Нужно быть принципиальным в соблюдении принципов уголовного закона

(Толмачев О.)

(«Российская юстиция», N 9, 2002)

НУЖНО БЫТЬ ПРИНЦИПИАЛЬНЫМ В СОБЛЮДЕНИИ ПРИНЦИПОВ

УГОЛОВНОГО ЗАКОНА

О. ТОЛМАЧЕВ

О. Толмачев, судья Курганского областного суда.

В N 4 «Российской юстиции» за 2001 год опубликована статья профессора А. Наумова «Квалификация незаконного оборота гладкоствольного охотничьего оружия». В ней автор спорит с устоявшейся судебной практикой привлечения граждан к уголовной ответственности по ч. 1 ст. 222 УК РФ за незаконное приобретение, хранение, передачу другим лицам и продажу гладкоствольного охотничьего оружия вопреки установленной ст. 172 КоАП РСФСР административной ответственности за те же действия, усматривая некую противоречивость судебной и доктринальной позиций.

Хотелось бы возразить уважаемому профессору А. Наумову, оставив в стороне обвинения в адрес судов в соучастии с правоохранительными органами в псевдоборьбе с преступностью, что якобы позволяет «судам доказать свою «непримиримость» к любым преступлениям» и одновременно «попустительствовать настоящей преступности, организованному рэкету» и даже препятствовать «развитию фермерства и рыночных реформ в сельском хозяйстве».

Тема не утратила актуальности в связи с введением в действие нового Кодекса РФ об административных правонарушениях, ст. ст. 20.8, 20.11 и 20.12 которого перехватили у ст. ст. 172 — 174 КоАП РСФСР «эстафету противостояния» ст. 222 УК РФ.

В одном из комментариев к УК РФ (отв. редактор В. И. Радченко, научный редактор А. С. Михлин. М., 2000) А. Наумов, раскрывая смысл и содержание ст. 3 УК, совершенно верно отмечает, что среди принципов УК законодатель на первое место поставил принцип законности. Этот принцип, не допускающий ни аналогии в применении уголовного закона, ни вмешательства в его действие норм других отраслей права, и является тем самым бастионом, на который в последнее время следуют многочисленные атаки.

Вряд ли положения ч. 2 ст. 10 ранее действовавшего КоАП РСФСР, определявшие приоритет уголовно — правовых норм над нормами КоАП, были настолько отжившими, что их не нужно было включать в КоАП РФ. Ведь именно они и являлись тем связующим звеном между этими отраслями публичного права, которое не нарушало их системность.

Неуязвимость уголовного закона к попыткам «размывания» сферы его действия должна быть сохранена в любом случае. Отрицание же этого основополагающего принципа может иметь непредсказуемые последствия.

Очевидно, что А. Наумов продолжает отстаивать свой тезис о возможности декриминализации преступлений без внесения изменений в УК путем внесения соответствующих изменений в КоАП РСФСР и отнесения деяний к проступкам (Наумов А. Два года действия Уголовного кодекса РФ: достижения и просчеты // Российская юстиция. 1999. N 9. С. 30). Устранение преступности и наказуемости деяния без изменений в самом уголовном законе может привести в итоге к тому, что существование в ГК РФ пресловутой ст. 575 обусловит вывод о декриминализации взятки на сумму, не превышающую 5 минимальных месячных размеров оплаты труда (Степанов В. Обычный подарок или обычная взятка? // Российская юстиция. 2000. N 4. С. 1), а наличие «параллельных» норм в УК и КоАП без разграничения их применения будет провоцировать злоупотребления должностных лиц (Степашин С. Многие нормы проекта КоАП провоцируют злоупотребления чиновников // Российская юстиция. 2000. N 6. С. 23 — 24). Дело дошло даже до попыток увязывания декриминализации деяний, предусмотренных Особенной частью УК, с изменениями минимального месячного размера оплаты труда и регулирующих его норм трудового законодательства. Еще 18 августа 1992 г. на заседании Пленума Верховного Суда РФ в ходе дискуссий отмечалось, что данная, периодически меняющаяся, норма трудового законодательства не может считаться уголовным законом, смягчающим наказание, хотя она в опосредованном виде и оказалась включенной в систему уголовно — правовых норм (выступление на заседании Пленума заместителя Председателя Верховного Суда РФ В. П. Верина // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1992. N 11. С. 4). Но в 2001 году этот вопрос возник снова, что потребовало изложения той же позиции уже Конституционным Судом РФ в определении от 16 января 2001 г. по делу о проверке конституционности примечания 2 к ст. 158 УК РФ.

А чего стоят, например, положения ч. ч. 4 и 5 ст. 59 Федерального закона «О наркотических средствах и психотропных веществах» о введении, без изменения в уголовном законе, особого порядка условно — досрочного освобождения для лиц, осужденных к лишению свободы за преступления, связанные с оборотом наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров, а также об установлении уголовной ответственности за введение в пищевые продукты или напитки наркотических средств или психотропных веществ без уведомления лица, для которого они были предназначены?

Позиция А. Наумова о том, что конкуренция норм УК и административно — правовых норм должна разрешаться в пользу норм об административных правонарушениях во всяких случаях, подтверждена доводами, из которых следует, что будто бы в судебной практике никогда не возникало вопросов о соотношении ст. 158 УК РФ и ст. 49 КоАП РСФСР и всегда при стоимости похищенного менее одного месячного минимального размера оплаты труда применялась и применяется ст. 49 КоАП. Однако это не совсем так. Например, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ, отменяя решения кассационной и надзорной инстанций по делу Путинцева и Калиниченко, осужденных судом первой инстанции по пп. «а», «б», «в» ч. 2 ст. 158 УК, указала на незаконность прекращения дела кассационной инстанцией только по тому основанию, что сумма похищенного по каждому эпизоду не превысила месячного минимального размера оплаты труда, поскольку при решении вопроса о наличии либо отсутствии признаков состава преступления необходимо руководствоваться положениями уголовного закона (ч. 2 ст. 14 УК), оценивая деяние с точки зрения его малозначительности. В то же время при отмене приговора суда и прекращении дела не были учтены ни характер краж, совершенных по предварительному сговору группой лиц, с проникновением в хранилище и неоднократно, ни мотивы совершения преступления, ни то, у кого совершены кражи, а также рецидив преступлений одного из соучастников (Судебная практика к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. В. М. Лебедева и С. В. Бородина. М., 2001. С. 54 — 56). То, что стоимость похищенного менее одного месячного минимального размера оплаты труда не исключает возможности уголовной ответственности за кражу, отмечено и в других опубликованных в Бюллетене Верховного Суда РФ судебных решениях. Из них следует, что, вопреки расхожему мнению, исключение в 1994 году из УК РСФСР ст. 96 не устранило уголовной наказуемости мелкого хищения, а устранило лишь выделение из хищений так называемых мелких как самостоятельного их вида. Справедливости ради стоит отметить, что наряду с перечисленными публиковались и другие судебные прецеденты, подтверждающие позицию А. Наумова.

Но такая разноречивость судебной практики, как и другие публикации на эту же тему (Кочои С. Ответственность за мелкое хищение; Вырастайкин В. Мелкое хищение — не мелочь // Российская юстиция. 2000. N 7. С. 44 — 45), лишь подтверждают наличие проблемы и не утихающие споры о путях ее решения. Статья 7.27 нового КоАП ныне предписывает хищение чужого имущества считать мелким, если стоимость похищенного имущества не превышает 5 минимальных размеров оплаты труда, установленных законодательством (неясно, правда, на какой момент). Это предложение законодателя встряхнуло правоохранительные органы, озадачило судей, породило многочисленные вопросы и ломку устоявшейся практики. Для революционеров законотворческого процесса оказалось совершенно неважным, что значительная часть граждан России малообеспеченные (только в Курганской области по официальным данным 60% жителей имеют доходы ниже прожиточного минимума и существуют за чертой бедности), а уровень жизни в Москве и отдельных регионах является исключением из общего правила российской нищеты. Относительно невеликие размеры краж в провинции вызваны скорее тем обстоятельством, что воровать зачастую уже больше нечего.

Закон и его применение судом должны быть справедливы (ст. 6 УК). Для кого-то 100 или 2250 руб. не деньги, но для очень многих граждан страны это значительные суммы. Обладание охотничьим ружьем добропорядочным гражданином не вызывает особых опасений, но наличие его у бандита крайне опасно, причем гораздо более опасно, нежели уголовно наказуемые осуществляемые им незаконно ношение газового оружия или хранение пистолета — самоделки. Двое рабочих завода без сомнений привлекаются к уголовной ответственности за кражу группой лиц по предварительному сговору с территории предприятия медной заготовки стоимостью 2300 руб. Вор же, пойманный с поличным при рецидивном совершении карманной кражи, освобождается от уголовной ответственности только потому, что после его задержания вдруг выяснилось, что в кошельке находилось «всего» 2250 руб. и для привлечения его к уголовной ответственности «недостает» 1 рубля. По ст. 7.27 КоАП РФ его можно подвергнуть лишь штрафу, который в итоге вряд ли будет взыскан. А если потерпевшим вдруг окажется педагог, врач, медработник, рабочий или пенсионер, которых в России миллионы и чья заработная плата или пенсия не только не выдается вовремя, но по своим размерам она до сих пор меньше величины установленного постановлениями Правительства РФ прожиточного минимума, то вывод о непреступности действий карманника из-за «недостающего» рубля, как мерила общественной опасности деяния, вряд ли будет убедительным, логичным и справедливым. Решение же о привлечении к административной ответственности лица за незаконное хранение на дому арсенала гладкоствольного охотничьего оружия и торговлю им будет вовсе абсурдным.

Поиск справедливости и здравого смысла в определении вида ответственности за деяние, предусмотренное и УК и КоАП, нужно искать сначала в уголовном законе, исходя из приоритета норм Уголовного кодекса, а не путем применения простых схем преобладания административно — правовых норм над нормами уголовного закона. Эти простые рецепты, удобные лишь на первый взгляд, противоречащие положениям ст. 3 УК, привели на практике к нелепым прекращениям дел и отказам от обвинения в суде государственных обвинителей, например, по делам о покушениях на квартирные кражи, поскольку умысел вора при проникновении в жилище с целью украсть «что попадется» не имеет конкретного содержания, измеряемого точной денежной суммой. Если вор, взломав дверь, обнаружил, что квартира пуста или во вскрытом им сейфе (украденном кошельке) находится всего 10 руб., то, следуя логике оценки умысла в денежном выражении, состава преступления в его действиях нет, поскольку он и сам не знал, что же все-таки он найдет там и сколько это будет стоить — меньше 2250 руб. или больше. Формируется полным ходом и судебная практика в этом направлении (Самылина И. Рецидив преступлений. Проблемные вопросы квалификации и назначения наказания // Российская юстиция. 2002. N 6. С. 36).

Нельзя признать правильным разрешение коллизий норм УК с нормами КоАП с позиций приоритета того закона, который издан позже, как предлагает В. Маевский в статье «Закон не должен противоречить здравому смыслу» (Российская юстиция. 2001. N 5. С. 46 — 48), поскольку такой принцип для уголовного права неведом. Он видит отсутствие здравого смысла в ст. 222 УК РФ по сравнению с ч. 1 ст. 218 УК РСФСР в отсутствии в ней указанного примечания (оговорки), что будто бы позволяет увеличивать число лиц, судимых за то, что по забывчивости, болезни и другим причинам пропустили очередной срок продления разрешения на хранение и ношение охотничьего ружья. Несмотря на теоретическую возможность такого привлечения к уголовной ответственности, уголовный закон явно ее ограничивает уже упомянутыми положениями ч. 2 ст. 14 УК, а привлечение гражданина к уголовной ответственности при таких обстоятельствах будет свидетельствовать об отсутствии здравого смысла не в уголовном законе, а у конкретного должностного лица, применяющего закон подобным образом. Недаром В. Маевским не приводится практических примеров такого слепого применения уголовного закона, а обсуждается лишь его возможность, исходя из содержания ст. 222 УК (без учета ч. 2 ст. 14 УК), хотя он тут же не отрицает опасности незаконного хранения охотничьего ружья рецидивистом или лицом, умышленно уклоняющимся от его регистрации. Стоит добавить, что не менее опасно хранение такого оружия членом преступной группы.

Почему же у законодателя вдруг «пропал этот здравый смысл» и ст. 222 УК РФ не стала иметь примечания (оговорки), имевшегося в ч. 1 ст. 218 УК РСФСР? Ответ на этот вопрос, на мой взгляд, кроется в истории появления разрешительного порядка приобретения, хранения и продажи огнестрельного гладкоствольного охотничьего оружия, который был введен Постановлением Совета Министров СССР от 23 июля 1975 г. До введения этого порядка реализация охотничьего гладкоствольного огнестрельного оружия была свободной, и на его продажу, приобретение и хранение не требовалось специального разрешения органов внутренних дел. За годы свободного обращения в стране такого оружия и боеприпасов к нему они скопились у населения в огромном количестве, и введение разрешительного порядка предопределило необходимость проведения длительных по времени мероприятий по его регистрации и, в необходимых случаях, изъятию у населения. Немедленное же применение уголовно — правовых репрессий к лицам, в свое время законно приобретшим это оружие и боеприпасы к нему, но по разным причинам не зарегистрировавшим их и не получившим соответствующего разрешения в органах внутренних дел, было бы явно неоправданным, что послужило причиной появления известной оговорки.

К слову сказать, в Европейской рамочной конвенции о контроле за приобретением и хранением огнестрельного оружия частными лицами 1978 года не содержится никаких изъятий относительно гладкоствольного оружия, и оно включено в общий перечень огнестрельного оружия. Термин «огнестрельное оружие» применительно к использованию в этой Конвенции в целом толкуется гораздо более широко, нежели в российском законодательстве.

Федеральный закон «Об оружии» позволяет приобретение охотничьего оружия гражданами в целях самообороны без права ношения по лицензиям органа внутренних дел. Предложения простого решения проблемы практической усложненности реализации этого права, путем введения оговорки в ст. 222 УК с ограничением уголовно — правового регулирования оборота гладкоствольного охотничьего огнестрельного оружия, могут привести к «выплескиванию с водой ребенка».

К сожалению, Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 12 марта 2002 г. «О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств» не внесло ясности в спорные вопросы разрешения указанных коллизий. Пунктом 8 этого Постановления признан безоговорочный приоритет норм КоАП над нормами УК в случаях, когда деяния могут содержать одновременно признаки состава как административного правонарушения, так и преступления.

С введением в действие нового КоАП многие преступления нашли в нем своих «двойников». И перечисление коллизий норм УК и КоАП даже просто в виде сопоставительной таблицы займет не одну страницу.

Их разрешение должно производиться на основании закона и здравомыслия в применении закона. По моему мнению, при решении этих проблем необходимо исходить из следующего принципа: если одно и то же деяние предусмотрено нормами УК и КоАП как преступление и как правонарушение, привлечение лица к административной ответственности за его совершение не исключается, если деяние в силу малозначительности не представляет общественной опасности, и по факту его совершения вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, либо ранее возбужденное по факту его совершения уголовное дело прекращено за отсутствием состава преступления ввиду малозначительности деяния, либо судом вынесен оправдательный приговор по тем же основаниям. Такое процессуальное разрешение заявления или сообщения о преступлении изначально в порядке уголовного судопроизводства не позволит укрывать преступления, будет препятствовать злоупотреблениям, даст возможность осуществлять действенный прокурорский надзор за соблюдением закона и обжаловать такие решения потерпевшим. У судьи же есть право на основании п. 3 ч. 1 ст. 29.9 КоАП РФ, в случае неразрешенности сообщения или заявления о преступлении в порядке ст. ст. 144 — 145 УПК РФ, прекратить производство по делу об административном правонарушении с передачей материалов дела прокурору, в органы предварительного следствия или дознания, если в действиях (бездействии) содержатся признаки преступления. Если все-таки по результатам проверки по заявлению (сообщению) будет вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, не отмененное прокурором или судом, то срок давности привлечения к административной ответственности в соответствии с ч. 4 ст. 4.5 КоАП РФ должен отсчитываться со дня вынесения такого постановления. Правда, та же норма не предусматривает отсчета срока давности со дня вынесения оправдательного приговора, а предписание закона о необходимости прекращения производства по делу об административном правонарушении перед его направлением прокурору или в иные органы в этом случае вряд ли можно признать удачным.

В целом данный вопрос требует более четкого законодательного урегулирования и разъяснений Верховного Суда РФ. На фоне готовящихся победных рапортов о резком снижении зарегистрированной преступности при общем ухудшении криминальной обстановки только мудрая позиция судебной власти может остановить законодательный разброд и, как следствие, пренебрежение к законам и их исполнению.

——————————————————————