. Получалось, что восточные планы фюрера в значительной степени соответствовали внешнеполитическим предпочтениям британских правящих кругов — Гитлер получал «лебенсраум» на Востоке и отказывался от претензий на имперскую собственность Великобритании. С прагматической точки зрения все было ясно и следовало начинать действовать, однако, учитывая более чем сомнительный характер таких намерений с этической стороны, Лондону следовало соблюдать максимальную осторожность и установить с нацистским руководством наряду с официальным дипломатическим неофициальный, доверительный канал <4>. ——————————— <1> Германский посол в Великобритании Хеш доносил 15 мая 1933 г. о том, что визит Розенберга не принес результатов, а неприязнь английской общественности к нацистскому режиму не подвергается изменению. См.: Documents on German Foreign Policy. Ser. C. Vol. I. P. 432 — 434. <2> Правда. 1933. 17 июня; Wojciechowski M. Stosunki polsko-niemieckie 1933 — 1938. Poznac, 1965. S. 51. <3> Этот, без сомнения, достойнейший человек возглавлял в начале Второй мировой войны пост министра-координатора всех разведывательных служб Великобритании. См.: Десятсков С. Г. Формирование и развитие английской внешней политики попустительства и поощрения агрессии в 1931 — 1940 гг. Дис. на соиск. учен. степ. докт. ист. наук. М., 1981. С. 112 — 113. <4> Соблюдение осторожности Лондоном было в то время особенно актуальным в связи со скандалом вокруг лондонского заявления германского министра Альфреда Гутенберга. Находясь в июне 1933 г. в британской столице в составе германской делегации, прибывшей на всемирную экономическую конференцию, он заявил, якобы без согласования с Гитлером: «Германия получит возможность заплатить свои внешние долги после того, как ей вернут колониальные владения в Африке и когда перед Германией — этим народом без территории — откроется пространство для расселения германской расы, на котором она будет творить великое дело мира». Гитлер, намеренно создавший эту ситуацию, убил сразу двух зайцев — «засветил» перед мировой общественностью некую причастность Лондона к своим планам, а после возвращения в Берлин Гугенберга вынудил уйти его в отставку, поскольку тот был министром коалиционного правительства. Documents on German Foreign Policy. Ser. C. Vol. I. P. 562 — 567.

Этот канал связи был незамедлительно установлен по линии британской разведки неким бароном Вильямом Де Роппом, который с определенной регулярностью навещал нацистских чиновников, в частности А. Розенберга, и координировал взаимообмен информацией о нюансах германской внешней политики с учетом обоюдных интересов. Данный так называемый второй канал исправно функционировал до осени 1939 г., то есть вплоть до начала Второй мировой войны <*>. Главное, что совокупность англо-германских контактов не нарушала сложившейся в европейской политике иерархии и не выходила за рамки версальско-локарнской системы, что наиболее ярко проявилось в проекте «пакта четырех» <**>. ——————————— <*> О месте и роли Де Роппа в политическом мире Британии можно судить из содержания его беседы с Розенбергом от 16 августа 1939 г. Akten zur Deutschen Auswartigen Politik. Ser. D. Bd. VII. S. 68; Wojciechowski M. Stosunki polsko-niemieckie. 1933 — 1938. Poznac, 1965. S. 171; Реутов Г. Н. Правда и вымысел о Второй мировой войне. М., 1970. С. 149. <**> Политическая инициатива западноевропейских держав, обнародованная в середине марта 1933 г., предполагавшая создание так называемого директората в составе Англии, Франции, Италии и Германии, который выступал бы в роли вершителя политических судеб Европы. Среди прочего, был рассчитан на то, чтобы в рамках версальско-локарнской системы произвести на основе 19-й статьи Устава Лиги наций ревизию восточных границ Германии мирным путем за счет Польши или Чехословакии и подтолкнуть ее тем самым к агрессии на Восток.

Когда в процессе реализации указанного проекта выяснилось, что Польша, младший в соответствии с иерархической структурой Локарно партнер, его не приемлет, но желает поучаствовать в «восточных планах» Гитлера на своих условиях как равная сторона <*>, то в Лондоне с энтузиазмом приветствовали это стремление, ибо оно опять же не противоречило стратегическим задачам британской внешней политики и осуществлялось в рамках Локарно. Глава Форин офис Д. Саймон поздравил 29 января 1934 г. польского посла в Лондоне К. Скирмунта и заочно Бека от имени английского правительства и высоко оценил политику, приведшую к подписанию декларации 26 января 1934 г. Он сообщил, что передал такие же поздравления Гитлеру <**>. ——————————— <*> Этот аспект подробно исследован в монографии И. В. Михутиной. Реутов Г. Н. Правда и вымысел о Второй мировой войне. М., 1970. <**> Донесение К. Скирмунта из Лондона от 31 января 1934 г. См.: Архив внешней политики Российской Империи. Ф. 15. Оп. 1. Д. 80. К. 61 — 64.

Польские влиятельные политики прогерманского направления сразу же поняли правила «политического преферанса» по-британски, в особенности им пришелся по сердцу его японский аспект. Накануне ратификации пакта Липский-Нейрат, в начале третьей декады февраля 1934 г. председатель иностранной комиссии сейма сенатор Януш Радзивилл заявил единомышленникам из консервативной краковской газеты «Час», что «на пользу Польши пошли изменение обстановки в Германии и угроза СССР со стороны Японии». В особенности обращало на себя следующее его высказывание: «Нам помогло то обстоятельство, что наш великий восточн ый сосед, столь грозный для нас несколько лет тому назад, все более запутывается в дальневосточной политике, РЕЗУЛЬТАТЫ КОТОРОЙ СЕГОДНЯ ТРУДНО ПРЕДВИДЕТЬ» (выделено мной. — С. М.) <*>. Когда же через несколько дней нацистская печать начала активно его цитировать, причем под одобрительными заголовками, обращая внимание на тот факт, что «внутренней необходимостью каждого небольшевистского государства является защита от большевистской заразы» <**>, стало ясно — новоиспеченные партнеры по «политическому преферансу» затеяли игру за спиной у Советского Союза. ——————————— <*> 22 февраля 1934 г. Радзивилл прибыл в Вильно, где встретился с политическим активом из числа местной администрации и польской аристократии и обрисовал новые политические перспективы на востоке в связи с ратификацией пакта Липский-Нейрат. См.: Научный архив Института российской истории РАН. Ф. 22. Оп. 1. 1934. Д-19, 1-а. <**> Там же. Д. 3 — 1.

Менее чем через месяц, 16 марта, некие тайные намерения Берлина и Варшавы были отмечены лондонским агентством «Уик», сообщившим, что между Польшей и Германией существует общая договоренность относительно плана Розенберга. Агентство добавляло, что за последние 2 недели все эти предположения получили новую пищу в связи с тем, что Япония внезапно заняла более угрожающую позицию в отношении СССР. И в заключение обращало внимание на открытую поддержку Японии британскими кругами, которые отправили делегацию британских промышленников в Манчжоу Го и опубликовали ряд статей в «Таймс» <*>. ——————————— <*> Там же.

Появились также данные о том, что британское правительство было занято созданием рычагов экономического воздействия на польских политиков. Учитывая тот факт, что польский бюджет в значительной степени зависел от экспортных пошлин на уголь, Лондон начал проводить политику создания искусственно-благоприятных условий для польских экспортеров. Согласно сообщению газеты «Ньюс кроникл» британское правительство в конце первой декады мая 1934 г., чтобы подготовить почву для торгового соглашения с Варшавой, настояло на проведении переговоров английских шахтовладельцев с их польскими коллегами. Несмотря на то что позиции английских экспортеров в тот период значительно улучшились, в частности, в Скандинавии, и переговоры были им не нужны, Даунинг-стрит настаивал на подписании соглашения о разделе европейского рынка угля <*>. Вполне возможно, что для поляков в случае их правильного поведения не исключались и дополнительные меры экономического поощрения. Вероятно, исключительно такими соображениями можно было объяснить поистине бесстрашную публикацию в газете «Вечур варшавский» в начале июня 1934 г., согласно которой польское правительство в ближайшие дни намеревалось послать ноту правительству США об отказе платить военные долги <**>. ——————————— <*> Там же. Д-19, 1-а. <**> Там же.

Настойчивость лондонских чиновников можно было объяснить элементарным политическим расчетом — в случае проявления упрямства, своеволия или неуступчивости со стороны пилсудчиков, тем бы пригрозили лишением этих привилегий, что привело бы к сокращению финансовых поступлений от экспорта, росту бюджетного дефицита и, как следствие, к внутриполитическим трудностям. Впрочем, это скорее была обычная политическая перестраховка, ибо в данном «политическом преферансе» тогдашний хозяин бельведерского дворца, маршал Юзеф Пилсудский не потерпел бы со стороны подчиненных никакого своеволия <*>. ——————————— <*> Многие польские дипломаты, проявившие несогласие с прогерманским направлением внешней политики Вежбовой, были уволены со службы. Среди них можно назвать известного дипломата Эльмера, а также Бадера, автора книги «Польско-чехословацкие отношения», изданной в 1938 г. в Варшаве, в которой прогерманский характер политики Бека ставился под сомнение.

Для старого, больного маршала «политический преферанс» по-британски был своего рода повторением политической комбинации, которую он уже однажды попытался осуществить во время русско-японской войны. 36-летний Пилсудский посетил Токио летом 1904 г. с предложением поднять восстание на польских землях <*>. Пилсудский добирался до Токио по маршруту Лондон — Нью-Йорк — Чикаго — Сан-Франциско — Иокогама. В то же время там находился его политический оппонент — лидер партии национальных демократов (эндеков) Роман Дмовский, придерживавшийся в отличие от германофила Пилсудского, пророссийской ориентации. 14 июля 1904 г. в номере у Дмовского в отеле «Метрополь» состоялась их многочасовая беседа, однако Дмовскому не удалось убедить Пилсудского, что предлагаемая им линия — это преступление перед польским народом. Тогда японские правящие круги не были склонны рассматривать его всерьез, и сотрудничество ограничилось сбором пилсудчиками разведывательной информации о России для японского Генерального штаба <**>. ——————————— <*> Garlicki A. Jyzef Piisudski 1867 — 1935. Warszawa, 1990. S. 85. <**> В частности, соратник Пилсудского Витольд Йодко-Наркевич в марте 1904 г. послал из Львова через Александра Малиновского письмо японскому послу в Лондоне Тадасу Хаяши с информацией о дислокации российских войск. К листу был приложен проект воззвания к полякам с призывом дезертировать из российской армии. В этот период полковник Таро Уцуномия выплачивал им 90 фунтов в месяц. Это было немного, но для Пилсудского и его сторонников составляло значительную сумму. Ibid. S. 84.

Пилсудский был склонен относиться к перспективе совместного с Берлином и Токио выступления против Москвы очень серьезно и ответственно. Это не укрылось от внимания западных дипломатов. В частности, американский посол в Москве В. Буллит писал в июле 1934 г. государственному секретарю К. Хэллу, что Пилсудский отказывается участвовать в Восточном пакте, поскольку ожидает советско-японскую войну и хочет оставить для себя на Востоке свободные руки, чтобы «воссоздать там прежнее величие Польши» <*>. В целом донесение американского дипломата верно отражало суть политической ситуации в Восточной Европе, однако в одном он недооценил польского маршала — тот не ожидал советско-японской войны, а по мере сил и возможностей подготавливал для нее совместно с фюрером необходимую почву. Учитывая тот факт, что Москва активно лоббировала в то время идею создания системы коллективной безопасности в Европе, совместная борьба против этой инициативы, то есть Восточного пакта, стала основой для сближения Варшавы, Берлина и Токио. ——————————— <*> Foreign Relations of the United States. 1934. Vol. V. P. 502.

8 июля 1934 г. в Польшу с трехдневным визитом для ознакомления с состоянием ее военной подготовки прибыл брат японского императора принц Коноэ, который привез Пилсудскому письмо от бывшего военного министра Японии генерала Араки. Занимая этот пост, Араки активно выступал в 1932 г. за начало военных действий против СССР. Японский военный сообщал о намерении напасть на Советский Союз, используя в качестве повода КВЖД, но жаловался на слабость японской авиации, из-за чего войну приходилось отложить до марта-апреля 1935 г. Несмотря на это, Араки предложил: «Если Польша и Германия дадут Японии заверения в том, что они выступят против СССР на следующий день после начала военных действий между Японией и СССР, то Япония достаточно подготовлена, чтобы начать войну немедленно, не дожидаясь срока окончания реорганизации и усиления своей авиации» <*>. ——————————— <*> ИНО ГУГБ НКВД — И. В. Сталину. 05.09.1934. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 558. Оп. 11. Д. 187. К. 81.

Берлин при всем желании не имел возможности в тот момент принять предложение японского генерала, и на то имелись серьезные основания. Германия, не имевшая не только собственных месторождений нефти, но и средств ее транспортировки, полностью зависела от ее импорта. Большая часть мировой добычи нефти находилась в руках английских и американских концернов, которые к тому же в значительной степени, если не монопольно, контролировали ее перевозки на международном рынке. Другими словами нефть, приобретенная Гитлером, например, в Румынии могла быть доставлена в Германию лишь подвижным составом, принадлежавшим английскому нефтяному картелю. Таким образом, виртуозно используя не только политические но и экономические рычаги, Даунинг-стрит имел возможность в тот период в значительной степени манипулировать внешнеполитической активностью третьего рейха <*>. ——————————— <*> Medlicott W. H. The Economic Blockade. Vol. 1. London, 1952. P. 33.

Не располагая стратегическим нефтяным запасом, фюрер при всей своей ненависти к Москве и большевикам, не мог поддержать милитаристские устремления Токио. Для создания такого запаса требовались кредиты, политическая воля Лондона, а главное — время. Запас можно было создать за 6 — 8 месяцев, то есть к весне 1935 г. Но основной головной болью были Л. Барту и М. М. Литвинов со своим проектом Восточного пакта, поэтому следовало действовать последовательно: сорвать совместными усилиями создание системы коллективной безопасности, Германии запастись горюче-смазочными материалами, японским милитаристам модернизировать авиацию, и только после этого, не ранее весны-лета 1935 г., серьезно подумать о совместной военной акции против СССР. 27 июля 1934 г. Берлин и Варшава достигли соглашения о противодействии заключению Восточного пакта. В случае его подписания предполагалось оформление военного союза, присоединение к нему Японии и вовлечение в сферу своего влияния Венгрии, Румынии, Латвии, Эстонии и Финляндии. 10 августа 1934 г. польское и германское правительства дали словесные заверения японскому посланнику в Варшаве и послу в Берлине в том, что они не подпишут Восточный пакт. В сентябре 1934 г. Варшаву посетила японская военная миссия во главе с начальником авиационной школы генералом Харута. Примерно в то же время И. В. Сталин получил информацию о переговорах, ведущихся между Берлином, Варшавой и Токио. Пилсудский, опасаясь Восточного пакта и усиления позиций СССР в Европе, считал важной задачей напугать Париж возможностью войны на Дальнем Востоке и «показать ему, что СССР Франции не союзник» <*>. В связи с этим всячески приветствовалось провоцирование Японией конфликтов на советской дальневосточной границе и создание напряженности в данном регионе, что, по мысли маршала, убедило бы французов в невыгодности сближения с русскими. Ю. Бек и начальник Главного штаба Гонсеровский говорили об этом с японским посланником и военным атташе полковником Ямаваки, который также часто встречался с Пилсудским в его резиденции под Вильно. Для обсуждения военных аспектов сотрудничества предусматривалось провести в октябре 1934 г. в Берлине переговоры, куда бы прибыли японская военная миссия во главе с генералом Ногато и начальник польского Главного штаба генерал Гонсеровский. Варшава как место проведения переговоров была отклонена Пилсудским по конспиративным соображениям: «В Варшаве слишком много франкофилов, через которых Москва скоро пронюхает в чем дело» <**>. ——————————— <*> Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 55. Оп. 11. Д. 187. К. 81. <**> Там же.

Целенаправленный прояпонский курс Пилсудского незамедлительно приняло на вооружение его ближайшее окружение и польский истеблишмент. 18 октября 1934 г. И. В. Сталин получил информацию о внешней политике Польши, из содержания которой следовало, что мнение о возможности войны между Японией и Советским Союзом прочно утвердилось в официальных кругах Варшавы. Именно с расчетом на нее польское правительство планировало свой внешнеполитический курс, намереваясь договориться с Германией. Между Пилсудским и Гитлером обозначилось сближение по таким вопросам, как поддержка аншлюса Австрии, присоединения части территории Чехословакии под предлогом объединения немцев и главное — по отношению к СССР. Японская дипломатия неустанно поддерживала убежденность Варшавы в неизбежности японско-советского вооруженного конфликта и настойчиво искала стратегических союзников в Европе <*>. Разведка также сообщала: «В настоящий момент между Польшей и Германией в Берлине ведутся переговоры о совместных действиях в Европе на случай осложнения на Дальнем Востоке» <**>. Высшее германское руководство постоянно поддерживало тесный контакт с японским послом в Берлине. Согласно свидетельству посла Додда, японский посол в Берлине и министр Нейрат были теми двумя единственными персонами, общение с которыми позволял себе в Нейдеке с 11 июля вплоть до кончины, последовавшей 2 августа, смертельно больной президент Гинденбург. Японский посол был одним из немногих дипломатов, который не только посетил, но и выступил на нацистском съезде летом 1934 г. Он также непрестанно афишировал перед дипломатическим корпусом свои постоянные контакты с Герингом, Геббельсом и другими крупными фигурами рейха <***>. ——————————— <*> Посредническую миссию в поиске союзников для дальневосточного партнера охотно принял на себя Бек, посетивший с этой целью Бухарест. Однако Титулеску принял его с прохладцей и отклонил предложение Японии о готовности поставить вооружение Румынии в обмен на нефть, что вызвало раздражение официального Токио. <**> ИНО ГУГБ НКВД — И. В. Сталину. 18.10.1934. См.: Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 558. Оп. 11. Д. 187. К. 111 — 117. <***> Дневник посла Додда. 1933 — 1938. М., 1961. С. 193, 223, 297, 312.

К осени 1934 г. польско-японское военно-техническое сотрудничество шло уже полным ходом. Советник полпредства в Варшаве Б. Подольский сообщал 11 ноября зам. наркома Б. С. Стомонякову, что японский генштаб осуществляет широкое наблюдение за СССР из Прибалтики и Польши, а «польская военная и металлургическая промышленность имеет японские заказы» <*>. Во многом благодаря активности польского торгового атташе в Токио Травинского <**> Япония разместила в Польше заказ на изготовление 100 тыс. винтовок, а также приобрела у нее лицензию на истребитель П-7. Ее предприятия выполняли военные заказы на стальной прокат, бронеплиты, трубы и турбины <***>. ——————————— <*> Документы внешней политики СССР. Т. XVII. С. 828. <**> В последней декаде июня 1934 г. японская газета «Ници-Ници» уделяла много внимания его поездке в Осаку и выступлению на совещании осакских деловых кругов, где он призывал к усилению деловых связей между Польшей и Японией. См.: Научный архив Института российской истории РАН. Ф. 22. Оп. 1. Д. 3 — 1. <***> Документы внешней политики СССР. Т. XVII. С. 828 — 829.

К тому времени можно было считать также решенным в организационном плане вопрос о создании стратегического запаса нефти для фюрера. Американский консул в Гамбурге Эрхардт докладывал в Берлин Додду, что в июле 1934 г. рейхсминистерство экономики представило международным концернам («Шелл», «Англо-першн», «Стандард-ойл») план, по которому в Германию предполагалось ввезти 1 млн. тонн нефтепродуктов в кредит на сумму около 250 млн. долл. Цель данного приобретения не была тайной для американского дипломата. С чисто профессиональной проницательностью он объяснил создание этого так называемого национального резерва — «на крайний случай или, говоря другими словами, на случай войны» <*>. Следует обратить особое внимание на это свидетельство западного дипломата, который одним из первых официальных лиц, пусть и невысокого ранга, назвал истинные мотивы нефтяной сделки — подготовка войны, в которой принимали участие нацисты и западные нефтяные концерны. Поставку предусмотренных соглашением нефтепродуктов предполагалось осуществить в течение 4 месяцев после оплаты. ——————————— <*> Донесение Эрхардта — Додду. Гамбург, 21.08.1934. См.: Foreign Relations of the United States. 1934. Vol. II. P. 323 — 325.

За предоставлением необходимых для рейха кредитов дело не стало. 1 ноября 1934 г. в Берлине было подписано англо-германское соглашение, которое «предоставило Германии ту свободную валюту, в которой она так нуждалась для закупок стратегического сырья» <1>. В то же время глава англо-голландской «Ройял датч шелл» сэр Генри Детердинг намеревался приехать и повидаться с Гитлером <2>. В период с ноября 1934 г. по апрель 1935 г., согласно обязательствам нефтяных компаний, нефть была поставлена, и у рейха появился столь желанный стратегический запас. Это позволяло гитлеровцам закупать вооружение <3> и существенно активизировать подготовку к войне. 26 октября 1934 г. Додд сделал следующую запись: «Ко мне в посольство приходил наш военный атташе полковник Уэст, который часто обозревает территорию Германии с самолета, и рассказал о проводимых немцами военных приготовлениях. Он десять дней ездил по стране и теперь взволнован: «Война неизбежна, к ней готовятся повсюду» <4>. ——————————— <1> Он же. Уайтхолл — инициатор мюнхенской политики // Мюнхен — преддверие войны. М., 1988. С. 29. <2> Посол Додд сделал эту запись 8 ноября 1934 г. См.: Дневник посла Додда. 1933 — 1938. М., 1961. С. 251. <3> 19 сентября Додд сообщал о крупных закупках третьим рейхом авиатехники в США, а 19 октября — о переговорах в Берлине представителей крупнейшего английского военно-промышленного концерна «Армстронг-Виккерс» о продаже Германии военного сырья. См.: Там же. С. 226, 238. <4> Там же. С. 244.

Казалось бы, что и общая политическая ситуация в Европе с начала 1935 г. также начинала благоприятствовать осуществлению гитлеровских планов. По мнению историка Робертсона, «объявление результатов Саарского плебисцита от 10 января 1935 г. послужило поворотным пунктом в политике Германии» <*>. Чтобы укрепить фюрера в убеждении в том, что он движется верным курсом, 25 января его навестили в Берлине соратник премьера Макдональда по лейбористской партии лорд Аллен и маркиз Лотиан, один из сотрудников Ллойд-Джорджа во время Парижской мирной конференции. По словам германского посла в Лондоне Хеша, «это был самый важный неофициальный британец, который когда-либо встречался с канцлером Гитлером» <**>. ——————————— <*> Robertson E. M. Hitler’s Pre-War Policy and Military Plans, 1933 — 1939. London, 1963. P. 46. <**> Ibid. P. 54.

К середине февраля 1935 г. многие информированные наблюдатели настолько были уверены в том, что Гитлер с Пилсудским готовят войну против СССР, что не стеснялись говорить об этом польским дипломатам. В частности, этой возможностью воспользовалась 16 февраля 1935 г. известная французская журналистка Ж. Табуи в беседе с пресс-референтом польского посольства в Париже А. Узнанским. По свидетельству польского дипломата, оценки, высказанные Табуи, отличались необыкновенной откровенностью <*>. Табуи подчеркнула, что после январской декларации 1934 г. компетентные французские политические круги полностью перестали считаться с возможностью существенного улучшения взаимоотношений Франции с Польшей, причем такой же оценки придерживались и широкие круги общественности <**>. ——————————— <*> Отчет пресс-референта А. Узнанского о беседе с Ж. Табуи от 16.02.1935. См.: Архив внешней политики Российской Империи. Ф. 15. Оп. 1. Д. 79. К. 81. <**> Там же. К. 82.

Одной из причин этих изменений изящная парижанка считала некое тайное польско-германское соглашение, которое якобы было заключено в дополнение к декларации 26 января 1934 г., а также противодействие со стороны санационного МИД «во всех сферах французской политики». В подтверждение своих слов она привела неудачный исход по вине поляков миссии генерала Дебеньи <*>, при помощи которой предполагалось расширить польско-французский альянс, а также тайную германскую военную миссию, которая якобы действовала в Польше. Французская журналистка также говорила о слухах, курсировавших во французском правительстве, о возможном совместном польско-германском нападении на Советский Союз <**>. ——————————— <*> Французский генерал Дебеньи приезжал с рабочим визитом в Польшу в июне 1934 г. <**> Там же. К. 83 — 85.

Польские правящие круги старались не обращать внимания на подобные сообщения своих дипломатов и весной 1935 г. прилагали значительные усилия, чтобы расширить фронт государств антисоветской коалиции. В начале марта 1935 г. начальник Главного штаба польских вооруженных сил Я. Гонсеровский предпринял поездку в страны Прибалтики и Финляндию. 6 марта близкая к финскому правительству газета «Гельсингин саномат» посвятила приезду высокопоставленного гостя специальную статью, свидетельствовавшую о важном политическом значении этого визита. Вопрос о необходимости польско-финляндского сближения прямо поставила «Турун саномат», не скрывавшая антисоветского характера такого шага. Польско-германская дружба, по мнению газеты, устранила ранее существовавшее препятствие к сближению Финляндии с Польшей: «Выполненная в Польше созидательная работа укрепила положение всех тех новых государств, которые на юге от Финского залива вплоть до границ Румынии находятся в одинаковом с Финляндией положении» <*>. ——————————— <*> Государственный архив Российской Федерации. Ф. 4459. Оп. 28/2. Д. 42. С. 51 — 52.

/»Юрист-международник», 2005, N 1/

Одновременно пилсудчики предполагали использовать в своих военно-политических комбинациях польское население, проживавшее за рубежом. После заявления Гитлера 16 марта 1935 г. о введении в Германии воинской повинности, II отдел Главного штаба Войска Польского совместно с Консульским департаментом МИД уже 17 марта разработал и утвердил план по созданию законспирированного подполья среди зарубежных польских общин, в том числе в Советском Союзе и Тешинской Силезии. Цель — организация восстаний, которые можно было бы использовать в качестве повода для начала военных действий. Эту деятельность предполагалось осуществлять в рамках тайной организации «Поготовье млодых поляков за границей», координируемой II отделом Главного штаба и Консульским департаментом МИД. За «техническое» направление отвечал шеф так называемой «2-й экспозитуры» указанного Отдела Эдмунд Харашкевич, а дипломатическое «прикрытие» обеспечивал директор Консульского департамента Виктор Томир Дрыммер <*>. ——————————— <*> Badziak K., Matwiejew G., Samus P. «Powstanie» na Zaolziu w 1938 r. Polska akcja specjalna w swietle dokumentуw Oddzialu II Sztabu Glуwnego WP. W., 1997. S. 3 — 54.

Примерно в то же время по приглашению Гиммлера Берлин посетил директор Политического департамента польского МВД Х. Кавецкий, подписавший договор о сотрудничестве польских и германских служб безопасности, в том числе в сфере борьбы с коммунистическим движением <*>. ——————————— <*> Wojciechowski M. Stosunki polsko-niemieckie 1933 — 1938. Poznaс, 1965. S. 248.

К концу марта 1935 г. угроза развязывания военных действий против Советского Союза возросла до такой степени, что в Москве посчитали необходимым предпринять шаги, направленные на устранение возможного предлога, который можно было бы использовать для начала советско-японского конфликта. 23 марта 1935 г. было подписано соглашение о выкупе японским правительством Китайско-Восточной железной дороги <*>. ——————————— <*> История дипломатии. М.; Л., 1945. Т. 3. С. 590.

Политическое руководство миролюбиво настроенных государств, безусловно, догадывалось об агрессивных польско-германских замыслах в отношении СССР. Есть основания полагать, что тревожные ожидания коснулись чехословацкого руководства. Оно могло опасаться, что за военными действиями против Москвы может настать черед и Праги <*>. Именно в этой плоскости следует, на наш взгляд, оценивать отзыв из Варшавы чехословацкого посланника Вацлава Гирсы, который ее покинул 25 марта 1935 г. <**>. ——————————— <*> В связи с возможной перспективой отторжения Тешинской Силезии, которую пилсудчики считали несправедливо переданной ЧСР решением Совета послов от 28 июля 1920 г. <**> Kozeсski J. Czechosiowacja w polskiej polityce zagranicznej w latach 1932 — 1938. Poznaс, 1964. S. 166.

К апрелю 1935 г. совместное польско-германское взаимодействие в сфере «восточных планов» настолько набрало силу и стало заметным, что о нем информировали свое руководство европейские дипломаты. В частности, австрийский посланник в Праге Марек направил главе австрийского МИД доклад «Положение и развитие гитлеровской системы (к концу марта 1935)», который был подготовлен на основе данных, полученных Мареком через посредника от доктора Отто Штрассера <*>. В нем, в частности, был и сюжет о внешней политике нацистов. «Геринг с Розенбергом утверждают, что имеется твердое согласие Польши, что она добьется падения литовского и русского военного сопротивления. Тогда при активном участии Японии, при посильном участии Германии от России будет отделена Украина; осуществление этой акции обусловит сотрудничество между Польшей и Венгрией против Закарпатской Украины, при благосклонной подстраховке со стороны Германии. Польша заявила, что при взаимном исполнении обязательств она согласна с возвращением Данцига и полосы сочленения с Восточной Пруссией» <**>. ——————————— <*> Его брат Грегори, занимавший высокий пост в СА, был уничтожен гитлеровцами в «ночь длинных ножей». О. Штрассер, длительное время возглавлявший партию «Союз революционных национал-социалистов» и прозванный Гитлером «салонным большевиком», был вынужден покинуть Германию и осесть в Праге. Находясь в целом на позициях Гитлера и не разделяя лишь некоторые его методы, Штрассер, непрерывно поддерживая связи с германскими нацистами, был хорошо информирован. Он даже наладил в Чехословакии работу радиостанции, которая в январе 1935 г. была уничтожена гестапо. См.: Залесский К. А. Кто был кто в третьем рейхе. М., 2002. С. 777; Энциклопедия третьего рейха. М., 1996. С. 539 — 540. <**> Донесение Марека — бундесминистру. Прага, 01.04.1935. См.: Научный архив Института российской истории РАН. Ф. 18-Ж., Д. 39. Л. 46 — 49.

Сближение Варшавы с Берлином не могло не сопровождаться отдалением Польши от Франции. Еще в 1932 г. Пилсудский выпроводил из Польши французскую военную миссию, в течение 1933 — 1934 гг. военное министерство Польши прекратило связь с французской военной промышленностью, в частности с фирмой Шнейдер Крезо. Польские военные заказы передавались теперь в Швецию и Англию. Если до 1933 г. польские военные суда строились исключительно на французских верфях, то весной 1935 г. значительный заказ был передан английским судостроителям. Пострадала и чехословацкая промышленность — военные заводы фирмы «Шкода» потеряли в лице польского военного министерства своего давнишнего клиента. В 1934 г. польские военные власти не допустили даже директора этой фирмы на принадлежавший ей варшавский завод авиамоторов. Весной 1935 г. пресса сообщила, что польское правительство купило завод у «Шкоды», уплатив за него 20 млн. злотых <*>. ——————————— <*> Гудок. 1935. 6 апр.

Нацисты и пилсудчики активно обрабатывали общественное мнение своих стран. Польская цензура беспощадно изымала всякие статьи, критически освещавшие Германию и Гитлера. В частности, в конце марта — начале апреля 1935 г. был конфискован тираж газеты «Полония» за то, что там содержалось обвинение Гитлера в желании отторгнуть от Польши данцигский коридор <*>. Нацистские же газеты целенаправленно приучали немцев к мысли, что польско-германское боевое содружество вполне нормальная и, главное, взаимовыгодная вещь, если оно будет реализовано на советских просторах. Газета «Фелькишер беобахтер» откровенно писала: «Лишь немногие политики в Польше понимают в настоящее время, что Германия имеет на востоке интересы, которые ни в какой мере не должны быть направлены против польских интересов. Вовсе не нужно, чтобы силы Германии и Польши были противоположны друг другу в обширном восточном пространстве; они вполне могут быть согласованы» <**>. ——————————— <*> Там же. <**> Гудок. 1935. 15 янв.

Постепенно приближалось время подводить итоги: совместными, в том числе польско-германскими, усилиями проект Восточного пакта был похоронен; после возвращения из Варшавы генерала Харута и закупки лицензии у Польши на производство истребителя П-7 в стране Восходящего солнца полным ходом шла реорганизация ВВС; на Дальнем Востоке участились провокации на советской границе; Берлин запас впрок долгожданный «национальный резерв» нефти. Теперь можно было переходить и к непосредственному военному взаимодействию. Газета «Эхо де Пари» воспроизвела 7 апреля 1935 г. сообщение базельской газеты «Националь цайтунг», согласно которому 25 офицеров рейхсвера отправились в Варшаву в качестве военных инструкторов польской армии <*>. Ожидалось также прибытие в Берлин 70 японских офицеров для координации деятельности с германским командованием <**>. Проблемы координации по вопросам военного сотрудничества начинали приобретать актуальность, так как вторжение Японии в Россию с востока предполагалось в течение второй половины 1935 г. <***>. ——————————— <*> Гудок. 1935. 8 апр. <**> Запись посла В. Додда от 25 мая 1935 г. См.: Дневник посла Додда. 1933 — 1938. М., 1961. С. 324. <***> Послу Додду этот период предполагаемой агрессии назвал американский посол в Москве Буллит. Сталину же, из кругов, близких к Чан Кайши, поступала информация о том, что Япония собиралась начать бомбардировки Владивостока еще в июне — июле 1934 г. — ИНО ГПУ — Сталину. Шанхай, 20-е число мая 1934 г. См.: Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 558. Оп. 11. Д. 187. К. 24; Дневник посла Додда. 1933 — 1938. М., 1961. С. 464.

Одновременно Гитлер в течение февраля — апреля 1935 г. начал тонкую игру по созданию так называемого польско-германского «воздушного пакта». На свой лад интерпретировав лондонское соглашение от 1 февраля 1935 г. <*>, фюрер на обеде, проходившем 12 февраля у папского нунция Цезаря Орсениго, предложил польскому послу Липскому присоединиться к «воздушному пакту» <**>. В Варшаве с интересом восприняли эту идею. 21 февраля польский посол передал Нейрату «высокую оценку» Бека относительно «искреннего предложения канцлера рейха» и заверил в исключительно адекватном отношении Польши к Германии по этому вопросу <***>. ——————————— <*> Это соглашение, подписанное министрами иностранных дел Франции и Англии — П. Лавалем и сэром Д. Саймоном, предусматривало заключение так называемого воздушного пакта в рамках Локкарно при условии возвращения Германии в Лигу наций. Гитлер возвращаться в Лигу не собирался и намеревался реализовать авиационное сотрудничество с Варшавой в «восточном направлении». <**> Diariusz i teki Jana Szembeka. T. I. Londyn, 1964. S. 234; Wojciechowski M. Stosunki polsko-niemieckie 1933 — 1938. Poznaс, 1965. S. 162. <***> Во время беседы 21 февраля Липский согласился с мнением Нейрата, высказанным 14 февраля о том, что переговоры о польско-германском «воздушном пакте», проведенные в тот момент, могли бы привести к заключению Восточного пакта. Оба дипломата, конечно же, не сочли нужным уточнить, что это произошло бы уже без участия Германии и Польши, поскольку обеспокоенные соседи сразу бы восприняли их в качестве угрозы собственной безопасности. См.: Diariusz i teki Jana Szembeka. T. I. Londyn, 1964. S. 483; Wojciechowski M. Stosunki polsko-niemieckie 1933 — 1938. Poznaс, 1965. S. 165.

25 апреля 1935 г. проект создания польско-германского «воздушного пакта» вступил в качественно новый этап. В этот день Липский встретился с новоиспеченным командующим нацистскими «люфтваффе» Г. Герингом в его охотничьей резиденции Шорфхейде. «Железный» Герман в свойственной ему манере сразу взял «быка за рога» и заявил польскому дипломату, что фюрер поручил ему осуществление СПЕЦИАЛЬНОЙ опеки над польско-германскими отношениями независимо от обычных дипломатических контактов. Заметив, что эта новость слегка ошеломила гостя, хозяин любезно пояснил, что речь вовсе не идет о недоверии Гитлера к Нейрату, а просто чиновники германского МИД «не слишком корректно проводят линию канцлера в отношении Польши». Затем он подчеркнул, что эта политика «продиктована отнюдь не тактическими соображениями, а следует из ОЧЕНЬ ГЛУБОКОЙ (выделено мной. — С. М.) трактовки этой проблемы. На этом направлении канцлер не допустит каких-либо вывертов». Геринг упомянул об «опасности, грозящей Польше и Германии со стороны СССР», и заметил, что в связи с ней проблемы «коридора» в польско-германских отношениях вовсе не существует. В заключение разговора собеседники согласились, что нынешний уровень проблем двусторонних отношений предполагает их обсуждение между Гитлером и Беком, а факт визита польского министра иностранных дел в Берлин следует предать широкой огласке <*>. ——————————— <*> Diariusz i teki Jana Szembeka. T. I. Londyn, 1964. S. 505; Wojciechowski M. Stosunki polsko-niemieckie 1933 — 1938. Poznaс, 1965. S. 185 — 186.

Через неделю, 3 мая, Нейрат, выслушав пояснения Липского касательно двузначной позиции Польши в Женеве, заметил, что фюрер буквально несколько часов назад вспоминал «о необходимости поддерживать дружбу с Польшей». После чего дипломаты перешли к обсуждению деталей предстоящего визита в Берлин польского министра иностранных дел. Завершив беседу, Липский почти сразу же поспешил в Шорфхейде, чтобы от имени Бека выразить Герингу удовлетворение в связи с его новым статусом опекуна над польско-германскими отношениями, а также сообщить о согласии главы польского МИД нанести визит Гитлеру <*>. ——————————— <*> Diariusz i teki Jana Szembeka. T. I. Londyn, 1964. S. 510 — 514; Wojciechowski M. Stosunki polsko-niemieckie 1933 — 1938. Poznaс, 1965. S. 186.

Польские чиновники во дворце Брюля <*>, посвященные в тонкости замыслов своего руководства и понимавшие что к чему, могли отметить — заключение польско-германского «воздушного пакта» можно было считать вопросом времени. Не сегодня, так завтра Варшава окончательно договорится с Берлином, и тогда содержавшееся в сентябрьском 1933 г. докладе экс-министра иностранных дел князя Э. Сапеги утверждение о готовности пилсудчиков к совместному польско-европейскому хозяйственному освоению Сибири <**> может воплотиться в жизнь. Сомнений относительно того, что судьба «воздушного пакта» находится в надежных руках, не возникало ни у кого. Фигура ближайшего гитлеровского сподвижника, премьер-министра Пруссии и по совместительству командующего «люфтваффе» Германа Геринга была столь внушительна и могуча <***>, что вряд ли у кого могли возникнуть сомнения относительно успешного завершения возглавляемого им предприятия. Польско-германский «воздушный пакт» представлял бы, несомненно, опасность для кого угодно, включая и возможного агрессора, под которым через невидимую призму лондонского соглашения легко угадывался СССР. ——————————— <*> Особняк в Варшаве, расположенный на улице Вежбовая, где находилось министерство иностранных дел Польши. <**> Известия. 1933. 6 сент.; Захариас М. Предпосылки и мотивы политики Ю. Бека в 1939 г. // Советско-польские отношения в политических условиях Европы 30-х годов ХХ столетия. Сборник статей / Отв. ред. Дурачинский Э., Сахаров А. Н. М., 2001. С. 122 — 123. <***> По свидетельству Иоахима фон Риббентропа «железный» Герман не только оказывал на фюрера особое влияние, но Гитлер даже побаивался иногда своего маршала. См.: Риббентроп И. фон. Тайная дипломатия. Смоленск, 1999. С. 59.

Учитывая вышеприведенные обстоятельства, тайный польско-германский договор от 25 февраля 1934 г., опубликованный в «Правде» и «Известиях», уже не представляется чем-то фантастическим. Более того, при его внимательном анализе выявляется еще один аспект. На первый взгляд это договор между двумя государствами о тесном политическом сотрудничестве в мирное время, который автоматически превращается в военно-политический союз при форс-мажорных обстоятельствах. Однако при более углубленном изучении становится ясно, что он мог являться своеобразным графиком предстоящих совместных действий, прямо зависящих от грядущей активности третьей стороны. В соответствии с изложенным ранее текстом данная стратегическая операция должна была проводиться в три этапа. Предполагалось, что действия на первом этапе происходили бы в мирное время и заключались в тесном сотрудничестве и взаимодействии по внешнеполитическим вопросам, исключая всякую самодеятельность пилсудчиков. Этот этап совпадал с первой и второй статьями договора. Второй этап соответствовал совместным действиям в условиях, когда согласно статье 3 могли произойти международные события, угрожавшие статус-кво. Одним из них могло бы стать, к примеру, нападение Японии на Советский Союз и «восстание» населения на его западных границах, после чего «высокие договаривающиеся стороны снеслись бы друг с другом, чтобы договориться о мерах, которые они сочли бы полезным предпринять». Объединив свои военные и экономические силы для отражения неспровоцированного нападения, «высокие договаривающиеся стороны» начали бы оказывать друг другу поддержку. В ее рамках германским войскам разрешалось без всяких помех пройти по польской территории для нанесения удара по восточным и северо-восточным территориям. Военные действия этого немирного этапа на территории Литвы и Советской Украины завершила бы шестая статья договора, в соответствии с которой Германия гарантировала всеми средствами «ненарушимость» новых польских границ. После этого немирного наступал мирный этап, соответствующий седьмой статье договора. Согласно ей «высокие договаривающиеся стороны», разгромив «агрессора» на его территории, приняли бы необходимые действия по перекройке карты Европы — Гданьск отходил бы Гитлеру, а Украина — Пилсудскому. По всей видимости, освоение новых территорий создало бы новые экономические и военно-политические условия для нацистов и пилсудчиков, а также «усилило эффективность их общих оборонительных средств». Восьмая статья носила формально-процедурный характер и устанавливала максимальный четырехлетний срок действия секретного договора со дня обмена ратификационными грамотами, дата которого на настоящий момент неизвестна. Если предположить, что это произошло в 1934 — начале 1935 г., то срок действия этого секретного договора истекал в 1938 — весной 1939 года. Так или иначе, но мировая общественность и политики, прежде всего французские, получили презанятнейший документ для последующих размышлений. Следует особо отметить дату его опубликования. Обнародование секретного польско-германского договора 20 апреля было своеобразным «подарком», подготовленным Сталиным для Гитлера, так как было приурочено ко дню его рождения. Обращает на себя внимание и высочайший уровень политического мастерства, с которым он был введен в оборот. У большинства людей создалось впечатление, что это результат необыкновенной политической чуткости французских масс и глубинного стремления французского народа к объединению с русскими людьми для противостояния агрессивным намерениям темных сил. Другими словами, в «политическом преферансе» был сделан серьезный шаг для того, чтобы обнародовать тайные замыслы группы партнеров, намеревавшихся сыграть по своим правилам. Независимо от того, существовал ли этот договор только на страницах «Бурбоннэ репюбликен» и центральных советских газет или же его экземпляры находились на хранении в специальных сейфах в рейхсканцелярии у Гитлера и у Пилсудского в Бельведере, французским политикам следовало учитывать возможные последствия подобного документа. Ведь политика — это искусство возможного, а поэтому исключать существование этого договора было бы для них непростительным просчетом, в «политическом преферансе» возможны самые немыслимые комбинации. И задуматься следовало именно французским политикам, ибо их английские коллеги находились в иных геополитических условиях. Если бы Берлину в союзе с Варшавой и другими странами удалось разгромить СССР и навязать ему свой мирный договор, то после этого следующим их объектом неминуемо стал бы Париж, ибо Лондон отделен от континентальной Европы Ла-Маншем. Если на тот момент к усилиям министра Бека выглядеть представителем великой державы французские политики были склонны относиться с определенной долей иронии, то, получив в свое распоряжение хлеб, уголь и заводы Украины, он мог стать сильным и грозным. Европейские политики еще с XVIII в. стремились не допустить возникновения сильной Польши. Неумение и нежелание польских политиков, получивших государственную независимость из рук Антанты, договариваться с западными лидерами по их правилам во время Парижской мирной конференции настроили Лондон и Париж весьма скептически в отношении Варшавы. А независимое поведение Пилсудского в период «пакта четырех» свидетельствовало о том, что с сильными поляками потом хлопот не оберешься. Во Франции также еще не забыли не только последствий Первой мировой, но и франко-прусской войны 1870 — 1871 гг., когда Франция оказалась лицом к лицу с одной Пруссией и была унижена. Стратегические интересы Франции не допускали не столько усиления Гитлера с Пилсудским, сколько серьезного устранения России с европейской сцены. Ведь в случае нападения Японии на Россию Франция и Италия потеряли бы свой великодержавный статус и были бы низведены до уровня второстепенных держав <*>. При наличии столь тревожных известий, каковые были преданы гласности депутатом Ламуре и перепечатаны центральными советскими газетами, Франции ни в коем случае нельзя было пренебрегать таким ценным союзником, как Россия. ——————————— <*> Дневник посла Додда. 1933 — 1938. М., 1961. С. 334.

Поместив 23 апреля на страницах полуофициальной газеты «Тан» статью Луи де Вьена «Quo vadis, Polonia?» <*> и не обратив ровно никакого внимания на весьма озадачившее польскую печать неожиданное заявление Гитлера о готовности присоединиться к Восточному пакту <**>, Париж 2 мая 1935 г. подписал с Москвой договор о взаимопомощи. Он обязывал обе стороны в случае неспровоцированной агрессии немедленно оказать друг другу помощь, независимо от решения третьей стороны, то есть находившейся под сильным влиянием Лондона Лиги наций. 16 мая подобный договор Москва заключила и с Прагой, которая, как и следовало ожидать, обусловила начало его действия предварительным согласием Парижа. ——————————— <*> Эта статья — «Камо грядеши, Польша?» была размещена в рубрике «Tribuna Libre» // Le Temps. 23.04.1935. <**> Последние новости. 1935. 15, 22 апр.

Оба эти документа коренным образом меняли ситуацию в европейской международной политике и, прежде всего, ставили «жирный крест» на захватнических планах потенциальных агрессоров — нацистов, пилсудчиков и японских милитаристов напасть в течение 1935 г. на Советский Союз. У скептиков вполне закономерно возникновение вопроса о том, насколько реальной была угроза Москве с их стороны? Существовали ли в принципе подобные планы и в чьих интересах они были? К сожалению, не все имеющиеся в архивах документы, отражающие замыслы Берлина и Варшавы в отношении предполагаемого отчуждения российских просторов в 1934 — 1935 гг., доступны на настоящий момент, но даже имеющиеся в нашем распоряжении документальные крупицы позволяют утверждать, что такие планы существовали, и угроза Москве в тот период была реальной. Таким образом, несмотря на свертывание западноевропейскими политиками курса Барту на создание системы коллективной безопасности, угроза со стороны закамуфлированного польско-германского союза была столь ощутимой, что Париж был вынужден скорректировать свою позицию и пойти на заключение советско-французского союза о взаимопомощи. Хотя глава Кэ д’Орсэ Лаваль тесно взаимодействовал с министром иностранных дел Англии Саймоном и они занимали в отношении Германии близкую позицию, французские правящие круги должны были предпринять соответствующие меры, чтобы застраховать себя от возможных последствий польско-германских «восточных планов» и сохранить Россию как стратегического союзника. В этом заключалось коренное различие в подходах французских и британских правящих кругов: если Англия стремилась отвести германскую угрозу от своих колоний, то Франция стремилась не допустить нанесения политического ущерба России, своему единственному стратегическому союзнику. Реализация тайных «восточных планов» пилсудчиков находилась в тесной зависимости от внешней политики третьего рейха, однако после заключения советско-французского договора о взаимопомощи 2 мая 1935 г. нацисты были вынуждены отказаться от скорой реализации восточных замыслов. После смерти маршала Пилсудского, последовавшей 12 мая 1935 г., среди его соратников, оставшихся у руля внешней политики, не нашлось человека, который решился бы на изменение ее курса. Поляки недооценили Гитлера, сделали ставку на разрушение Чехословакии и создание так называемого нейтрального блока «интермариум» с Венгрией и другими странами, полагая, что фюрер согласится на общую польско-венгерскую границу. Время показало несостоятельность этих планов — Гитлера им перехитрить не удалось. Возможно, документы и факты, приведенные в данной статье в связи с секретным польско-германским договором, опубликованным в «Правде» и «Известиях» 20 апреля 1935 г., покажутся недостаточно убедительными, ведь его текста в архивах пока обнаружить не удалось. Тем не менее сам факт публикации его в центральных советских газетах — официальном органе ЦК ВКП(б) и официальном органе Верховного Совета СССР — свидетельствовал о наличии у советского руководства серьезных доказательств его существования. По свидетельству предшественника М. М. Литвинова на посту главы НКИД Г. В. Чичерина ни одна публикация в центральной прессе, имевшая отношение к международной проблематике, не появлялась без его предварительного ознакомления <*>. ——————————— <*> Диктатура языкочешущих над работающими. Последняя служебная записка Г. В. Чичерина // Документы русской истории. Приложение к российскому историческому журналу «Родина». 1995. N 6 (19). С. 106.

Весьма убедительным фактом в пользу существования этого документа было отсутствие ноты протеста со стороны польского посольства в Москве и польского МИД в Варшаве в связи с его публикацией. Официозная польская пресса, в отличие от оппозиционной, почему-то сразу не отозвалась на опубликование этого документа. Оппозиционный «Курьер варшавский» и близкий к правительству «ИКЦ» сообщили 23 апреля об этом в телеграммах своих парижских корреспондентов, называя опубликованный текст договора «фантастическим вымыслом». «Курьер варшавский» и «Газета варшавская», опровергая его достоверность, не могли не признать, что поведение польской дипломатии за последнее время содействовало возникновению подобных догадок относительно польско-германских отношений и что оно привело к тому, что французы перестали считаться с тем, что Польша является их союзником. Реакция официозной «Газеты польской» последовала лишь 25 апреля 1935 г. — она опровергла не факт существования, а текст тайного польско-германского соглашения, появившегося во французской печати, и намекнула, что инспиратором этой информации был СССР <*>. ——————————— <*> Государственный архив Российской Федерации. Ф. 4459. С. 70 — 72.

Немаловажным представляется мнение главы германской военной контрразведки, сподвижника адмирала Канариса Р. Проце. Оно позволяет предположить, что к декларации Липский-Нейрат прилагалось не одно, а, по меньшей мере, два секретных приложения. «Наш фюрер заключил в 1934 г. договор дружбы с Польшей, который исключил Польшу из числа врагов Германии ценой отказа от достижения взаимопонимания с Россией. Он отдалил угрозу раздела Польши на неопределенное время и позволил Гитлеру продолжать играть свою роль истинного врага большевизма. Секретная статья договора 1934 г. запрещала любой из сторон вести разведывательную деятельность друг против друга и предполагала обмен информацией». Собрав своих начальников подразделений и ознакомив их с распоряжением Генерального штаба, Канарис устно его дополнил: «Само собой разумеется, мы продолжаем вести работу» <*>. ——————————— <*> Colvin I. Vansittart in Office. An historical Survey of the Origins of the Second World War based on the papers of Sir Robert Vansittart. London, 1965. P. 10 — 11.

Непосредственным архивным свидетельством существования секретных статей польско-германской декларации от 26 января 1934 г. является донесение И. В. Сталину из Парижа от агента, связанного с сотрудниками французского МИД. В соответствии с ним весной 1934 г., прибалтийские государства получили сведения о том, что секретные статьи польско-германского соглашения предусматривали раздел не только Украины, но и Прибалтики. Их руководство конфиденциально обратилось к министру Л. Барту выяснить в Варшаве, соответствуют ли эти сведения действительности. После возвращения Барту из поездки в Риге уверились в том, что «Польша в предвидении крупных внутренних затруднений в России, действительно заключила тайное соглашение с Германией на предмет совместных действий, угрожающих также и Прибалтике» <*>. ——————————— <*> Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 558. Оп. 11. Д. 187. К. 17, 19.

Прямым документальным свидетельством существования тайной польско-германской договоренности является беседа наркома иностранных дел СССР М. М. Литвинова с французским послом в Москве Ш. Альфаном, имевшая место 20 апреля 1934 г., о том, что тайная польско-германская договоренность была облечена в форму обмена письмами между Гитлером и Пилсудским <*>. ——————————— <*> Документы внешней политики СССР. Т. XVII. С. 277 — 278.

Косвенным свидетельством, указывающим на то, что секретная договоренность была облечена в форму обмена письмами между фюрером и польским диктатором и о ней был проинформирован очень ограниченный круг посвященных лиц, является следующий факт. 14 марта 1934 г. японский посол в Берлине посетил польского посланника и очень интересовался новой политической линией Польши. В особенности он допытывался у Липского, насколько обоснованы слухи о планах польской экспансии на Украину взамен за уступку Германии Поморья, и получил от польского дипломата отрицательный ответ. В дальнейшем японский посол стал пользоваться особым доверием со стороны нацистской верхушки и германского президента Гинденбурга, что свидетельствовало о его информированности относительно совместных польско-германо-японских намерений напасть на СССР в 1935 г. В этом свете его визит к Липскому следует рассматривать как попытку узнать о степени посвященности в эти планы польского дипломата. Его неинформированность, проявившаяся в беседе с японским послом, подтверждает утверждение наркома М. М. Литвинова <*>. ——————————— <*> Wojciechowski M. Stosunki polsko-niemieckie 1933 — 1938. Poznaс, 1965. S. 324.

Вероятнее всего, текст польско-германского договора от 25 февраля 1934 г. был добыт советской разведкой, имевшей агента в ближайшем окружении польского министра иностранных дел Ю. Бека <*>. Когда в течение марта — апреля 1935 г. проявилась склонность французского руководства к проволочкам в деле подписания советско-французского союзного договора, И. В. Сталин распорядился передать имевшийся в его распоряжении текст по агентурным каналам во Францию для его публикации в средствах массовой информации. Для того чтобы французское руководство поняло, что это не фальшивка и осознало истинную значимость этого документа для будущего Франции, текст секретного польско-германского договора был размещен на первой странице центральных советских газет. ——————————— <*> Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 558. Оп. 11. Д. 187. К. 28.

«Правда» и «Известия» не только отражали официальную точку зрения советского руководства, но и имели право публиковать и нередко публиковали тексты международных правовых документов и информацию о подписании тех или иных международных договоров. О степени политической значимости опубликования на страницах центральных советских газет информации международно-правового и международно-протокольного характера свидетельствует тот факт, что в последующем она использовалась при издании официальных дипломатических документов. В частности, 18-й том так называемого синего сборника «Документов внешней политики СССР» нам сообщает, ссылаясь на «Известия», о заключении 26 марта 1935 г. в Праге договора о торговле и судоходстве, 17 мая 1935 г. соглашения о воздушном сообщении, а 4 июня 1935 г. — кредитного соглашения между СССР и Чехословакией <*>. Учитывая эти обстоятельства, опубликование текста секретного польско-германского договора на страницах «Правды» и «Известий» автоматически придало ему статус официально опубликованного документа. ——————————— <*> Документы внешней политики СССР. Т. XVIII. С. 219, 339, 381.

В отличие от секретного приложения к пакту Молотов-Риббентроп, не имевшего до предъявления его оригинала внимания российской общественности в Третьяковской галерее в середине 90-х гг. XX в. статуса официально опубликованного документа, секретный польско-германский договор от 25 февраля 1934 г. таковым обладает. Даже если оригинал этого документа историкам не удастся обнаружить, что не исключено, публикация его в «Известиях» и «Правде» придала ему статус официально признанного советским, а следовательно, и российским высшим политическим руководством. Хотелось бы выразить надежду, что настоящая статья положит начало дискуссии вокруг пакта Гитлер-Пилсудский и выступит в роли своеобразного противовеса тенденции, наметившейся в части российских и польских исследований. Польская историография конца 90-х гг. Х — нач. XXI вв. ведет активную кампанию, направленную на пересмотр сути внешней политики режима Пилсудского. В ее процессе предпринимаются последовательные попытки поднять на щит так называемую внешнеполитическую концепцию «равноудаленности», которую варшавский МИД декларировал, начиная с момента заключения пакта Липский-Нейрат и кончая 1 сентября 1939 г. <*>. Одновременно часть польских историков, видимо, отдавая дань новым политическим реалиям, в которых оказалась современная Польша, стремится переложить ответственность за развязывание Второй мировой войны с западных «умиротворителей» на советское политическое руководство, в том числе на И. В. Сталина <**> Похоже, что новые документы, в том числе архивные, способны внести определенные коррективы в устоявшиеся стереотипы исторического мышления, исследовательские подходы и частично ответить на вопрос: что же на самом деле скрывалось под так называемой политикой «равноудаленности» <***>, которую проводили пилсудчики, начиная с января 1934 г.?

——————————— <*> Советско-польские отношения в политических условиях Европы 30-х годов ХХ столетия. Сборник статей / Отв. ред. Дурачинский Э., Сахаров А. Н. М., 2001. <**> Захариас М. Предпосылки и мотивы политики Ю. Бека в 1939 г. // Советско-польские отношения в политических условиях Европы 30-х годов ХХ столетия. Сборник статей / Отв. ред. Дурачинский Э., Сахаров А. Н. М., 2001. С. 230. <***> В период 1934 — 1939 гг. министр Ю. Бек всего лишь раз посетил Москву и 10 раз заезжал в Берлин обсудить те или иные вопросы, не считая «охотничьих» визитов Г. Геринга в Польшу.

Так или иначе, диагноз, поставленный тем или иным врачом пациентам, попавшим к нему на прием, не носит окончательного характера и тем более не является приговором. Ведь пациентам могут уделить внимание и другие доктора, созвав научный консилиум, если сочтут это необходимым для сохранения здоровья.

——————————————————————