О юридико-правовых опасностях и угрозах безопасности личности, общества, государства

(Галузин А. Ф.) («Безопасность бизнеса», 2007, N 1)

О ЮРИДИКО-ПРАВОВЫХ ОПАСНОСТЯХ И УГРОЗАХ БЕЗОПАСНОСТИ ЛИЧНОСТИ, ОБЩЕСТВА, ГОСУДАРСТВА

А. Ф. ГАЛУЗИН

Галузин А. Ф., заместитель прокурора Самарской области, кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовно-правовых дисциплин Самарского государственного экономического университета.

В последнее время в литературе достаточно активно стали исследовать юридико-правовой аспект проблем национальной безопасности и правовых средств ее обеспечения, который можно определить как проблемы правовой безопасности. По мнению А. А. Тер-Акопова, юридическая безопасность может рассматриваться как состояние юридической защищенности жизненно важных интересов личности (общества и государства) от внешних и внутренних угроз, как механизм противодействия различным угрозам в базисных сферах юридическими средствами, с одной стороны, но и как механизм отражения опасностей и угроз самой юридико-правовой надстройке <1>. Из определения следует, что юридическая безопасность — это юридическая форма, механизм и деятельность по обеспечению и обеспеченность как содержания (социального, политического, морального и т. д.) безопасности личности, общества, государства, так и юридико-правового содержания ее обеспечения, системообразующие начала которого составляют закон и правоприменение. Следовательно, первоосновой, источником юридической безопасности является юридически обеспеченная правовая безопасность — защищенность процесса обеспечения содержания безопасности личности, общества, государства как реализации их прав, свобод, интересов посредством законов и их применения от юридико-правовых опасностей самих законов и их применения, придающая содержанию юридического обеспечения и обеспеченной безопасности личности, общества, государства качества правовых. ——————————— <1> Тер-Акопов А. А. Юридическая безопасность человека в Российской Федерации (Основы концепции) // Государство и право. 2001. N 9. С. 11.

Принято различать понятия «опасности» и «угрозы». Опасность — это объективно существующая возможность негативного воздействия на социальный организм. Угроза представляет наиболее конкретную форму проявления социальной опасности, создаваемую целенаправленной деятельностью. Если угроза реализовалась и наступили неблагоприятные экономические, политические, социальные последствия, то можно говорить о чрезвычайной ситуации <2>. С учетом этого правовую безопасность необходимо понимать как юридически обеспеченную посредством права и в правовой системе защищенность закона и правоприменения (правотворчества и применения правовых законов), придающую им качество правовых, от юридико-правовых опасностей закона и правоприменения. Термином «юридико-правовые (юридической техникой созданные формально-правовые) опасности и угрозы» допустимо обозначать как юридико-правовые опасности и угрозы законотворчества и закона, так и собственно юридические правоприменения — юридической практики применения закона. ——————————— <2> Стрельников К. А. Правовые аспекты экономической безопасности современного российского государства: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2004. С. 11.

При правотворческом процессе к юридико-правовым опасностям и угрозам относятся: несоответствие законов реальной социально-экономической ситуации, целям, задачам, сформулированным в Конституции РФ, иным основополагающим актам (УК РФ, УПК РФ, ГК РФ, ГПК РФ, Трудовому кодексу, Земельному кодексу РФ и др.), противоречия между законодательными актами, неполнота, незавершенность правового регулирования тех или иных общественных отношений, ограничения прав и свобод человека и др. Собственно юридические опасности и угрозы правоприменения — это нарушение таких основных правовых принципов, как справедливость, гуманизм, законность и др., правовой нигилизм, несоблюдение основных прав и свобод граждан, юридических гарантий, злоупотребление правом, чрезмерное применение судейского усмотрения и т. д. Перенасыщенность юридико-правовыми опасностями приводит любые законы, а также процесс и последствия их применения, защиту законных прав и свобод, интересов личности, общества и государства в социально опасные состояния, противоречащие назначению, принципам и функциям права, социально-позитивным, прогрессивным ожиданиям и тенденциям развития и совершенствования законодательства в демократическом обществе и правовом государстве. Важнейшим условием правовой безопасности прежде всего следует признать качественное законодательство. В этих целях важно соблюдать принципы законодательной технологии: конституционность законопроекта, полнота регулирования соответствующей сферы отношений, отсутствие пробелов, конкретность правового регулирования, точность в определении всех элементов акта, краткость, максимальная содержательность правовых норм, сбалансированность и увязка с иными законами и т. д. <3>. Однако эти принципы соблюдаются далеко не всегда. Так, еще действуют нормы, не соответствующие Конституции РФ. Одной из основ конституционного строя РФ является единство экономического пространства (ч. 1 ст. 8 Конституции РФ). Во многом оно обеспечивается единством денежной системы страны. Денежной единицей в РФ является рубль. Введение и эмиссия других денег в стране не допускаются (ч. 2 ст. 75 Конституции РФ). Денежная эмиссия отнесена к ведению РФ (п. «ж» ст. 71) и осуществляется исключительно Центральным банком РФ (ч. 1. ст. 75). При этом ч. 2 ст. 75 Конституции РФ четко закрепляет границы независимости Центрального банка: «Защита и обеспечение рубля — основная функция Центрального банка, которую он осуществляет независимо от других органов государственной власти». Таким образом, Банк России наделен особым самостоятельным конституционно-правовым статусом, который может быть изменен только в порядке пересмотра самой Конституции. Однако, к сожалению, принцип верховенства Конституции нарушен в ряде статей Федерального закона «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)» <4>. Речь идет прежде всего о тех нормах Закона, которые допускают возможность вмешательства Государственной Думы в деятельность Центрального банка. Так, согласно данному Закону Государственная Дума назначает на должность и освобождает от должности Председателя Банка России по представлению Президента РФ, назначает на должность и освобождает от должности членов Совета директоров Банка России, рассматривает годовой отчет Банка России и принимает по нему решение и т. п. В этом случае о независимости Банка России говорить не приходится, поскольку допускается возможность вторжения законодателей в конституционную компетенцию Банка России. Именно наличием таких норм в Законе «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)» можно объяснить предложение Президента РФ, некоторых депутатов Государственной Думы об изменении правового статуса Центрального банка — о превращении его в федеральное государственное учреждение, подчиняемое Правительству РФ <5>. ——————————— <3> Любимов А. П. Качество подготовки законопроекта субъектом права законодательной инициативы // Российская юстиция. 2006. N 2. С. 49. <4> Собрание законодательства РФ. 2002. N 28. Ст. 2790. <5> Об опасности реализации таких предложений см.: Кулакова Н. Виктора Геращенко отодвинули от денег // Коммерсант. 2000. 30 сент.; Лепетиков Д. Зачем Центробанку свобода // Московские новости. 2000. N 49.

Одна из серьезнейших проблем — противоречия между кодексами. Кодекс, как верно замечает Е. А. Лукашева, — это не элитарная литература, доступная избранным, это ориентир поведения для миллионов людей в конкретных ситуациях. Даже юристы заходят в тупик, когда сталкиваются с разночтениями в регулировании одного и того же вопроса в различных кодексах. Для рядового гражданина такие противоречия делаются неразрешимой проблемой. Остается лишь один путь — взяточничество и коррупция, поскольку противоречивые правовые ситуации — один из источников, порождающих эти негативные проявления <6>. Более того, представители каждой отрасли права считают, что именно их кодекс обладает приоритетом при регулировании тех или иных общественных отношений по сравнению с другими. Так, С. В. Поленина исходит из концепции особого превосходства ГК РФ <7>. Ю. П. Орловский отмечает, что сфера действия гражданского права — отношения, указанные в ст. 2 ГК РФ. Выходить за ее пределы законодатель не вправе. Поэтому ст. 139 ГК РФ, допускающая применение нормы гражданского права к трудовым отношениям, не согласуется не только с системой законодательства, требующей, чтобы отношения, представляющие предмет одной отрасли, не регулировались нормами другой отрасли, но и с общей нормой ГК РФ (ст. 2), определившей круг регулируемых этим Кодексом отношений <8>. В юридической науке не решен вопрос, положения какого Кодекса — Земельного или Гражданского — должны регулировать отношения, связанные с реализацией права частной собственности на землю. Представители науки земельного права настаивают на приоритете норм Земельного кодекса РФ (З. С. Беляева, И. А. Иконицкая, О. И. Крассов, О. В. Назимкина и др.). Цивилисты считают, что Земельный кодекс должен определять пределы включения земли в экономический оборот, а ГК РФ должен регулировать отношения, возникающие в этих пределах, и земля в этом случае подпадает под действие норм гражданского права (М. И. Брагинский, В. А. Дозорцев, С. В. Поленина, Е. А. Суханов, В. С. Якушев и др.). Конституционный Суд РФ в Определении от 5 ноября 1999 г. подчеркнул, что ни один федеральный закон в силу ст. 76 Конституции РФ не обладает по отношению к другому федеральному закону большей юридической силой <9>. Это, во-первых, означает необходимость на федеральном законодательном уровне, а не путем разъяснений и толкования Конституционным Судом РФ, или Верховным Судом, или Высшим Арбитражным Судом РФ ликвидировать противоречия, коллизии между положениями различных кодексов, во-вторых, приоритет при таких коллизиях может принадлежать лишь положениям Конституции РФ или федеральных конституционных законов <10>, в-третьих, есть смысл прислушаться к предложению Ю. А. Тихомирова о необходимости принятия закона о нормативно-правовых актах, в котором дать понятие «доминирующий закон» в той или иной сфере общественных отношений <11>. ——————————— <6> Права человека и новое российское законодательство (материалы «круглого стола») // Государство и право. 2003. N 6. С. 97. <7> Поленина С. В. Взаимодействие системы права и системы законодательства в современной России // Государство и право. 1999. N 9. С. 9. <8> Орловский Ю. П. Трудовой кодекс Российской Федерации // Хозяйство и право. 2002. N 3. С. 4 — 5. <9> Собрание законодательства РФ. 2000. N 14. Ст. 1532. <10> Подробнее об этом см.: Бриксов В. В. О юридической силе кодифицированных федеральных законов // Журнал российского права. 2003. N 8. <11> Каким быть законам XXI века? Материалы научно-теоретической конференции, посвященной 75-летию ИЗ и СП // Журнал российского права. 2001. N 3. С. 20.

При принятии законов очень важна точность тех или иных определений. Недавно вызвали бурную дискуссию изменения, внесенные в п. 15 ст. 1 Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» <12>. Некоторые ученые, политики считают, что поправки в данный Закон еще больше раздвигают и без того широкие границы понятия «экстремизм», увеличивают перечень оснований для того, чтобы закрыть любое СМИ. М. Федотов, секретарь Союза журналистов, один из авторов Закона РФ «О средствах массовой информации» <13>, уверен, что закон об экстремизме в новой редакции будет направлен не против экстремистов и не против экстремистской деятельности, а против неправительственных организаций, СМИ и оппозиционных партий и политиков. Главный залог национальной безопасности — свобода и независимость СМИ <14>. Как верно заметил Председатель Конституционного Суда РФ В. Зорькин, различные законы готовятся различными группами разработчиков — представителями различных направлений в науке и законодательной практике. Из-за этого часто возникают нестыковки по многим понятиям, используемым в тех или иных законах. Например, УК РФ и УПК РФ содержат иное, чем ГК РФ, понятие «жилище», а это влечет за собой проблемы для правоприменителя <15>. Понятие «террористический акт», содержащееся в Федеральном законе от 6 марта 2006 г. «О противодействии терроризму» <16>, не согласуется со ст. 277 УК РФ, которая заимствовала данное понятие из советского уголовного законодательства (ст. ст. 66 и 67 УК РСФСР), которое значительно уже данного в Федеральном законе от 6 марта 2006 г. <17>. Проблемы вызывают неточные формулировки, определения, пробелы и во многих других законодательных актах <18>. Причинами коллизий и пробелов могут быть как объективные, так и субъективные факторы, они могут носить социально-экономический, политический, идеологический и правовой характер. В основной своей массе причины коллизий и пробелов носят юридико-правовой характер — бессистемность законотворческой деятельности, правотворческие ошибки, непродуманное заимствование правовых институтов и актов из других правовых систем, норм международного права в национальную систему законодательства и т. д. Например, опыт несколько пренебрежительного отношения к роли профсоюзов в регулировании трудовых отношений в условиях социализма и господства КПСС, а также слишком «широкий» подход к роли рынка в современных условиях привели к лишению профсоюзов права «вето» на увольнение работников по инициативе работодателя, то есть к ограничению защитной функции трудового права. Беспробельность правового регулирования в значительной мере зависит не только от уровня регулирования (в рамках федерального, регионального закона и т. д.), но и от уровня системности (в рамках кодекса, закона или целой системы законодательных актов). Так, экономические отношения регулируются не только в рамках ГК РФ, но и нормами многих других кодексов и нормативных актов, что позволило некоторым авторам выделить экономическое законодательство в качестве комплексной отрасли законодательства <19>. Недавно в литературе весьма активно обсуждалась проблема законодательного регулирования интеллектуальной собственности. В частности, В. А. Дозорцев, М. А. Федотов категорически возражали против регулирования интеллектуальной собственности только в рамках четвертой части ГК РФ, настаивая на необходимости дифференциации законодательства в этой сфере <20>. Несоблюдение прав интеллектуальной собственности — одна из претензий, предъявленных России со стороны ВТО. Принятие в первом чтении Государственной Думой 1 сентября 2006 г. четвертой части ГК РФ, целиком посвященной интеллектуальной собственности, — это можно оценить, по мнению вице-премьера Д. Медведева, как фундаментальное событие, которое сопоставимо с принятием Конституции страны <21>. Вместе с тем, на мой взгляд, без уточняющих положения четвертой части ГК РФ нормативных актов вряд ли законодатель обойдется, как, впрочем, без подобных уточняющих, специализированных актов не обошлись и положения других частей ГК РФ. ——————————— <12> Собрание законодательства РФ. 2006. N 31(1 ч.). Ст. 3447. <13> Ведомости Советов народных депутатов и Верховного Совета РФ. 1992. N 7. Ст. 300. <14> Федотов М. Использовать все легальные формы борьбы // Независимая газета. 2006. 14 июля. <15> Зорькин В. Законный брак // Российская газета. 2006. 7 июля. <16> Собрание законодательства. 2006. N 11. Ст. 1146. <17> Подробнее см.: Косарев М. Новый антитеррористический закон // Законность. 2006. N 8. С. 26. <18> Машков С. А. Прослушивание телефонных и иных переговоров — вопросы законодательного регулирования и правоприменительной практики // Государство и право. 2006. N 9; Старцун В. Н. Юридическая безопасность военнослужащих и граждан, уволенных с военной службы, в Российской Федерации: позитив международно-правового и зарубежного опыта в действии // Государство и право. 2006. N 9; Суржик А. Ф. Механизмы обеспечения реализации конституционных гарантий прав, свобод и иных нематериальных благ в гражданском праве // Юрист. 2006. N 9; и др. <19> Ведяхин В. М. О понятии и структуре экономического законодательства // Право и политика. 2004. N 1. <20> Дозорцев В. А. Интеллектуальные права: Понятие. Система. Задачи кодификации // Сборник статей. Исслед. центр частного права. М.: Статут, 2003. С. 57; Федотов М. А. Прощание с принципами? // Российская юстиция. 2006. N 8; Он же. Кватратура кодекса // Независимая газета. 2006. 13 апреля. <21> Григорьева Е. Событие, сравнимое с принятием Конституции // Известия. 2006. 2 сентября.

В некоторых случаях правовая безопасность нарушается тем, что законотворческую функцию Федерального Собрания подменяют решения Верховного Суда РФ или Высшего Арбитражного Суда РФ, а также других органов государственной власти. Так, Верховный Суд РФ, превышая свою компетенцию (вторгаясь в сферу законодательной власти), дает так называемые расширительные толкования закона. Суды, естественно, в своих решениях их учитывают. Обжаловать их некуда. Предлагается в этих случаях обращаться в Европейский суд по правам человека <22>. Высший Арбитражный Суд в своих разъяснениях, даваемых в инструктивных письмах, устанавливает, например, критерии добросовестности налогоплательщика, условия соразмерности обеспечительных мер иска и т. д. Также надо отметить, что далеко не все постановления Конституционного Суда РФ о неконституционности тех или иных правовых норм своевременно учитываются законодателем, вносятся необходимые изменения в тот или иной закон. Постановлением Правительства РФ от 6 мая 2004 г. «Об утверждении размеров средних разовых доз наркотических средств и психотропных веществ для целей статей 228, 228 и 229 УК РФ» без научного обоснования, волюнтаристски были так увеличены размеры средних разовых доз чистого наркотика в сравнении с учтенными законодателем фактическими, что вынудили Государственную Думу уже 19 мая 2004 г. принять обращение к Председателю Правительства РФ о пересмотре этих средних разовых доз наркотиков в целях приведения постановления в соответствие с международно-правовыми обязательствами и антинаркотическим законодательством РФ. ——————————— <22> Редин М. П. Тупик российского правосудия // Юрист. 2006. N 5. С. 43.

Во многих случаях практика применения тех или иных правовых норм показывает необходимость либо их отмены, либо изменения. Так, Федеральным законом от 27 июля 2006 г. «О внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ» в связи с принятием Федерального закона «О ратификации Конвенции Совета Европы о предупреждении терроризма» и Федерального закона «О противодействии терроризму» <23> в уголовное законодательство России возвращена конфискация имущества, но, правда, не в качестве вида наказания, а в качестве иной меры уголовно-правового характера. В литературе ученые высказывались как за возобновление института конфискации, так и за недопустимость подобной меры <24>. ——————————— <23> Собрание законодательства РФ. 2006. N 31 (1 ч.). Ст. 3542. —————————————————————— КонсультантПлюс: примечание. Статья Е. Н. Трикоз «Десять лет Уголовному Кодексу Российской Федерации: достижения и недостатки» включена в информационный банк согласно публикации — «Журнал российского права», 2006, N 4. —————————————————————— <24> Гулый А. А. Нужно ли России возобновление института общей конфискации имущества? // Юрист. 2006. N 4; Десять лет УК РФ: достоинства и недостатки (Научно-практическая конференция) // Государство и право. 2006. N 9. С. 112; Граник И. Уголовно-доходная статья // Коммерсант. 2006. 20 апреля.

В системе наказаний имевшаяся в уголовном законодательстве Советской России конфискация имущества существовала во все времена. Она была включена и в УК РФ 1996 г., однако Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. исключена из числа уголовных наказаний. В настоящее время законодатель вернул ее, но придал ей значение меры уголовно-правового характера, применяемой наряду с наказанием. Однако сущность конфискации фактически не изменилась, она выражается в принудительном обращении по решению суда в собственность государства соответствующего имущества <25>. Надо отметить, что за последние 10 лет в УК РФ было внесено около 500 поправок, что характеризует очевидную нестабильность уголовного законодательства. Многие поправки вряд ли будут способствовать борьбе с тяжкими преступлениями. Они, скорее, направлены на освобождение от заслуженного наказания проворовавшихся чиновников, а не на решительную борьбу с коррупцией <26>. Эти изменения одни ученые рассматривают как проявление значительной либерализации репрессивной функции уголовной политики, что противоречит интересам общественной безопасности <27>, другие, наоборот, считают их признанием того факта, что криминализация деяний превалирует над декриминализацией, усилилась репрессивная функция уголовного законодательства <28>. Одна из причин, как верно замечает В. В. Лунеев, заключается в том, что наше уголовное законодательство развивается не на основе науки, а на основе рефлексии властей. Политика до сих пор правит над правом, а надо бы наоборот. Большинство новелл сейчас обусловлено политическими соображениями и коррупционным лоббизмом <29>. ——————————— <25> Более подробно об этом см.: Чучаев А. Конфискация возвращена в Уголовный кодекс, но в другом качестве // Законность. 2006. N 9. <26> Игнатов А. Н. Уголовный кодекс РФ за 10 лет применения // Российская юстиция. 2006. N 6. С. 9. <27> Побегайло Э. Ф. Нерадостный юбилей // Российская юстиция. 2006. N 6. С. 4. <28> Кашепов В. П. О динамике развития уголовного законодательства России // Российская юстиция. 2006. N 6. С. 12 — 13; Кругликов Л. Л. Не обошлось без ошибок… // Российская юстиция. 2006. N 6. С. 16. <29> Государство и право. 2006. N 9. С. 108.

Юридико-правовые опасности и угрозы материализуются и становятся социальными фактами тогда, когда не просчитаны негативные политические, социальные, экономические и иные последствия принятия, введения в действие и применения таких норм законов. Так, например, ежегодно в среднем около 600 тысяч россиян оспаривают неправомерность действий чиновников в судах и больше половины исков граждане выигрывают. Однако многие годы проблемой оставалось получение присужденных решениями судов денег заявителям от Министерства финансов РФ, пока в июле 2005 г. Конституционный Суд РФ не признал практику послесудебного делопроизводства по исполнительным листам противоречащей Конституции РФ, поскольку существовала легальная возможность как для блокирования исполнения судебных решений, так и для исполнения их с нарушением установленных сроков. В соответствии с этим решением Конституционного Суда РФ были внесены соответствующие изменения в Бюджетный кодекс РФ и Федеральный закон «Об исполнительном производстве» <30>. Теперь гражданин, выигравший дело против чиновника, тут же, в канцелярии суда, может написать заявление, на основании которого исполнительный лист передается в Министерство финансов РФ, которое и будет расплачиваться за государственное ведомство, ставшее должником. Теперь не надо будет годами ждать исполнения решения суда, закон установил срок в три месяца. ——————————— <30> Собрание законодательства РФ. 1997. N 30. Ст. 3591; 2006. N 1. Ст. 8.

Чрезвычайно опасен современный российский правовой нигилизм, причем не только рядовых граждан, а прежде всего судей, прокуроров, работников других правоохранительных органов. Так, применение УПК РФ 2001 г. сопровождалось не только его публичной критикой, но и практикой «позитивного» правового нигилизма творящих право судей — отхода от традиционного буквального толкования и применения юридико-правовых опасностей УПК. Это происходило в условиях роста негативных последствий ложно понятой самостоятельности, независимости судей в принятии решений при бездействии или отсутствии для устранения этого реально действующего механизма их дисциплинарной и иной юридической ответственности, возрастания роли судебного прецедента — отдельных решений коллегий Верховного Суда РФ и даже областных судов по конкретным делам, писем-указаний членов Верховного Суда РФ, наличия диаметрально противоположной практики даже Верховного Суда РФ в применении норм по одной категории дел при несвоевременности разъяснений постановлений Пленумов Верховного Суда РФ, приобретающих рекомендательный, а не обязательный для судей и правоохранителей характер. Вследствие названных и иных причин толкование закона судом превращает судебную практику в законотворчество, источник права и региональной законности. Важно подчеркнуть, что обеспечением защищенности правоприменения от юридико-правовых опасностей УПК РФ 2001 г., затем декабрьских 2003 г. изменений УК РФ стал юридико-правовой парадокс противодействия закону правоприменителей. Это «позитивный» правовой нигилизм правоприменителей — противоположное прямому смыслу норм — юридико-правовых опасностей, их толкование и применение либо неприменение таких норм согласно аксиоме современной правовой жизни — «несовершенство закона компенсируется его неисполнением». «Позитивное» противодействие неправовому закону, противоположное такому негативному явлению, как неповиновение и сопротивление правовому закону, деформирует общественное мнение в строну усиления правового нигилизма, кризиса доверия к закону, власти, так же как и противодействие правовым или законным законам. Эти крайности в конечном счете сходятся в негативном единстве неправомерно-правового или квазиправового состояния закона и правоприменения, в котором защитой от юридико-правовых опасностей, обусловленных ими противоречий и конфликтов, от замешанного на коррупции правового волюнтаризма правоприменителей на всех уровнях реализации права становится усмотрение правоприменителя и практика позитивного правового нигилизма — отрицания законности как точного и неуклонного соблюдения и исполнения действующих законов. Рост числа законов, обильно пораженных юридико-правовыми опасностями, влечет состояние социальной опасности правоприменения и других элементов юридико-правовой надстройки, что в конечном счете является целью той части общества, которую А. И. Долгова определяет как «криминальное общество» <31>. ——————————— <31> Долгова А. И. Преступность, ее организованность и криминальное общество. М., 2003.

Для ситуаций расхождения и конфликта устоявшихся в отечественной правовой доктрине и предписанных действующими законами правоприменительных действий характерно то, что в реализации юридико-правовых опасностей и угроз проявляется юридико-правовая демагогия — намеренное искажение юридико-правового смысла юридически значимых обстоятельств, фактов, правовых норм, законов в воздействии на чувства, инстинкты, мысли субъектов права и правоотношения. Такая демагогия не всегда проистекает, но всегда обусловлена юридической неграмотностью, правовым бескультурьем и нигилизмом. Она является не оторванным от жизни знанием — схоластикой, а весьма актуальной, стихийно целенаправленной деятельностью капиталистического обустройства России, востребуемой и противоправными потребностями, интересами, также выдаваемыми за новаторство, реформаторство, целесообразность, следование неким международным стандартам и т. д. Процесс толкования и применения юридико-правовых опасностей и угроз объективно невозможен без юридической демагогии, в той или иной степени опосредующей (предшествующей, сопровождающей) такое правоприменение. Потому что юридическая демагогия как психологическая составляющая правового нигилизма декларирует законопослушание при фактическом пренебрежении законностью (точным и неуклонным соблюдением и исполнением действующего закона и его следствием — правопорядком), очевидное в случаях неприменения норм законов — юридико-правовых опасностей или социально опасного применения правовых законов.

——————————————————————