Свобода выражения мнения vs. независимость и авторитет суда: конкурирующие конституционные ценности?

(Карасева И. А.) («Конституционное и муниципальное право», 2012, N 8)

СВОБОДА ВЫРАЖЕНИЯ МНЕНИЯ VS. НЕЗАВИСИМОСТЬ И АВТОРИТЕТ СУДА: КОНКУРИРУЮЩИЕ КОНСТИТУЦИОННЫЕ ЦЕННОСТИ? <*>

И. А. КАРАСЕВА

——————————— <*> Karaseva I. A. Freedom of expression of opinion vs. independence and authority of the court: completive constitutional values?

Карасева Ирина Андреевна, аспирантка кафедры конституционного и муниципального права юридического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Принято считать, что все конституционные ценности обладают равной значимостью. Однако в правоприменительной практике суды зачастую сталкиваются с конкуренцией конституционных ценностей. Автор размышляет над вопросом, являются ли такие ценности, как свобода слова и независимость судебной власти, конкурирующими или же их столкновение обусловлено злоупотреблением одним из прав. В статье рассматриваются примеры разрешения судами конкуренции между указанными ценностями.

Ключевые слова: свобода прессы; уважение к суду; ценности правосудия; баланс; конкуренция.

It is considered that all constitutional values possess the equal importance. However in practice courts frequently meet with competition of the constitutional values. The author reflects over a question, whether such values as freedom of speech and independence of judicial authority are competing or their collision is caused by abusing one of the rights. In article examples of balancing between the values are considered.

Key words: freedom of the press; respect for the court; values of justice; balance; competition.

1. Конституционные ценности: границы понятия

Конституционные ценности — это основополагающие правовые принципы, определяющие приоритеты развития и защиты общественных отношений в различных сферах жизни, закрепленные в конституции и (или) выводимые из ее содержания путем официального толкования. При определении границ понятия «конституционные ценности» стоит обратить внимание на следующие моменты. Во-первых, конституционные ценности, даже прямо не закрепленные в нормах конституции, могут выводиться из ее содержания (как, например, принципы соразмерности и пропорциональности регулирующего воздействия государства на общественные отношения) <1>. Во-вторых, действительное смысловое наполнение конституционных ценностей выявляется в сфере реализации права (в частности, в решениях Конституционного Суда РФ и других высших судов России). В-третьих, содержание российских конституционных ценностей уточняется с учетом общепризнанных принципов и норм международного права, ратифицированных международных договоров Российской Федерации. Среди таких документов особого упоминания заслуживает Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод 1950 г. с последующими изменениями и дополнениями (протоколами) (далее — Европейская конвенция) <2>, а также решения Европейского суда по правам человека (далее — ЕСПЧ). Соответственно, в содержание российских конституционных ценностей «вплетается» конвенционный элемент. ——————————— <1> Имеется в виду необходимость следования указанным ценностям при установлении условий реализации конституционных прав и их возможных ограничений. См., например: п. 2.2 Определения Конституционного Суда РФ от 16 декабря 2008 г. N 1069-О-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Тарасова Юрия Павловича на нарушение его конституционных прав пунктом 1 статьи 119 Налогового кодекса РФ»; п. 3.3 Постановления Конституционного Суда РФ от 20 декабря 2010 г. N 22-П «По делу о проверке конституционности части 8 статьи 4 и частей 2, 3 и 4 статьи 9 Федерального закона «Об особенностях отчуждения недвижимого имущества, находящегося в государственной собственности субъектов РФ или в муниципальной собственности и арендуемого субъектами малого и среднего предпринимательства, и о внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ» в связи с жалобой администрации города Благовещенска». <2> Конвенция о защите прав человека и основных свобод (Рим, 4 ноября 1950 г.) (с изменениями от 21 сентября 1970 г., 20 декабря 1971 г., 1 января, 6 ноября 1990 г., 11 мая 1994 г.).

Конвенционные ценности находят свое отражение в национальных конституциях и воплощаются в правоприменительных актах. Например, в п. 3 Постановления от 15 июня 2010 г. N 16 «О практике применения судами Закона Российской Федерации «О средствах массовой информации» <3> Пленум Верховного Суда РФ интерпретировал содержание ст. 29 и 55 Конституции РФ в духе Европейской конвенции. ——————————— <3> Российская газета. N 132. 2010. 18 июня; Бюллетень Верховного Суда РФ. 2010. N 8.

Заслуживает упоминания и еще один момент. Решения ЕСПЧ оказывают заметное влияние на практику конституционных судов европейских государств. Но существует и обратное влияние: обмен идеями и правовыми решениями конституционных судов обогащает практику ЕСПЧ. Все это требует при оценке содержания отечественных конституционных ценностей учитывать интерпретации аналогичных правовых конструкций конституционными судами европейских государств. Таким образом, применительно к России границы понятия «конституционные ценности» охватывают положения Конституции РФ, а также решения российских высших судов, интерпретирующие соответствующие конституционные нормы, в том числе в соотношении с нормами действующих на территории России международно-правовых документов.

2. Свобода выражения мнения в соотношении с принципами независимости и авторитета суда: теоретический и практический аспекты взаимосвязи конституционных ценностей

Статья 29 Конституции РФ гарантирует свободу мысли и слова. В ст. 120 Конституции РФ установлено положение о независимости суда <4>. Имеют ли две указанные конституционные ценности равное значение? ——————————— <4> Такой принцип, как авторитет суда, непосредственно в Конституции РФ не закреплен, но отражен в иных нормативных правовых актах. См., например: Закон РФ от 26 июня 1992 г. N 3132-1 «О статусе судей в Российской Федерации»; Федеральный закон от 14 марта 2002 г. N 30-ФЗ «Об органах судейского сообщества в Российской Федерации». Вместе с тем данный принцип на практике трактуется во взаимосвязи с принципом независимости суда.

Анализ положений Конституции РФ показывает, что ограничения свободы выражения мнения в целях обеспечения независимости суда ее нормы не предусматривают. Пределы, установленные для реализации упомянутой свободы как в специальном (ч. 2 ст. 29), так и в общем (ч. 3 ст. 55) аспектах, не содержат упоминания о независимости суда. Другой подход мы можем увидеть в европейской практике. Осуществление свободы выражения мнения, согласно ст. 10 Европейской конвенции, может быть сопряжено с ограничениями, предусмотренными законом и необходимыми в демократическом обществе в целях в том числе обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия (ч. 2). Хотя конституционные права человека и гражданина признаются современной доктриной изначально субъективными и нацелены на обеспечение частного интереса, сам факт их признания на уровне конституции указывает также на их публичное значение. Но это вовсе не означает возможности злоупотреблять заложенным в праве частным интересом. Государство устанавливает, руководствуясь «публичным мотивом», пределы для чрезмерной частной активности. Но обеспечение авторитета и беспристрастности правосудия защищаются правом изначально именно как ценности «публичного интереса» (публичные ценности «первого порядка») и в силу этого обстоятельства выступают как границы для реализации частного интереса, заложенного в свободе выражения мнения. Так, публичные ценности «первого порядка» демонстрируют свое превосходство над изначально частными ценностями «второго порядка». Проблема конкуренции конституционных ценностей, которые могут быть «изначально частными» или «изначально публичными», получает воплощение и в решении вопроса о соотношении свободы выражения мнения с ценностями независимости и авторитета суда. Столкновение данных ценностей имеет место при вмешательстве властей в осуществление индивидом свободы слова. При каких обстоятельствах и во имя чего может осуществляться такое вмешательство? В первую очередь для того, чтобы оградить судей от вынесения неправосудных решений. В средствах массовой информации могут содержаться сведения, имеющие целью 1) повлиять на вынесение решения в пользу той или иной стороны; 2) оклеветать того или иного судью; 3) возбудить в отношении его судебное разбирательство и (или) отстранить от рассмотрения конкретного дела. Несомненно, судьи должны быть ограждены от такого рода посягательств. Но означает ли это, что при нарушении закона самими судьями пресса должна молчать, чтобы у людей не сформировалось отрицательного отношения к существующей судебной власти? Конечно, нет. Суду в каждом конкретном случае необходимо установить, в какой мере соответствовало действительности сделанное в прессе заявление, насколько корректно оно было сформулировано и насколько важную проблему поднимало. Если же высказывания, опубликованные в прессе, действительно носят клеветнический характер, как на это следует реагировать судье? Неоднократно ЕСПЧ отмечал, что на судьях лежит долг сдержанности, который мешает им ответить на критику <5>. Обращение в суд с иском о защите репутации — вот единственный инструмент защиты в данном случае. В Российской Федерации подобного рода дела рассматриваются в рамках уголовного судопроизводства по ст. 297 (неуважение к суду) или 298 УК РФ (клевета в отношении суда). ——————————— <5> Application N 19983/92, De Haes and Gijsels v. Belgium, Judgment of 24 February 1997.

Таким образом, конкуренция свободы выражения мнения с ценностями независимости и авторитета суда изначально заложена в Европейской конвенции в отличие от Конституции РФ, в которой указанные ценности не сталкиваются. Тем не менее на практике с проблемой баланса отмеченных конституционных ценностей российские суды (в основном суды общей юрисдикции) встречаются. Есть у рассматриваемой проблемы еще один аспект. Согласно Европейской конвенции (ст. 10) право на свободу выражения мнения включает также право получать и распространять информацию. Соответственно, конкуренция свободы выражения мнения с ценностями независимости и авторитета суда возможна и в связи с ущемлением права на доступ к информации.

3. Право на доступ к информации и независимость суда

Право доступа к информации по судебным делам, в которых лицо является стороной, охватывается содержанием конституционного права получать информацию законным способом (ч. 4 ст. 29 Конституции). Содержание данного права раскрывается в Федеральном законе N 262-ФЗ от 22 декабря 2008 г. «Об обеспечении доступа к информации о деятельности судов в Российской Федерации» <6>, а также конкретизируется в актах высших судов <7>. ——————————— <6> Собрание законодательства РФ. 2008. N 52 (ч. 1). Ст. 6217. <7> Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 31 мая 2007 г. N 27 «О практике рассмотрения судами дел об оспаривании решений квалификационных коллегий судей о привлечении судей судов общей юрисдикции к дисциплинарной ответственности»; Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2010 г. N 16 «О практике применения судами Закона РФ «О средствах массовой информации» // СПС «КонсультантПлюс».

Кажется очевидным, что публичное обсуждение вопросов, являющихся предметом рассмотрения суда <8>, не является автоматически посягательством на независимость суда. Но представим следующую ситуацию: окончательное решение по делу не принято, судебное рассмотрение отложено до определенного дня; в период между заседаниями в свет выходит публикация, автор которой под влиянием заинтересованных в определенном исходе дела лиц указывает, каким должно быть «правильное» решение суда. Необходимо ли запрещать такую публикацию? Представляется, что нет. Судья не может препятствовать стремлению представителей средств массовой информации освещать деятельность суда (ч. 2 ст. 6 Кодекса судейской этики) <9>. Существует презумпция того, что судья обладает высшими моральными качествами, которые гарантируют его способность рассматривать дело независимо и беспристрастно. Данная презумпция вытекает из положения Конституции о независимости и несменяемости судей (ст. 120 — 121) и из принципа законности, которым должны руководствоваться все государственные органы. Согласно Кодексу судейской этики (ч. 3 ст. 4) общественное мнение и возможная критика деятельности судьи не должны влиять на законность и обоснованность его решений. ——————————— <8> Обязанность опубликования текстов судебных актов установлена в ст. 14 ФЗ «Об обеспечении доступа к информации о деятельности судов в РФ». <9> Утвержден VI Всероссийским съездом судей 2 декабря 2004 г.

Обращаясь к опыту зарубежных стран, стоит обратить внимание на дело о публикации решений суда, не вступивших в законную силу <10>, рассмотренное Конституционным судом Чешской Республики в 2006 г. В Чехии существовал тогда запрет на публикацию решений суда, не вступивших в законную силу. Данное ограничение было обосновано требованием невмешательства в деятельность суда. Конечно, человек, запрашивающий такую информацию, должен понимать, что решение не вступило в законную силу и не является неизменным и окончательным, так как подлежит обжалованию. Однако, по нашему мнению, это не может быть причиной ограничения доступа к такого рода информации в принципе. ——————————— <10> Czech Republic Constitutional court, Judgment, 2006/03/14-Pl. US 30/04: Equality. URL: http://www. concourt. cz/view/pl-30-04.

К аналогичному выводу пришел и Конституционный суд Чехии, который вынес решение о признании положения, запрещающего публикацию решений суда, не вступивших в законную силу, не соответствующим Конституции. Конституционный суд исходил из того, что конкуренции между правом на доступ к информации и принципом независимости суда нет и не может быть в случае надлежащего и добросовестного исполнения судьями возложенных на них функций. Таким образом, право на доступ к информации и независимость суда не могут рассматриваться в качестве конкурирующих конституционных ценностей. Данный вывод применительно к Российской Федерации вытекает из положений Конституции РФ (ст. 29, 120, 121) и других актов, принятых в развитие ее положений. На настоящий момент отсутствует российская судебная практика по рассмотрению подобного рода коллизий, но зарубежный опыт (пример упомянутого решения Конституционного суда Чехии) подтверждает наш вывод.

4. Свобода выражения мнения и авторитет суда

Защита чести и достоинства, а также деловой репутации граждан и юридических лиц предусмотрена не только законодательством РФ <11>. Как следует из ч. 2 ст. 10 Европейской конвенции, в числе правомерных ограничений свободы слова названы защита репутации судьи (как частного лица), а также обеспечение авторитета суда. ЕСПЧ применяет в схожих делах то одно, то другое основание. ——————————— <11> Статья 21 Конституции РФ, ст. 152 Гражданского кодекса РФ, ст. 5.13 Кодекса РФ об административных правонарушениях, ст. 17 Федерального закона от 27 июля 2006 г. N 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» и другие // СПС «КонсультантПлюс».

В одном из решений Европейского суда было отмечено, что судьи должны пользоваться доверием общественности и быть защищены от ничем не обоснованных нападок <12>. При этом «авторитет судебной власти» включает в себя «восприятие судов обществом в качестве заслуживающих уважения органов урегулирования правовых споров» <13>. Таким образом, понятие «авторитет» носит оценочный характер и зависит от публичной реакции на деятельность органов правосудия. ——————————— <12> Application N 19983/92, De Haes and Gijsels v. Belgium, Judgment of 24 February 1997. <13> Application N 43425/98, Skalka v. Poland, Judgment of 27 May 2003.

Зачастую лицами, ущемленными в использовании свободы выражения мнения, оказываются журналисты. Такое положение дел вполне предсказуемо в силу того, что одной из целей реализации свободы выражения мнения является публичный контроль за осуществлением власти, в том числе и судебной. Вынесенные судом решения по «громким» делам вызывают интерес у населения. Журналисты, публикуя такую информацию, часто дают ей оценку. Ведь, читая газетные статьи, мы в первую очередь отдаем предпочтение аналитическим материалам. Как быть, если журналист делает далеко не лицеприятные выводы относительно судебного акта, судьи, вынесшего акт, или всей судебной системы? Вместе с тем в практике ЕСПЧ имеются и случаи рассмотрения дел, связанных с ограничением свободы слова граждан, выражавших свое мнение о деятельности органов правосудия через средства массовой информации. Но особенно примечательны примеры покушения на авторитет суда со стороны представителей юридической профессии, в том числе адвокатов и даже судей. Проблемы, связанные с высказываниями журналистов, подрывающими авторитет суда, могут быть представлены примерами рассмотренных ЕСПЧ дел с участием заявителей из Словакии, Бельгии и России. В большинстве случаев, если одной из сторон процесса выступают журналисты, суд встает на их защиту. Такая снисходительность объясняется не только терпимым отношением к юридическому невежеству. В частности, ЕСПЧ в случае с заявителем из Словакии <14> учел также и то, что существует определенный журналистский стиль, для которого характерны преувеличение и даже некоторое искажение тех или иных событий. ——————————— <14> Application N 49418/99, Hrico v. Slovakia, Judgment of 20 July 2004. В Словакии заявитель опубликовал статьи, в которых содержалась острая критика в адрес одного из судей Верховного суда. Отметив, что принцип свободы печати допускает некоторую степень преувеличения, ЕСПЧ заключил, что нанесение оскорбления судье, его унижение или дискредитация не являлись целями заявителя.

Оценивая ограничение права на свободу выражения мнения двух бельгийских заявителей <15>, опубликовавших статьи, в которых они обвиняли троих судей в пристрастности при вынесении судебного решения, ЕСПЧ указал, что такое ограничение преследовало правомерную цель, а именно защиту репутации судей. Вместе с тем негативная характеристика действий служителей Фемиды не коснулась судебной системы в целом. В российском случае, связанном с публикацией статьи об обстоятельствах дорожно-транспортного происшествия с участием судьи, обвинявшейся в использовании служебного положения для разрешения дела в ее пользу, ЕСПЧ указал, что такое обвинение умаляет авторитет судебной системы в целом (а не только отдельного судьи) <16>. Таким образом, подходы Европейского суда к оценке последствий критики действий представителей судебной власти зависят от конкретных обстоятельств дела. Тем не менее представляется, что любое высказывание негативного характера, сделанное в отношении судьи, наносит урон авторитету всей системы правосудия. ——————————— <15> Application N 19983/92, De Haes and Gijsels v. Belgium, Judgment of 24 February 1997. <16> Application N 10941/03, Bezymyannyy v. Russia, Judgment of 8 April 2010.

В ситуациях, когда высказывания, подрывающие авторитет суда, исходят от граждан, ЕСПЧ также в большинстве случаев встает на их защиту. В этом можно убедиться на примерах дел, где заявителями стали граждане России, Польши, Турции. В частности, при рассмотрении одного из споров с участием российского заявителя суд отметил, что та важная роль, которую играет судебная власть в демократическом обществе, сама по себе не может предоставить судьям иммунитет от жалоб граждан. Имеется в виду дело Безымянный против РФ <17>, когда иск о защите чести, достоинства и деловой репутации был основан на требовании заявителя о возбуждении уголовного дела в отношении судьи. В связи с этим требования защиты были оценены ЕСПЧ не в связи с интересами свободы прессы, а в связи с правом заявителя сообщать о нарушениях закона должностным лицом в орган, компетентный рассматривать такие жалобы. ——————————— <17> Application N 10941/03, Bezymyannyy v. Russia, Judgment of 8 April 2010.

Позиция ЕСПЧ, сформулированная в решении по делу Скалка против Польши (Skalka v. Poland), заключается в том, что суды не имеют иммунитета против критики и надзора. Вместе с тем ЕСПЧ указал на различия понятий критики (когда выражено конкретное недовольство с объяснением причин) и оскорбления (недовольство в неприемлемой форме) <18>. ——————————— <18> Application N 43425/98, Judgment of 27 May 2003, Application N 10941/03, Bezymyannyy v. Russia, Judgment of 8 April 2010.

Совершенно под другим углом зрения ЕСПЧ была воспринята конкуренция ценностей в «турецком» деле 2006 г., когда заявитель обвинялся в намерении подрыва конституционного строя Турции <19>. Выступая в качестве обвиняемого в суде, он дал критическую оценку судебной системы Турции. Сказанное заявителем являлось частью его судебной речи и, следовательно, реализацией его права на защиту. В решении ЕСПЧ по данному делу было особо отмечено, что «при определенных обстоятельствах вмешательство в выражение обвиняемым своего мнения в ходе судебного разбирательства может нарушить его право на защиту. В то же время соображения справедливости требуют свободного обмена мнениями между сторонами в процессе». Тем не менее ЕСПЧ указал, что высказанные заявителем обвинения и манера их изложения могли «нанести ущерб авторитету суда, создав атмосферу неуверенности, которая послужила бы препятствием для надлежащего отправления правосудия». В результате ЕСПЧ признал ограничение турецким судом свободы слова заявителя правомерным. ——————————— <19> Application N 32458/96, Saday v. Turkey, Judgment of 30 March 2006.

Наиболее серьезного обсуждения, думается, требуют высказывания, посягающие на авторитет суда или репутацию отдельного судьи, сделанные самими судьями. Резонансным в этом отношении является дело Кудешкина против РФ <20>. В решении по данному делу ЕСПЧ отметил, что «обязанность лояльности и осмотрительности, связывающая государственных служащих, и особенно судей, требует, чтобы распространение даже точной информации осуществлялось со сдержанностью и осторожностью» <21> (выделено мной. — И. К.). ——————————— <20> Application N 29492/05, Kudeshkina v. Russia, Judgment of 26 February 2009. В указанном деле заявительница выступила с публичной критикой судебной системы. ЕСПЧ указал на правомерность ограничения свободы выражения мнения заявительницы, однако отметил, что наказание в виде потери возможности осуществления полномочий судьи не отвечало тяжести правонарушения, а также могло в последующем сдерживать других судей от критических высказываний из опасения лишения должности судьи. <21> Критерий лояльности и осмотрительности используется и российским Конституционным Судом. Лояльность понимается как «соблюдение определенных правил при публичном выражении своего мнения по вопросу, представляющему общественный интерес». При этом оценка «должна быть аргументированной, основанной на реальных фактах (обстоятельствах) и учитывающей последствия обнародования соответствующей информации». См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 30 июня 2011 г. N 14-П «По делу о проверке конституционности положений пункта 10 части 1 статьи 17 Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации» и статьи 20.1 Закона Российской Федерации «О милиции» в связи с жалобами граждан Л. Н. Кондратьевой и А. Н. Мумолина» // СПС «КонсультантПлюс».

5. Выводы: разрешение проблемы конкуренции конституционных ценностей

Опыт деятельности российских и зарубежных высших (и в особенности конституционных) судов, а также ЕСПЧ демонстрирует, что при столкновении принципа свободы выражения мнений с принципами авторитета и независимости суда необходимо проводить тщательное исследование, начиная с лингвистического анализа выражений, используемых сторонами, до более глубокого изучения существа конфликтной ситуации, в том числе и с целью выявления того, как высказывание повлияло на общественное мнение. Национальные суды более склонны защищать интересы правосудия, а не интересы граждан. Тогда как ЕСПЧ, ставя целью сбалансировать обе упомянутые ценности, нередко встает на защиту интересов граждан. Свобода выражения мнения более уязвима по сравнению с ценностями независимости и авторитета суда. Это означает, что представители государственной власти должны проявлять особую заботу именно о защите первой из названных ценностей. Неоднократно отмечалось <22>, что конституционные ценности находятся в системном единстве, баланс ценностей возможен только при их сосуществовании, умаление одной ценности за счет другой недопустимо. А потому неприемлемо ставить вопрос о том, какая из ценностей «важнее». ——————————— <22> Зорькин В. Д. Ценностный подход в конституционном регулировании прав и свобод // Журнал российского права. 2008. N 12; СПС «КонсультантПлюс».

При правомерном «использовании» ценностей конфликта между ними не возникает. Но в реальности недобросовестность со стороны одних и злоупотребление правами со стороны других порождают противоречия. В связи с этим перед конституционалистами стоит задача выработки актуальной научной концепции и соответствующих правовых инструментов для преодоления конфликтов ценностей. Разрешение противоречия между конституционными ценностями в первую очередь требует правильного установления содержательных границ каждой из них. Если ценность используется вразрез со своим предназначением, она перестает быть таковой, и в этом плане трудно переоценить решающую роль судов, выявляющих сущность конституционных ценностей применительно к конкретной ситуации.

——————————————————————