Международное право и вызовы XXI века

(Капустин А. Я.) («Журнал российского права», 2014, N 7)

МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО И ВЫЗОВЫ XXI ВЕКА

А. Я. КАПУСТИН

Капустин Анатолий Яковлевич, доктор юридических наук, профессор, первый заместитель директора Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации.

Рассматриваются основные особенности современного международного права, его природа и функции в международном сообществе. Анализируются изменения в субъектном составе международного права, развитие способов создания и осуществления норм международного права, основные вызовы международному праву и пути их преодоления.

Ключевые слова: международное право, международное сообщество, «европеизация» международного права, «трансцивилизационная» концепция международного права, международное правотворчество, международное судебное разбирательство.

International law and challenges of the 21st century A. Ya. Kapustin

Kapustin A. Ya., Doctor of Jurisprudence, Professor, The Institute of Legislation and Comparative Law under the Government of the Russian Federation.

The article is considered the principal features of modern International law, its nature and functions in the international community. Analysing the changes in its subjects composition as well as the development of law-making methods and means of realization of the norms of international law. It is also engages with principal challenges to international law and the methods of how it is possible to get over them.

Key words: international law, international community, «europeanisation» of international law, «transcivilizational» perspective on international law, international law-making, international adjudication.

Отечественная наука международного права традиционно уделяет большое внимание анализу природы и значения международного права. В период до Октябрьской революции российская наука международного права, по оценке Д. Б. Левина, отличалась большим многообразием <1>, особенно это было характерно для конца XIX — начала XX в. Русская научная мысль в этой сфере в то время пытливо искала ответы на самые насущные и злободневные вопросы теории и обоснования понимания значения и сущности международного права. В этих целях был выдвинут ряд оригинальных концепций: теория права международного управления (Мартенс, Казанский); теория международной охраны права (Коркунов); теория права человечества (Камаровский, Ященко); теории межгосударственного права (Стоянов, Ивановский Горовцев, Захаров); теории, распространяющие действие международного права не только на государства, но и на индивидов (Капустин, Даневский, Уляницкий); теория междувластного права (Таубе, Байков); теории национализации международного права (Эйхельман, Симсон) <2>. Такая широта методологических подходов поражает, хотя позитивное международное право в то время еще не вышло за пределы своего классического периода развития. ——————————— <1> См.: Левин Д. Б. Наука международного права в России в конце XIX и начале XX века. М., 1982. С. 9. <2> См.: Левин Д. Б. Указ. соч. С. 12 — 69.

Советский период характеризуется постепенным утверждением единого понимания сущности международного права на основе классового подхода к оценке и международных отношений, и международного права. Несмотря на единый методологический идеологически мотивированный подход, для советской науки также был характерен плюрализм воззрений на различные аспекты сущности и объективных основ международного права <3>. ——————————— <3> См.: Тункин Г. И. Теория международного права. М., 1970; Он же. Право и сила в международной системе. М., 1983; Блищенко И. П. Социалистическая концепция международного права. М., 1991; Бобров Р. Л. Основные проблемы теории международного права. М., 1968; Игнатенко Г. В. Международное право и общественный прогресс. М., 1972.

Постсоветский период характеризуется стремлением полнее осмыслить прошлое и на основе богатого отечественного исторического научного наследия сформулировать современные подходы к понятию сущности и объективного обоснования международного права <4>. Наука находится в постоянном движении, и ее ход вряд ли могут задержать «великие исторические переломы», замедлить — может быть, но остановить — никогда. ——————————— <4> См.: Черниченко С. В. Теория международного права. Т. 1, 2. М., 1999; Он же. Очерки по философии и международному праву. М., 2009.

Если говорить о современной зарубежной науке международного права, то ее развитие также характеризуется поиском ответов на вопрос о природе международного права и объяснениями его особенностей по сравнению с иными правовыми феноменами, прежде всего с внутренним правом государств. Самое примитивное разграничение научных подходов, каким бы это ни показалось странным, осуществляется на основе не логических, а скорее психологических аргументов. Так, итальянский юрист К. Фокарелли считает, что «все теории международного права, невзирая на их многообразие и виды, стремятся к сведению к двум антагонистическим позициям: доверию и недоверию» <5>. В этом он не оригинален, так как опирается на мнение американского юриста Дж. Кунца, призывавшего находить золотую середину между «мнимым оптимизмом» и «циничным минимализмом» <6>. ——————————— <5> Focarelli C. International Law as Social Construct. The Struggle for Global Justice. Oxford, 2012. P. 93 — 94. <6> Ibid. P. 94.

Некоторые специалисты предлагают более широкий ряд возможных психологических позиций в восприятии международного права. Канадский юрист Ф. Мэгре считает, что всех, кто изучает природу международного права, можно поделить на ряд групп. Первые — это «отрицатели» («нигилисты»), которые скептически оценивают возможность существования права, регулирующего отношения между равными субъектами, т. е. государствами <7>. Затем идут «идеалисты», признающие международное право настоящим правом, потому что оно создается не только согласием государств, но и собственными авторитетными источниками <8>. Следующая группа именуется «апологетами», отвергающими аргументы как «нигилистов», так и «идеалистов», которые признают международное право в качестве реальности социальной практики и считают, что некоторые из его особенностей имеют правовой характер sui generis <9>. Кроме того, ученый выделяет группу «реформистов», которые не отрицают того очевидного факта, что существование международного права является лучшим, чем полное отсутствие права в международных отношениях, но они озабочены стремлением избавить его от неправильных, с их точки зрения, особенностей, с тем чтобы сделать его более похожим на внутреннее право <10>. Наконец, пятую группу составляют «критики», преимущественно это юристы из стран третьего мира, которые не отрицают обязательный характер международного права и его правовую природу, но считают, что современное международное право маскирует систему притеснения и угнетения сильными государствами слабых <11>. ——————————— <7> См.: Megret F. International Law as Law / Eds. by J. Crawford, M. Koskenniemi. Cambridge, 2012. P. 73 — 74. <8> Ibid. P. 75 — 76. <9> Ibid. P. 76 — 79. <10> См.: Megret F. Op. cit. P. 79 — 80. <11> Ibid. P. 80 — 81.

Конечно, не утратили своего значения зарубежные теории, объясняющие природу международного права через обращение к философским или теоретическим концепциям. Тот же К. Фокарелли выделяет девять основных доктрин, трактующих различным образом природу международного права: естественно-правовая, позитивистская, доктрина реализма, аксиологическая, деконструктивистская, социологическая, доктрина международно-правового конституционализма, административистская доктрина международного права, а также доктрина третьего мира <12>. Не вдаваясь подробно в их изложение, отметим, что все они исходят из убеждения, что международное право имеет юридическую природу, которая, однако, может быть выведена из различных фактов социальной действительности. Далее мы рассмотрим ряд новейших направлений зарубежной научной мысли, которые стремятся объяснить новые явления международной жизни с иных методологических позиций. ——————————— <12> См.: Focarelli C. Op. cit. P. 93 — 138.

Международное право не только отражает присущие любому праву характеристики, но обязательно воспроизводит особенности системы, которая вызвала его к жизни, т. е. системы межгосударственных отношений, представляющей собой исторически изменяющуюся субстанцию. Современная эпоха развития международных отношений отличается от предыдущих рядом особенностей. В Послании Президента России Федеральному Собранию РФ была дана емкая оценка мировому развитию, которое «становится все более противоречивым и более динамичным» <13>. Противоречия, свойственные современной системе международных отношений, проявляются в самых различных сферах — от военно-политической до гуманитарной. Сейчас уже не приходится сомневаться в том, что романтические настроения, связанные с распадом Советского Союза и прекращением идеологического противостояния между Западом и Востоком, оказались не более чем иллюзиями, что уже не раз происходило в мировой истории. Жизнь показала: на смену идеологическим противоречиям приходят геополитические, которые по силе своего накала не уступают, а, может быть, превышают политико-идейные разногласия. История, таким образом, не остановилась, а перешла лишь на новый виток своего развития. ——————————— <13> Путин В. В. Послание Президента Российской Федерации Федеральному Собранию Российской Федерации от 12 декабря 2013 г. URL: http://www. Kremlin. ru.

Человечество после окончания холодной войны не смогло преодолеть и ряд ранее существовавших противоречий — между севером и югом, между различными уровнями социально-экономического развития, между богатством и бедностью, между различными цивилизациями и т. д. Соответственно, потребность в осознании мировых процессов не снижается, а, наоборот, увеличивается, сохраняется понимание того, что необходимо использовать все имеющиеся средства мирного развития, включая и такой важнейший инструмент регулирования, каким является международное право. Расширение действующих лиц мировой истории и диверсификация международных отношений нередко вызывают потребность в комплексном и системном осмыслении роли и значения международного права не только в регулировании тех или иных сфер международных отношений (даже очень важных), но и в понимании его высокой цивилизаторской миссии. Действительно, сложившиеся в классический период развития международного права представления и соответствующие им теории исходили скорее из сопоставительного, чем сравнительного анализа природы международного права с внутренним правом государств, а также международного сообщества с человеческим обществом, сложившимся в рамках определенного государства. Понимание международного права, как и права вообще, тесно связано с государством, поскольку, подобно внутреннему праву, оно обязано своим появлением как социально значимого феномена именно государству. Однако в отличие от внутреннего международное право становится фактом объективной действительности только тогда, когда в наличии имеется как минимум два государства, отношения между которыми неизбежно должны быть урегулированы определенными правилами поведения. Рассуждая абстрактно (точнее, внеисторически), можно допустить, что даже при появлении всего одного государства в нем в силу объективных условий может сформироваться внутреннее право, а вот международное право требует существования не менее двух государств. Отмеченная неизбежность появления права в межгосударственных отношениях носит естественный характер. Это, видимо, и явилось причиной того, что исторически первыми концепциями международного права стали естественно-правовые теории. Отсюда и иное, традиционно воспринимаемое фундаментальным, различие — если внутреннее право в его наиболее упрощенном смысле <14> есть основание «для поведения людей и действий государства», то международное право по своему предназначению направлено на регулирование поведения государств <15>. Данное обстоятельство проявляется в том, что, несмотря на динамичное развитие международного права в последнее столетие, основным субъектом международного права остается государство, которое выступает в самых различных формах и проявлениях, но при этом сохраняет свое качество международной правосубъектности. ——————————— <14> Разумеется, это некая симплификация явления права, потому что вопрос о смыслах права достаточно сложен. Нельзя не согласиться с тем, что право «не исчерпывается одним каким-либо смыслом». См.: Общая теория государства и права. Академический курс в 3 т. 2-е изд. / Отв. ред. М. Н. Марченко. Т. 2. М., 2001. С. 1. <15> Так, канадский юрист Ф. Мэгре пишет: возможно, «…определяющей характеристикой международного права традиционно являлось то, что оно является скорее правом государств, чем индивидов». См.: Megret F. Op. cit. P. 65. Однако он оговаривается, что в древний период своего развития jus gentium распространяло свое регулирование не только на государства, но и на иностранцев, т. е. индивидов.

Нередко для обоснования своеобразия международного права внутреннее право выступает в качестве отправной точки, исходной модели для определения его основных особенностей как отдельной правовой системы. В связи с этим признается, что международному и внутреннему праву присущи некоторые общие признаки (государственно-волевой характер, использование правовых норм в целях регулирования общественных отношений, возможность принудительного обеспечения соблюдения норм права и т. д.). В то же время между этими двумя системами отмечают различия: между их субъектами, предметами регулирования, способами образования норм и их осуществления, в том числе в необходимых случаях в использовании государственного принуждения для обеспечения соблюдения этих норм <16>. ——————————— <16> См.: Тункин Г. И. Право и сила в международной системе. С. 27.

Несмотря на то что перечисленные отличия сохраняются, в системе международных отношений за последние десятилетия произошли серьезные изменения, которые в той или иной форме отражаются в международном праве и его системе. Наряду с государствами к настоящему времени активными участниками международных отношений стали международные межправительственные организации (ММПО), рост которых как в количественном отношении, так и в смысле появления новых форм и видов очевиден. Однако этим круг субъектов не ограничивается, поскольку все более заметным становится участие международных неправительственных организаций (МНПО), которые стремятся не только объединять усилия отдельных частных лиц из различных государств, но и активно влиять на международное правотворчество и международную правоприменительную практику. Появившееся в международно-правовой литературе понятие «международное гражданское общество» <17> не только отражает всевозрастающую роль неправительственных организаций в решении актуальных международных проблем (экологических, прав человека и др.), но и означает попытку теоретического осмысления новых международных форм взаимодействия — государств, ММПО и МНПО и их закрепление в международном праве. В последнее время были отмечены случаи такой деятельности МНПО, которая приводила к определенному осложнению межгосударственных отношений <18>, что показывает большое практическое значение формирования международно-правовых основ их деятельности, подразумевающее признание за ними не только определенных международных прав, но и обязанностей по соблюдению как национального законодательства государств, так и общепризнанных принципов и норм международного права. Наличие или отсутствие международной правосубъектности не может служить основанием для нарушения международного права, а ссылки на благие цели, которые МНПО собирается достичь в результате неправомерных действий, не должны подменять или тем более вытеснять правомерные методы урегулирования подобных претензий. Неправомерными действиями формировать правопорядок, тем более международный, нельзя. Возможно, следует подумать о путях противодействия международно-правовыми мерами актам вандализма или грубого нарушения законодательства отдельных государств или международно-правовых норм активистами МНПО. ——————————— <17> Анализ концепции «международного гражданского общества» см.: Капустин А. Я. Международные организации в глобализирующемся мире: Монография. М., 2010. С. 88 — 107. <18> Так, акции международной экологической организации «Гринпис» на судне «Arctic Sunrise», вылившиеся в попытку воспрепятствовать работе российской нефтяной платформы «Приразломная» в Арктике, привели к аресту активистов и членов экипажа судна, что вызвало определенное осложнение в отношениях между Россией и Нидерландами.

Нельзя не отметить устойчивую тенденцию к расширению участия в международных отношениях не только МНПО, но и иных, как модно сейчас говорить, негосударственных акторов. В их числе можно указать транснациональные корпорации (ТНК), государственные корпорации. Начиная с принятия в рамках ООН Международного билля о правах человека, а также с момента вынесения приговоров военным нацистским преступникам Нюрнбергским трибуналом вопрос об ограниченной международной правосубъектности индивида (право обращения с жалобами на государства в международные органы, в том числе специализированные суды, а также признание международной уголовной ответственности индивида за совершение международных преступлений) стал предметом широкой дискуссии. Бесспорно, данные факты (обращение индивидов в международные суды и привлечение их к международной уголовной ответственности в международных уголовных трибуналах) не отменяют суверенитета государств хотя бы потому, что указанные средства носят субсидиарный по отношению к национально-правовым средствам характер и способствуют утверждению не только международной, но и внутригосударственной законности и верховенству права. Таким образом, с субъектной точки зрения международное право за последние 50 — 60 лет прошло большой эволюционный путь, наполняя межгосударственные отношения элементами, которые хотя и имеют производный от государств характер (если не считать индивидов, являющихся скорее целью любого бытия, а не его результатом), но тем не менее стремятся влиять на развитие указанных отношений в нужном для них направлении. Вопрос о предмете международного права обычно не вызывает больших споров — это сфера межгосударственных или международных отношений. Разногласия могут касаться концептуальных подходов к определению границ предмета международно-правового регулирования, его наименования или выявлению его основных особенностей. Так, профессор Г. И. Тункин предложил понятие межгосударственной системы, чтобы отличать его от более широкой категории — системы международных отношений как включающей все или почти все общественные отношения, выходящие за границы государства. По его мнению, систему составляют межгосударственные отношения как отношения между образованиями, обладающими публичной властью (государствами и их объединениями). Эти отношения существенно отличаются от других международных отношений, т. е. международных отношений немежгосударственного характера <19>. В свою очередь профессор И. И. Лукашук предлагал использовать в этих же целях категорию «международное сообщество», предварительно проанализировав эволюцию этого понятия в истории международного права. Под международным сообществом он понимал глобальную политическую систему, элементами которой являются государства <20>. Кроме того, в его работе используются термины «мировое сообщество» или «мировое общество» для обозначения глобальной социально-экономической системы, при этом международное сообщество выполняет функции управляющей системы в отношении мирового сообщества, а последнее является его социально-экономической основой <21>. ——————————— <19> См.: Тункин Г. И. Право и сила в международной системе. С. 10. <20> См.: Лукашук И. И. Глобализация, государство, право, XXI век. М., 2000. С. 57 — 60. <21> Там же. С. 60 — 61.

В зарубежной международно-правовой литературе также широко используется понятие международного сообщества. В частности, испанский юрист Ф. М. Мариньо Менендез предлагает рассматривать в качестве социальной основы международного права международное общество, в котором сосуществуют лица, народы, политические организации и транснациональные группы власти в рамках человечества, хотя его сложная социально-политическая структура является в основном межгосударственной. Международное общество представляет собой социальную основу современного международного сообщества. Последнее, в свою очередь, состоит и формируется за счет коллективных образований, в основном, но не исключительно, суверенных государств, которые устанавливают между собой отношения, регулируемые нормами международного публичного права, в силу этого оно рассматривается как юридическое сообщество <22>. Для сравнения отметим, что во французской международно-правовой литературе в научном обороте используются как термин «международное общество» (societe internationale) <23>, так и иные выражения, например проводится различие между двумя видами международных отношений — межгосударственными отношениями и трансгосударственными, или транснациональными, отношениями (relations interetatiques, relations transetatiques ou transnationales) <24>. Англичанин Дж. О’Брайэн использует понятие «современный мир» (modern world) <25>, избегая каких-либо обобщающих определений, а американский юрист Л. Хенкин предпочитает выражение «международная система государств» (international state system) <26>. ——————————— <22> См.: Marino Menendez F. M. Derecho Internacional Publico. Parte general. Madrid, 2005. P. 19. <23> См.: Dupuy P.-M. Droit International Public. P., 2008. P. 1 — 6. <24> См.: Combacau J., Sur S. Droit International Public. P., 2008. P. 2 — 7. <25> См.: O’Brien J. International Law. L., 2001. P. 39. <26> См.: Henkin L., Pugh R. C., Schachter O. International Law. Cases and Materials. St. Paul, 1993. P. 1.

Тем не менее понятие международного сообщества все активнее входит в научный обиход, поэтому нет оснований отказываться от него для характеристики предмета международного права. Международное сообщество — это категория не только международно-правовая, но и в значительной степени политологическая, и неудивительно, что оно в основном исследуется теоретиками международных отношений. Однако для юристов-международников также интересны его основные характеристики, определяющие природу и понимание современного международного права. С теоретической точки зрения межгосударственные отношения, понимаемые в широком смысле как социальная основа международного права и международного правопорядка, характеризуются суверенным равенством своих основных субъектов (государств), что предполагает отсутствие какой-либо стоящей над ними высшей власти. Это позволяет некоторым исследователям предположить, что международное сообщество являет собой анархическое общество, при этом анархия отличается от хаоса тем, что система не имеет управляющих, стоящих выше составляющих ее элементов <27>. В результате формирования такой анархической структуры межгосударственных отношений в международном сообществе крайне слабо выражены механизмы принуждения к соблюдению международного права, о чем будет подробнее сказано ниже. Хотя, как отмечает Ф. Мэгре, международное право прошло известную эволюцию в своем развитии — от признания наиболее полной свободы государств до постепенного ее сокращения, однако тем самым оно стремится к обеспечению сосуществования своих основных субъектов, нежели к достижению какой-либо общей существенной цели <28>. Тем не менее само признание идеи существования международного сообщества позволяло обосновать возможность формирования норм общего международного права, имеющих обычно-правовую природу, а идея международной ответственности государства длительное время опиралась на признание того, что государства вынуждены соблюдать свои собственные акты, даже если они приняты совместно с другими равными субъектами. Таким образом, даже «анархичное общество может быть достаточно упорядоченным» <29>. ——————————— <27> На это мнение американского исследователя Г. Булла ссылается в своей работе Ф. Мэгре. См.: Megret F. Op. cit. P. 67. <28> См.: Megret F. Op. cit. <29> См.: Megret F. Op. cit. P. 68.

Международное право, как и любой иной социально значимый институт, подвержено воздействию самых различных факторов внешней по отношению к нему среды. Среди них можно выделить благоприятствующие его развитию, а также те, которые, по сути, являются вызовами и требуют концентрации усилий для их преодоления. Среди прочих можно выделить несколько современных вызовов международному праву. В настоящее время как в науке, так и среди политических деятелей продолжает наблюдаться стремление поддержать движение к централизации международного права и международного сообщества, с тем чтобы добиться большей действенности в международном правоприменении. Отсутствие центральных органов власти в международном сообществе, по мнению ряда исследователей, должно быть преодолено. Соответственно, продолжают выдвигаться предложения о централизации межгосударственной системы, т. е. о создании «мирового правительства» или «чего-либо подобного» <30>. С теоретической точки зрения суть подобных планов довольно прозрачна, она отражает стремление упорядочить международное право таким образом, чтобы сделать его похожим на внутреннее право. В настоящее время подобный подход также является популярным, «создание более централизованной глобальной правовой системы является периодической темой международно-правового дискурса» <31>. Однако, несмотря на многочисленные сигналы о появлении в международных отношениях различных проявлений централизации (наднациональные организации с характерными проявлениями тяги к федеральным структурам, расширение сети международных судебных учреждений, появление императивных норм международного права и норм erga omnes), призрак «мирового правительства» так и не замаячил на горизонте межгосударственной системы, хотя предложения о его конструировании уже появляются, в том числе в отечественной литературе <32>. ——————————— <30> Ibid. P. 82. <31> Ibid. <32> См.: Лыков А. Ю. Мировое государство как будущее международного сообщества. М., 2013.

Следующий вызов международному праву усматривается в оживлении концепции транснационального права, которая получает развитие в связи с необходимостью расширения международного сотрудничества в самых различных сферах международных отношений (от налогового регулирования до борьбы с терроризмом, коррупцией и иными видами транснациональных преступлений). Причина, по которой концепция транснационального права становится некой альтернативой международному праву, видится ряду исследователей в том, что последнее отличает «очень высокий уровень публичности и монополия государств на формулирование и развитие международного права» <33>. В отечественной юридической литературе также обращается внимание на «размывание» государственного суверенитета и трансформацию государства в орган социально-экономического управления территорией, легитимность которого в глазах своего населения и внешнего мира должна определяться его «социальной эффективностью», а не традиционными институтами международного права <34>. ——————————— <33> См.: Megret F. Op. cit. P. 85. <34> См.: Глобализация и развитие законодательства: Очерки / Отв. ред. Ю. А. Тихомиров, А. С. Пиголкин. М., 2004. С. 128; Тихомиров Ю. А. Суверенитет в условиях глобализации // Право и политика. 2006. N 11.

Авторы современных концепций транснационального права рисуют довольно мрачные картины будущего международного права. В частности, предвещается возможность «полностью перехитрить государство», которое критикуется за его коррупционность, безрезультативность и несправедливость, неоптимальность через передачу негосударственным акторам инструментов регулирования общественных, в том числе международных, отношений. Международное право в таком случае начинает все в возрастающей степени действовать в некотором промежуточном пространстве между публичным и частным правом, становясь гибридным и потенциально полностью приватизированным. Транснациональное право создается самими негосударственными акторами в большей степени, чем суверенными государствами, правительственным органам отводится роль в лучшем случае экспертных сообществ, а сетевые объединения принимают на себя выполнение обязанностей международных организаций. Судебное рассмотрение международных споров заменяется арбитражем, конституционализм замещает демократию, а юристы уступают место технократам <35>. ——————————— <35> Столь неутешительный для международного права сценарий см.: Megret F. Op. cit. P. 85 — 87.

Следует признать, что «очередное пришествие» концепции транснационального права (предыдущее связано с именем американского юриста Ф. Джессопа, оправдывавшего послевоенную экспансию американского капитала в другие страны) связано с реальными процессами, протекающими в мировой экономике и в сфере борьбы с транснациональной преступностью. Однако глобализация международных экономических отношений и сопровождающие ее процессы не исключают роли государств и иных субъектов международного права, тем более механизмов международно-правового регулирования. Потребность в транснациональном управлении, которое ограничено правом, признает ведущую роль права в осуществлении силы и власти в международных отношениях <36>. ——————————— <36> См.: Transnational Governance: Emerging Models of Global Legal Regulation / Eds. by M. Head, S. Mann, S. Kozlina. Farnham (England), 2012. P. 3.

Еще одним серьезным вызовом международному праву, с которым международное сообщество сталкивается во втором десятилетии XXI в., является усиление империалистических тенденций (иначе эти проявления невозможно определить) в мировой политике. Как показывает практика, переход от моноцентричной международной системы, сложившейся после распада Союза ССР, к полицентричной системе оказывается не столь прямолинейным, как того хотелось бы. Во внешней политике крупных западных держав и ряда их межгосударственных объединений начинают прослеживаться опасные тенденции силовых вариантов решения международных проблем, чего стоит только приснопамятная реконструкция «гуманитарной интервенции» как орудия вмешательства в дела других государств и народов и решения международных проблем в своих узкокорыстных целях. События последнего года и ситуация вокруг Украины также заставляют задуматься о возрождении империалистических тенденций в мировой политике. В связи с этим нельзя не согласиться с Ф. Мэгре в том, что «международное право часто падает жертвой своей старого орудия возмездия — империализма» <37>. Империализм как политика, опирающаяся на силу и стремящаяся к подчинению независимых государств и включению их в единую империю, на протяжении всей истории человечества выступал антиподом международного права. В частности, Ф. Мэгре отмечает парадоксальную ситуацию, при которой международное право, по своей сути фундаментально противоположное характеру империализма, тем не менее имеет определенные свойства, способные его оправдывать в некоторых случаях. К этим свойствам относится многовекторный характер межгосударственных отношений, в которых наряду с равноправными отношениями часто действуют скрытые «иерархические вертикали», прикрываемые различного рода международными соглашениями, провозглашающими благородные цели. Важно отметить, что для государств, придерживающихся империалистической политики в международных отношениях, всегда незыблемым является деление государств на «цивилизованные и нецивилизованные нации», «демократические и недемократические государства», «законопослушные государства и государства-мошенники» <38>. В этих условиях международное право из права сотрудничества и равноправных отношений в политике империалистических держав «становится правом доминирования, подчинения и гегемонизма, разговоры об универсализме которого тонко маскируют его логику однополюсной державы, его роль ограничивается дачей субъектам доминирования ясных указаний того, что от них ожидается» <39>. ——————————— <37> Megret F. Op. cit. P. 85. <38> Megret F. Op. cit. P. 84. <39> Ibid. P. 85.

Возвращаясь к анализу понятия международного сообщества как политической основы взаимодействия государств, необходимо отметить, что его характер повлиял на такие особенности международного права, как способы создания норм международного права и их осуществления, в том числе в необходимых случаях принуждения государств к соблюдению этих норм. В этом смысле архаичный и довольно консервативный характер международного сообщества определил и то, что в отличие от внутренней структуры государств, которой известны специальные правотворческие органы (парламенты), судебные органы и органы государства, обеспечивающие принуждение к исполнению норм внутреннего права, в международных отношениях подобных органов не существует. Кроме того, юридическая деятельность в международной сфере системно не организована, т. е. соответствующие функции (правотворческая, судебная и принудительного исполнения норм международного права) не разграничены и на практике их трудно различать, что также ослабляет традиционно понимаемую эффективность правовой системы. При этом сам по себе факт отсутствия международных «централизованных законодательных структур» воспринимается как менее проблематичный, чем отсутствие «обязательной юрисдикции или централизованного принудительного исполнения» норм международного права <40>. ——————————— <40> См.: Megret F. Op. cit. P. 70.

Хотя вполне очевидно, что подобный порядок сложился исторически и в нем проявляются весьма значительные особенности формирования и функционирования международно-правовой системы, коренным образом отличающие ее от национально-правовых систем, тем не менее подобное мнение отражает позицию тех научных и политических кругов, которые стремятся выстраивать централизованную модель международного права и межгосударственных отношений, что называется, с заднего крыльца. Это значит, что, признавая возможность сохранения решающего значения государственного суверенитета в правотворческой сфере, они стремятся найти пути его преодоления через наднациональные механизмы судебного разбирательства и принудительного исполнения норм международного права. Нельзя утверждать, что в подобных маневрах заинтересованы исключительно мощные и крупные государства, которые желали бы облегчить установление собственного контроля за международными процессами путем централизации судебной и правообеспечительной сферы, хотя полностью исключать такого рода попытки нельзя. Нередко инициаторами подобных настроений являются средние и небольшие государства, стремящиеся получить независимые от крупных держав средства правового воздействия, полагая, что наднациональные механизмы могут быть правовой гарантией независимости и объективности соответствующих международных органов. В наиболее последовательной форме подобного рода средства централизации международного права получили воплощение в ряде региональных интеграционных объединений, наиболее наглядным примером которых является Европейский союз (ЕС). Если говорить об универсальном уровне, то данная идея проложила себе путь и получила частичное воплощение в создании Международного уголовного суда (МУС), принятие обязательств в отношении которого осуществляется классическим путем присоединения к его учредительному акту — Статуту МУС, а вот реализация полномочий должностными лицами и органами МУС производится централизованно на основе положений Статута МУС и принятых в его развитие документов. Оценивая институционный каркас современного международного сообщества и его влияние на структуру и ряд иных качеств международно-правовой системы, следует отметить, что прогресс в данном вопросе по сравнению, скажем, с XIX и даже с XX в. значительный. В самом деле, основным содержанием принципа социальной организации межгосударственных отношений в XIX в. было стремление упорядочить эти отношения путем использования такого средства многосторонней дипломатии, каким являются межгосударственные конференции. Можно утверждать, что, начавшись с «европейского концерта», воплотившего в себе ряд противоречивых начал и концепций, таких, например, как признание необходимости коллективного обсуждения злободневных международных вопросов и открытой легитимации доминирования великих держав в принятии и исполнении согласованных решений, формула многосторонности к концу века получила новое воплощение в виде международных административных союзов, которые по сути своей и с точки зрения юридической природы явились предвестником новой международно-правовой концепции — международной межправительственной организации. ММПО, в значительной степени являясь, как и международная конференция, органом по координации действий государств-членов, тем не менее сделала шаг вперед в институционализации межгосударственных отношений, она стала работать на постоянной основе. Иными словами, на международной арене наряду с государствами как наиболее важными участниками появились иные, производные от государств, но формально-юридически от них независимые постоянно действующие международные учреждения. Институт ММПО прошел значительную эволюцию за последние полтора столетия — от узкоспециализированных административных союзов, имеющих весьма примитивную организационную структуру и скромные полномочия по координации деятельности объединившихся государств, до универсальной международной организации с весьма широким охватом регулируемых вопросов и сложной организационной структурой, какой сегодня представляется ООН. Фактом международной жизни стало появление наднациональных межгосударственных организаций, которые постепенно осваивают вопросы, традиционно входившие во внутреннюю компетенцию государств-членов. В таких международных организациях, как ЕС, в наиболее полной мере воплощена идея централизованной международно-правовой системы, поскольку функции правотворчества, судебного разбирательства и принудительного исполнения четко разграничены и реально функционируют, но с одной оговоркой: масштаб реализации такой идеи ограничивается европейским субрегионом (28 государств — членов ЕС) и только теми вопросами, которые государства-члены передали ЕС путем закрепления сфер предметной деятельности в учредительных договорах. Итак, с теоретической и практической точек зрения идея «мирового правительства» или «мирового государства» как одного из идеалов, обеспечивающих создание строго централизованной международно-правовой системы, до настоящего времени не получила практического осуществления. Современные государства выступают за укрепление ММПО и повышение их роли в международных отношениях, но делать это предлагают в рамках существующего международного правопорядка и его основополагающих начал. Что касается концепции наднациональной организации применительно к ЕС, то на доктринальном уровне начинается постановка и разработка вопроса о трансформации некоторых международно-правовых аспектов и характеристик данного межгосударственного объединения в зачаточные элементы государственности sui generis, поскольку как учреждение ЕС сохраняет межгосударственный характер, но постепенная конституционализация его правовой системы должна обеспечить «плавное восприятие» федеральных элементов <41>. Насколько реалистичны эти научные прогнозы, сказать трудно. Противоборство сторонников федерального европейского проекта и последователей конфедеративного, или международно-правового, европейского объединения началось еще на заре западноевропейской интеграции и сохраняется по сей день. В принципе на практике институционно-правовое строительство ЕС идет по пути выработки компромиссов и взаимоприемлемых решений, поэтому очевидного перевеса сил нет ни на одной стороне. Кроме того, внутри ЕС (в некоторых, если не в большинстве его государств-членов) сформировались политические силы, категорически не приемлющие интеграционный проект и выступающие за сохранение и усиление национальных государств. Внутриполитическая конъюнктура в данных государствах весьма изменчива, так что «европейская идея» в Европе испытывает как светлые периоды развития, так и темные периоды отвращения и неприятия. ——————————— <41> См.: Augenstein D., Dawson M. Introduction: What Law for What Polity? «Integration through Law» in the European Union Revisited // Augenstein D. «Integration through Law» Revisited: the Making of the European Polity. Edinburgh, 2012. P. 1 — 10.

Затрагивая тему ЕС, нельзя не сказать о концепции «европеизации» международного права <42>. Хотя заявка выглядит масштабной, похожей на попытку реанимации европоцентристской идеи возврата Европе центральной роли в понимании и развитии международного права, на самом деле авторы концепции ставят перед собой более скромные задачи. Они стремятся рассмотреть сложнейшую материю отношений между европейским коммунитарным правом и международным правом, имеющую много различных измерений, только применительно к двум вопросам: вкладу ЕС в развитие международного права, особенно в части его договорной практики, порождающей весьма щекотливые вопросы отношений между государствами-членами и ЕС, а также тому, какое значение имеет международное право для ЕС и его государств-членов и какова его роль в праве ЕС и внутри правовых систем государств <43>. Подобный подход можно определить как нормативно-прагматический. В самом деле, европеизация международного права преподносится, с одной стороны, как формирование особой правовой системы (право ЕС) или даже правовой культуры в рамках международного права. В этом можно усмотреть угрозу фрагментации международного права, поскольку в традиционной модели отношений между международным правом и внутренним правом государств — членов ЕС появляется новый элемент — отношения между правом ЕС и внутренним правом государств-членов, причем совершенно отчетливо проявляется стремление установить верховенство права ЕС внутри национальных правовых систем государств-членов не только над внутренним правом, но и над международным правом. С другой стороны, этот процесс понимается не только в легализации указанной вертикали отношений между правом ЕС и национальным правом каждого отдельного государства-члена, но и в развитии горизонтальной взаимосвязи между национально-правовыми системами государств-членов, которые, по мнению Р. Вахр, «больше не чужды одна другой, а, наоборот, прямо или косвенно сильно взаимопереплетены» <44>. ——————————— <42> Основные взгляды сторонников данной концепции изложены в работе, вышедшей в Нидерландах в 2008 г. См.: Wouters J., Nollkaemper A., Wet E. de. The Europeanisation of International Law. The Status of International Law in the EU and its Member States. The Hague, 2008. <43> См.: Wouters J., Nollkaemper A., Wet E. de. Op. cit. P. 1. <44> Ibid. P. 23.

В то же время в науке международного права наблюдаются попытки расширить его понимание путем преодоления вестернизации и европеизации международного права. Так, японский юрист-международник Я. Онума предлагает принять трансцивилизационную концепцию международного права наряду с классической международной и транснациональной <45>, с тем чтобы понять лучше смысл (raison d’etre), значение, социальные функции международного права. Он прогнозирует изменение в соотношении сил на мировой арене в XXI в.: от западоцентричного доминирования в XX в. к многополярному и многоцивилизационному международному правопорядку в нынешнем столетии. С этим фундаментальным изменением распределения «власти в глобальном обществе» потребность обеспечения трансцивилизационной легитимности будет ощущаться все больше по мере мирового развития. ——————————— <45> См.: Onuma Y. A Transcivilizational Perspective on International Law. Leiden, 2010. P. 30.

Возвращаясь к вопросу о международном судебном разбирательстве и механизмах принудительного исполнения норм международного права, следует отметить ряд новых трансформаций, произошедших в международном сообществе за последние десятилетия. Поведение государств в международных отношениях обусловливается действием множества различных факторов, при этом международное право является всего лишь одним из них. Иногда международное право представляет собой определяющий критерий для направления поведения государств в соответствующее русло, однако, как правило, этого не наблюдается. Сколько бы политологи и теоретики международных отношений ни предсказывали возможные варианты того, как государства будут действовать в той или иной ситуации, и какие бы выдающиеся авторитеты ни советовали государствам, как они должны вести себя в подобных ситуациях, с тем чтобы обеспечить соблюдение и защиту своих национальных интересов, в любом случае государствам в процессе выработки и принятия ключевых внешнеполитических решений необходимо учитывать применимые принципы и нормы международного права. Практика межгосударственных отношений показывает, что возможны случаи, когда те или иные государства, планируя внешнеполитические акции во имя достижения поставленных целей, могут прорабатывать возможности «обхода» строгого соблюдения некоторых норм международного права или даже их нарушения. Для оправдания подобных действий выдвигаются всевозможные политико-правовые доктрины, стремящиеся оправдать неправомерные действия. Но, подсчитывая краткосрочные и долгосрочные политические выгоды от подобного рода действий, государственные деятели должны задавать себе вопросы, касающиеся не только природы и функций международного права, но и главным образом правовых и политических последствий обретения «славы» нарушителя международного права. Нельзя исключать и зеркальной ситуации, когда подобное поведение будет расцениваться другими государствами как признанное таким государством юридически допустимым, следовательно, по отношению к нему также будут применяться аналогичные меры. Драматические нарушения международного права, в основном те, которые влекут угрозу применения или применение вооруженной силы государством или группой государств, привлекающие внимание мирового общественного мнения, не должны вводить в заблуждение относительно того, что это означает некий крах международного права в целом. Огромный массив норм международного права, регулирующих международную торговлю и иные международные экономические отношения, коммуникации, транспорт, ежедневные дипломатические и консульские отношения, за исключением нескольких затрагиваемых такой ситуацией сфер, повсеместно применяются и соблюдаются ежедневно, как и внутреннее право государств. Поэтому отдельные сбои в функционировании международно-правовой системы не приводят к ее разрушению или приостановлению. Итак, современное международное право, откликаясь на вызовы и угрозы современного мирового развития, сохраняет значительный потенциал для обеспечения мира, международной безопасности и устойчивого и справедливого развития.

Библиографический список

Augenstein D., Dawson M. Introduction: What Law for What Polity? «Integration through Law» in the European Union Revisited // Augenstein D. «Integration through Law» Revisited: the Making of the European Polity. Edinburgh, 2012. Combacau J., Sur S. Droit International Public. P., 2008. Dupuy P.-M. Droit International Public. P., 2008. Focarelli C. International Law as Social Construct. The Struggle for Global Justice. Oxford, 2012. Henkin L., Pugh R. C., Schachter O. International Law. Cases and Materials. St. Paul, 1993. Marino Menendez F. M. Derecho Internacional Publico. Parte general. Madrid, 2005. Megret E. International Law as Law / Eds. by J. Crawford, M. Koskenniemi. Cambridge, 2012. O’Brien J. International Law. L., 2001. Onuma Y. A Transcivilizational Perspective on International Law. Leiden, 2010. Transnational Governance: Emerging Models of Global Legal Regulation / Eds. by M. Head, S. Mann, S. Kozlina. Farnham (England), 2012. Wouters J., Nollkaemper A., Wet E. de. The Europeanisation of International Law. The Status of International Law in the EU and its Member States. The Hague, 2008. Блищенко И. П. Социалистическая концепция международного права. М., 1991. Бобров Р. Л. Основные проблемы теории международного права. М., 1968. Глобализация и развитие законодательства: Очерки / Отв. ред. Ю. А. Тихомиров, А. С. Пиголкин. М., 2004. Игнатенко Г. В. Международное право и общественный прогресс. М., 1972. Капустин А. Я. Международные организации в глобализирующемся мире: Монография. М., 2010. Левин Д. Б. Наука международного права в России в конце XIX и начале XX века. М., 1982. Лукашук И. И. Глобализация, государство, право, XXI век. М., 2000. Лыков А. Ю. Мировое государство как будущее международного сообщества. М., 2013. Общая теория государства и права. Академический курс в 3 т. 2-е изд. / Отв. ред. проф. М. Н. Марченко. Т. 2. М., 2001. Путин В. В. Послание Президента Российской Федерации Федеральному Собранию Российской Федерации от 12 декабря 2013 г. URL: http://www. Kremlin. ru. Тихомиров Ю. А. Суверенитет в условиях глобализации // Право и политика. 2006. N 11. Тункин Г. И. Право и сила в международной системе М., 1983. Тункин Г. И. Теория международного права. М., 1970. Черниченко С. В. Очерки по философии и международному праву. М., 2009. Черниченко С. В. Теория международного права. Т. 1, 2. М., 1999.

——————————————————————