(Агапов А. Б.) («Административное право и процесс», 2012, N 4)
ПЕТР АРКАДЬЕВИЧ СТОЛЫПИН (К 150-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ)
А. Б. АГАПОВ
Агапов Андрей Борисович, профессор кафедры административного права Московской государственной юридической академии им. О. Е. Кутафина, доктор юридических наук, профессор.
В отечественной истории не так уж много имен, оставивших свой след в становлении и развитии государственности, в мировоззрении целой эпохи. Петр Аркадьевич Столыпин относится к их числу. Политические катаклизмы минувших десятилетий не могли не сказаться на оценке наследия созидательной деятельности Столыпина, как и многих других видных представителей самодержавной власти. Именно поэтому в настоящее время востребованы исследования, свободные от идеологических и политико-правовых наслоений предшествующей эпохи, дающие беспристрастную оценку реформистской деятельности Столыпина.
Petr Arkad’evich Stoly’pin (on the 150th birthday) A. B. Agapov
The Russian history does not have a lot of names which left their impact on formation and development of statehood, ideology of the whole epoch; Petr Arkad’evich Stoly’pin is one of them. Political cataclysms of past decades influenced valuation of heritage of constructive activities of Stoly ‘pin and a lot of other leading representatives of sovereign power. That’s why at present the researches free from ideological and political-law layers of the previous epoch are needed as they give an independent valuation of reforming activities of Stoly’pin.
Key words: Petr Arkad’evich Stoly’pin, reform, state building, agricultural owners, evolutional transformations.
Начало государственного служения Петра Аркадьевича Столыпина связано с революционным брожением 1905 — 1906 гг. и обусловленными им политическими преобразованиями: Российская империя вступала в эпоху «думской монархии». Именно в это время Столыпин приступил к социально-экономическим реформам, во многом изменившим политическую обстановку в России. Одним из наиболее существенных направлений государственного строительства, по мысли П. А. Столыпина, являлось содействие развитию деятельности законодательных учреждений, и прежде всего Государственной Думы. Депеши, циркуляры и письма Столыпина, адресованные государю императору, имели главенствующее значение на протяжении всех лет пребывания Петра Аркадьевича в должности председателя Совета Министров. Столыпин был активным противником использования Государственной Думы в политических интересах представленных в ней фракций в ущерб решению прагматических, законотворческих задач, предопределяющих предназначение и цель ее деятельности. У председателя Совета Министров сложилось крайне негативное впечатление от посещения Государственной Думы 9 апреля 1907 г.: «Сегодня я был в Думе, — отмечает он в письме царю, отправленному в тот же день, — впечатление тусклое и серое — Дума «гниет на корню…». Столыпин особо отмечает отсутствие надлежащих профессиональных навыков парламентариев, указывая на «неподготовленность» думских комиссий и их «неумение работать вообще». Будучи убежденным противником «революционирования народа с думской кафедры», Столыпин решительно пресекает оппозиционные настроения в законодательных учреждениях вообще и в Государственном совете в частности. В апреле 1907 г. он убеждает государя императора блокировать назначение известного славянофила Д. А. Хомякова в Государственный совет. «Он известен как убежденный славянофил и сторонник общины, в настоящее же время вся правительственная политика направлена к насаждению мелкой частной собственности, одинаково ненавистной и революционерам, и славянофилам». Петр Аркадьевич следовал неукоснительному правилу всесторонне рассматривать не только политические, но и деловые качества потенциальных кандидатов на замещение государственных должностей в Государственном совете, и царь, как правило, принимал решение, предлагаемое Столыпиным, как это было применительно к кандидатурам И. Ф. Тютчева и И. И. Янжула. Что касается последнего — известного специалиста по финансовому праву и академика, государь руководствовался негативной оценкой Петра Аркадьевича деловых и профессиональных качеств Янжула, его кандидатура была отклонена именно по этим основаниям. В данном случае при принятии решения доминировали сугубо прагматические свойства, позитивное, с позиций властей имущих, мировоззрение Янжула, его приверженность устоям монархической государственности, не подвергались сомнению, но, по мнению Столыпина, не они были решающими при назначении на высшие государственные должности. Петр Аркадьевич был убежденным сторонником действенных взаимоотношений с Государственной Думой, даже если она и не станет поборником монархической государственности, то во всяком случае ее предназначение в укреплении устоев государства, но не в пособничестве и потворстве любым деструктивным силам, пусть даже и использующим в своей подспудной антигосударственной борьбе правые и монархические лозунги. Если же попытки достижения паллиатива с парламентариями блокируются или отвергаются, Столыпин отстаивает необходимость применения решительных мер вплоть до роспуска Государственной Думы и привлечения к ответственности лиц, «не явившихся настоящими выразителями нужд и желаний народных». Такая позиция председателя Совета Министров доказала свою эффективность уже на ранних стадиях русского парламентаризма, о чем свидетельствует голосование по правительственному законопроекту о контингенте новобранцев, принятому 17 апреля 1907 г. под угрозой роспуска Думы. В целом, однако, возможность сотрудничества с Думой расценивалась Столыпиным негативно, Государственная Дума второго созыва была распущена царем 3 апреля 1907 г., спустя всего полтора месяца после принятия Думой вышеуказанного правительственного законопроекта. Характерно, что текст соответствующего Манифеста был подготовлен лично Петром Аркадьевичем. Непосредственной предпосылкой такого решения государя был отказ Думы от требований правительства о лишении 55 депутатов иммунитета от уголовного преследования. Твердое намерение Столыпина отстаивать выносимые им на высочайшее утверждение решения было обусловлено не только прагматическими потребностями, в нем ощутима и несомненная личная убежденность, основанная на осознанном провиденциальном восприятии правильности избранного решения: «Я крепко верю, — указывал Столыпин в письме Николаю II от 2 июня 2907 г., — что Господь ведет Россию по предуказанному Им пути и что Вашему Величеству предстоит еще счастье видеть ее успокоенною и возвеличенною». Столыпин отстаивал свои позиции не только заочно, в процессе государственного управления, но и в форме личного обращения к депутатам Государственной Думы и даже в непосредственном участии в парламентских прениях. Примечательным в этом отношении было заседание Государственной Думы от 16 ноября 1907 г., где отчетливо проявились полемические способности Петра Аркадьевича. В ответ на жесткую критику члена ЦК кадетской партии В. А. Маклакова, «обвинившего Правительство и лично председателя Совета Министров в апологии силовых методов противодействия революции, Столыпин предложил путь эволюционных преобразований, обусловленных, прежде всего, потребностями мелкого и среднего товаропроизводителя и прежде всего — крестьянства. В этих целях предлагалось высвободить крестьянство «из тисков» общинного землепользования», обеспечить ему надлежащий достаток и, путем реформирования прежних методов управления, «создать источник личной собственности крестьян… Тогда только писаная свобода… претворится в свободу настоящую». Здесь отчетливо усматривается стремление Столыпина обустроить средний класс сельскохозяйственных собственников, в котором он видел экономическую и политическую основу монархической государственности. Столыпин был убежденным сторонником беспартийности государственной службы, правительство, по его мнению, должно иметь разветвленную публичную администрацию в целях осуществления принятых им решений на губернском и муниципальном уровне управления. В целом соглашаясь с позицией думского большинства о расширении прав местного самоуправления, Столыпин подчеркивал позитивную составляющую предлагаемых оппозицией решений, которые должны служить единой цели укрепления основ государственности. Отношение Столыпина к русскому мировосприятию было лишено сугубо национального понимания. По его мнению, русским может быть подданный Российской империи любой национальности, осознающий свою личную духовную сопричастность в деле государственного строительства, разделяющий его цели и принципы. Столыпин 16 ноября 1907 г. обратился прямо с думской кафедры с призывом к полякам ощутить свою принадлежность к делу созидания монархической государственности: «Станьте сначала на нашу точку зрения, признайте, что высшее благо — это быть русским гражданином, носите это звание так же высоко, как носили его когда-то римские граждане, тогда Вы сами назовете себя гражданами первого разряда и получите все права». Петр Аркадьевич с момента наделения его полномочиями председателя Совета Министров твердо отстаивал принцип укрепления национального единства и противодействия сепаратизму в любых его экстремальных проявлениях, этой же точки зрения всецело придерживался и Николай II, разделяя позиции Столыпина по финской проблеме: «Я счел нелишним громко заявить, — отмечал Петр Аркадьевич в письме к государю императору от 22 декабря 1907 г., — что Ваше Величество твердо решили, в случае нарушения финляндцами закона и неподчинения законным требованиям, действовать силою manu militari <1>. По-видимому, в Гельсинюфорсе начинают понимать, что это не пустые угрозы, и… дело принимает удовлетворительный оборот». ——————————— <1> Военная сила (лат.).
Столыпин оставался прагматиком при решении судьбоносных проблем государственного управления, он всегда находил пути разрешения коллизий, возникающих между возглавляемым им Советом Министров и государем императором. Характерным в этом отношении был предложенный Столыпиным способ преодоления разногласий по поводу предложенного лично им и впоследствии одобренного Советом Министров решения об отмене ограничений для еврейского населения в соответствии с Манифестом от 17 октября 1905 г. Помимо правовых предпосылок это решение было обусловлено стремлением Столыпина «успокоить нереволюционную часть еврейства и избавить наше законодательство от наслоений, служащих источником бесчисленных злоупотреблений». Решение это не вызвало поддержки Николая II, царь и здесь ссылался на свое провиденциальное восприятие вопросов государственного управления, отчетливо осознавая, что в лице Петра Аркадьевича он всегда встретит понимание и сочувствие: «Я знаю, Вы тоже верите, что «сердце царево в руцех Божиих». Столыпин и в этом случае нашел необходимое решение для преодоления разногласий, предложив государю паллиативную резолюцию, суть которой сводится к тому, чтобы разрешить проблему еврейского равноправия после ее обсуждения в Государственной Думе. В 1908 г. одной из насущных задач публичной власти являлась проблема военного строительства. Российской империи, после гибели русского флота в Русско-японскую войну, нужно было предпринимать срочные меры укрепления военно-морских сил. В отличие от депутатов Государственной Думы, позиция которых сводилась к воссозданию флота береговой обороны, Столыпин ратовал за строительство линейного флота, отвечающего всем техническим достижениям. Расхождения между Государственной Думой и правительством блокировали почти на год выделение надлежащих средств для нужд военно-морского флота. Разрешение этой проблемы в марте 1909 г. во многом было обусловлено личным участием Столыпина. Председатель Совета Министров неоднократно выступал с думской трибуны, убеждая депутатов одобрить необходимые бюджетные ассигнования и предлагая в этих целях конкретные меры реформирования военно-морского ведомства. И в данном случае Петр Аркадьевич следовал своему принципу принятия паллиативных решений, сближающих интересы публичного управления с целями народного представительства. Компромиссное решение, одобренное впоследствии Государственной Думой, предусматривало реорганизацию системы военного управления, а именно упразднение Адмиралтейств — Совета и учреждение нового органа оперативного руководства военно-морскими силами — морского Генерального штаба, вместе с тем расширялись и правомочия судостроительных заводов. Тем самым Столыпин удовлетворил требования думского большинства, поддержанные также и правыми депутатами. В своих письмах императору той поры Столыпин настаивает на проведении всеобъемлющих преобразований военно-морского ведомства, предусматривающих не только реформы системы управления ВМФ, но и изменение структуры судостроительной отрасли: «Если разные комитеты будут заменены управлениями с ответственным начальником судостроения во главе, — отмечал Столыпин в письме императору от 7 марта 1908 г., — и если отдельные флоты будут подчинены главным начальникам, ответственным за воспитание, обучение, материальную часть и боевую готовность своих судов, то будет сделан громадный шаг вперед и у противников морского ведомства будет выбит главный их аргумент против ассигнования кредитов». Столыпин в своем меморандуме обращал внимание Николая II на необходимость достижения консенсуса с органом народного представительства и прекращение ущербной практики блокирования его целей и интересов, увязывая тем самым выделение бюджетных средств с удовлетворением требований Государственной Думы в части реформирования структуры управления ВМФ и отраслей военной промышленности, обеспечивающих потребности военно-морского ведомства: «Вместо разногласия с патриотично настроенными людьми, — указывал Столыпин, имея в виду неожиданную фронду правых думских партий по этому вопросу, — необходимо, наоборот, «подчеркнуть солидарность с ними верховной власти». Петр Аркадьевич в осуществлении предлагаемых им реформистских мероприятий был далек от каких бы то ни было честолюбивых устремлений, он считал необходимым прийти к согласию с Государственной Думой, даже и ценой некоторых уступок, пусть заведомо влекущих за собой уничижение его авторитета в восприятии думского большинства и олицетворяемого им общественного мнения. Такое решение далось непросто: «…да и едва ли в силах… вообще что-либо сделать правительство, — с горечью писал Столыпин императору 22 марта 1909 г., — в укор которому, в глазах общества, было… поставлено преуменьшение прав верховного вождя армии и флота!» Однако даже Петр Аркадьевич был не в состоянии преодолеть интриги и откровенное противодействие высшей иерархии Российской империи в деле реализации предлагаемых им реформ военно-морского ведомства. Возникли серьезные противоречия между Государственной Думой, утвердившей правительственный законопроект о штатах морского Генерального штаба, и Государственным советом, отклонившим его в связи с нарушением ст. 96 Основных Законов о прерогативах верховной власти в деле военного строительства. Столыпин вновь доказал на практике свои прагматические способности достижения компромисса даже в непреодолимых ситуациях, ему удалось убедить обе палаты законодателей в правильности предлагаемых им мер, не нарушающих компетенцию императора, после чего законопроект в его прежней редакции вновь был принят Государственной Думой, а затем — большинством всего в восемь голосов — также и Государственным советом. Сановники последнего, однако, не смирились с таким решением и убедили императора отклонить правительственный законопроект, тем самым император изменил прежнее свое решение и отказался поддержать реформистские устремления Столыпина. Только в обстановке, когда коллизии казались неразрешимыми, Петр Аркадьевич в завуалированной форме заявляет монарху о фактической утрате доверия Правительству и о своей возможной отставке: «…я не могу не предвидеть тех совершенно для меня непреодолимых и непосильных затруднений, — указывал председатель Совета Министров в своем меморандуме императору 22 марта 1909 г., — которые создались фактом отклонения Закона о [морском Генеральном] штабе и сделали для правительства в настоящем его составе дальнейшее несение обязанностей невыполнимым». Однако император, осознавая всю ущербность решения об отставке Столыпина, отверг его прошение и указал правительству разработать законопроект о разграничении прерогатив монарха и обеих законодательных палат в сфере военного строительства. Теперь уже сам император призывал Столыпина пойти на компромисс с верховной властью, пусть даже и ценой некоторых уступок. Председатель Совета Министров согласился с указаниями императора, после чего разработанные правительством предписания были утверждены Николаем II в форме указа, не подлежащего одобрению законодательными палатами, и конфликт тем самым был исчерпан. Однако проблема отставки еще неоднократно становилась актуальной для Столыпина, в последний раз это произошло в марте 1911 г. и связано с решением Государственного совета отклонить правительственный законопроект о введении земства в шести западных округах. На следующий день после этого события — 5 марта 1911 г. — Столыпин подал прошение об отставке, однако она становилась неизбежной лишь в случае невыполнения двух требований, а именно роспуска Государственного совета и Государственной Думы с последующим одобрением правительственного законопроекта в перерыве между заседаниями законодательных учреждений в соответствии со ст. 87 Основных Законов и удаления из Государственного совета двух его видных членов — П. Н. Дурново и В. Ф. Трепова, в которых Столыпин видел не только основных зачинщиков противодействия своим начинаниям, но и «политических противников». В данном случае, единственном в его карьере, Столыпин выдвигал ультимативные требования царю, которые хотя и были удовлетворены, но с явным неудовольствием монарха. Император в ответ на меморандум Столыпина посоветовал обдумать еще раз не только суть его требований, но и форму их выдвижения. Весьма характерен ответ Столыпина Николаю II, Петр Аркадьевич различал нравственные последствия удовлетворения своих требований, хотя и заведомо умаляющие авторитет главы государства, и их политические предпосылки: «Вы изволили обратиться к моей совести, — отмечал Столыпин в своем ответе на письмо императора с критикой требований, выдвигаемых председателем правительства, — и я мучительно в эти дни передумал поставленный мне вопрос. С одной стороны — упрек… что я поддался личному чувству, чувству гнева, а главное — сомнения, что я… мог поставить Ваше Величество в неудобное положение… С другой стороны — государственная необходимость, спокойное течение государственных дел!» Столыпин руководствовался жесткой необходимостью, диктующей использование любых средств ради обретения поставленной цели, во всяком случае, именно таким было его восприятие конфликта, он был убежден, что действует в целях обеспечения народного блага и разрешение коллизий иными средствами было невозможно. Во всяком случае, личностные свойства Столыпина, его политический опыт и волевые качества, убежденность в истинности своих намерений, обусловленных исключительно общегосударственными потребностями, побуждали его действовать именно так. Как бы то ни было, но император, вопреки сомнениям, удовлетворил его требования, руководствуясь, видимо, сугубо прагматическими потребностями, царь не мог в этих условиях допустить отставку Столыпина. Правительство во главе со Столыпиным основное внимание уделяло проблемам экономического обустройства, плоды проводимой политики были вполне ощутимы уже к концу 1910 г. Инспекционная поездка Столыпина летом 1910 г. выявила более чем позитивные итоги поощряемой правительством переселенческой политики. «Общее мое впечатление, — сообщает Столыпин императору 26 сентября 1910 г., — более чем утешительное. После страшной встряски Россия, несомненно, переживает сильный экономический и нравственный подъем, которому… способствует и урожай двух последних лет… Сибирь растет сказочно: в безводных степях, которые два года назад признавались негодными для заселения, в несколько последних месяцев выросли не только поселки, но почти города». Столыпин подчеркивает несомненные перемены в гуманитарных устоях жизни сибирских переселенцев, обусловленные во многом именно социально-экономическим развитием в новых условиях. Происходит становление среднего класса — опоры русской государственности, всецело разделяющего монархическое мировосприятие: «И прорывающийся из России в Сибирь смешанный поток богатых и бедных… переселенцев — в общем, чудный и сильный колонизационный элемент». «Прибавлю, элемент — крепко монархический, с правильным, чистым, русским миросозерцанием, — отмечает Столыпин в меморандуме императору, — мы верим в Бога, верим в Государя, просим: дайте нам церковь, дайте нам школу — вот общий крик всех сибирских переселенцев. В каждом селе нас встречали многолетием Вашему Величеству, везде просили передать Царю-батюшке о любви народной». В Российской империи в то время было редкостное единение народа с верховной властью, единение, обусловленное глубинным средоточием в деле социально-экономического переустройства, становления и развития почвеннических устоев жизни. Подъем духовного мировосприятия народа, отмеченный самим Столыпиным, продолжался и после его кончины, его апогеем были торжества празднования трехсотлетия дома Романовых. Государь император и правительство под водительством Столыпина следовали общим курсом созидания новых экономических отношений, обусловленных повышением материального благосостояния народа. Это, по их мнению, самый действенный способ противодействия крамоле, не властной силой можно обустроить страну, но твердым убеждением в осуществимости народного блага, когда созидательными усилиями верховной власти и народа мысли и чаяния народных масс претворяются в явь. В 1908 — 1911 гг., в столыпинскую пору расцвета переселенческой политики, поступательно развивались социально-экономические отношения не только в Сибири, но и по всей стране, именно созидание стало доминирующей основой столыпинских преобразований, противодействующих любым революционным проявлениям. Столыпин в письме императору от 26 сентября 1910 г. с удовлетворением отмечал отменные результаты землеустройства в поволжских губерниях и как результат — резкое повышение урожайности зерновых и общее улучшение уровня жизни народа: «Пока, конечно, брошены только зерна, и предстоит еще чрезвычайный труд. Но изменилась психология народная, между крестьянами появились уже апостолы землеустройства и земельных улучшений. Я видел членов первой Думы из крестьян-революционеров, которые теперь страстные хуторяне и люди порядка. И как Вы правы, Ваше Величество, как Вы правильно указываете то, что творится в душе народной, когда пишете, что краеугольные для правительства вопросы — это землеустройство и переселение». Царь находился в это время на отдыхе в Германии, тем не менее и в этих условиях при активном участии П. А. Столыпина велась работа по подготовке деловой встречи царя и кайзера Вильгельма II в Потсдаме. Внешнеполитическая деятельность правительства явно уступала по своей значимости решению социально-экономических проблем, прерогативы правительства в этой сфере, по сути, ограничивались решением проблем материального и технического обеспечения, правительство не вправе было вмешиваться в политические проблемы, поскольку определение основ внутренней и внешней политики являлось исключительной прерогативой государя императора. Тем не менее Столыпин принимал личное участие в управлении внешнеполитической деятельностью на персональном уровне, при его поддержке министр иностранных дел А. П. Извольский, занимавший эту должность в предшествующие четыре года премьерства Столыпина, 21 сентября 1910 г. был отправлен в отставку, а управляющим Министерством иностранных дел был назначен С. Д. Сазонов, муж сестры О. Б. Столыпиной. Об активном участии Столыпина во внешнеполитической деятельности Извольский упоминал в своем прощальном письме из Франкфурта от 21 сентября 1910 г., адресованном председателю Совета Министров. Столыпин был адептом прагматического курса внутриэкономических преобразований, и в этом восприятии зарубежная активность России должна была обеспечить надлежащие политические предпосылки для его осуществления, иными словами, доминантой публичных усилий являлась реализация социально-экономических реформ внутри страны, но не внешняя экспансия. Следуя этой линии, А. П. Извольский, П. А. Столыпин, а впоследствии и император, на рубеже 1909/10 гг. пришли к выводу об отказе в противодействии строительству Багдадской железной дороги, отношение к которому было до этого крайне негативным. Оба государственных деятеля считали необходимым урегулировать эту проблему в ходе внешнеполитических контактов с заинтересованными европейскими государствами и прежде всего — с Германией, начало которым положила встреча Николая II и Вильгельма II в Потсдаме 22 — 23 октября 1910 г. В подготовке потсдамских переговоров активное участие принимал лично Столыпин, именно он настоял на участии в них С. Д. Сазонова, только что утвержденного царем в должности руководителя внешнеполитического ведомства. В целом Столыпин уделял особое значение предстоящей встрече глав государств, она должна была нивелировать внешнеполитические разногласия обеих государств и тем самым предоставить Столыпину надлежащие предпосылки для обустройства внутриполитических проблем России: «Теперь я несколько смущен тем, — отмечал Столыпин в меморандуме Извольскому от 21 сентября 1910 г., — что свидание в Потсдаме произойдет в отсутствии министра иностранных дел. Ввиду чрезвычайно деликатных отношений наших к Германии, напрасно, мне кажется, не вызвали для этого события Сазонова». Потсдамская встреча ознаменовала начало переговорного процесса с Германией, завершенного в августе 1911 г. подписанием соглашения, свидетельствующего об отсутствии противоречий в реализации обеими монархиями своих внешнеполитических устремлений. Ради обеспечения незыблемости устоев государства Столыпин шел на все, он отстаивал свои решения в деловом общении с царем, с думской трибуны, в повседневном руководстве правительством, преодолевал разногласия во имя обретения столь желанной цели. О наличии противоречий в проведении внешнеполитического курса указывал и сам А. П. Извольский в своем прощальном письме к Столыпину от 8 сентября 1910 г. Он отметил наличие и этих обстоятельств: «Если в последнее время между нами оказалось некоторое различие во взглядах, то различие это носило исключительно политический и, так сказать, теоретический характер, и смею надеяться, никогда не повлияет на наши личные отношения и на взаимные наши дружеские чувства, которым я придаю самую высокую цену». Тема русско-германских отношений доминировала во внешнеполитическом курсе России и в последние месяцы, предшествующие гибели Столыпина, он, насколько это было возможно с его полномочиями, оказывал на него хотя и подспудное, но вполне осязаемое влияние. В немалой степени этому содействовали тесные контакты Столыпина и А. П. Извольского после отставки последнего и назначения его на должность чрезвычайного и полномочного посла России по Франции. Советам и пожеланиям Александра Петровича Столыпин уделял особое внимание. Петр Аркадьевич, отвечая на меморандум Извольского из Парижа от 21 июля 1911 г., в котором он обращал внимание правительства и лично Столыпина на опасный внешнеполитический курс Германии и подготовку ей войны в Европе, подчеркивал свои взгляды на необходимость развития своей внутриполитической деятельности в условиях мирного развития: «Нам нужен мир: война в ближайшие годы, особенно по непонятному для народа поводу, будет губительна для России и династии. Напротив того, каждый год мира укрепляет Россию не только с военной и морской точек зрения, но и с финансовой и экономической… Главное — это то, что Россия с каждым годом зреет, у нас складывается и самосознание, и общественное мнение. Нельзя осмеивать наши представительные учреждения. Как они ни плохи, но под влиянием их Россия в пять лет изменилась в корне и, когда придет час, встретит врага сознательно. Россия выдержит и выйдет победительницею только из народной войны». Очевидно, что Столыпин был приверженцем мирного развития и с этих позиций он отвергал саму идею возникновения военного конфликта с Германией, во всяком случае, если война не будет вызвана агрессивными намерениями последней, в иных случаях конфликт непременно подлежит урегулированию на дипломатическом уровне, как это и произошло в случае военной угрозы, связанной с вмешательством Германии в марокканский кризис весной 1911 г. или позднее во время балканских войн 1912 — 1913 гг. Возможность возникновения войны, обусловленной выполнением России своих союзнических обязательств, как это и произошло в августе 1914 г., когда Россия выступила в роли покровителя и защитника сербов и иных югославянских народов, Столыпин решительно отвергал. О видении Столыпина в реализации не только внутренней, но и внешней политики, с некоторым смущением и досадой указывал и сам император, подчеркивая, прежде всего, тот факт, что Столыпин инициирует процедуры срочного изменения состава правительства в условиях пребывания монарха за рубежом, что само по себе являлось отступлением от общепринятых правил: «Итак, за мое отсутствие, — отмечает Николай II в своем меморандуме Столыпину от 22 сентября 1910 г. из Германии, — два министра ушло, Сазонов и неизвестный Кассо займут их места. Дай Бог, чтобы они оправдали свое назначение». Управленческие качества руководителя и его предназначение в публичном администрировании определяются не только надлежащим осуществлением возложенных на него обязанностей, но и субъективными факторами, прежде всего его личностными особенностями. В этой связи важно понять воздействие гуманитарного склада Столыпина на существо управленческой деятельности. Эпистолярные источники крайне скупо отражают личную жизнь Петра Аркадьевича, письма к супруге О. Б. Столыпиной и друзьям своей юности А. Ф. Мейндорфу и князю Н. П. Урусову отражают его впечатления от обыденной, рутинной работы, сведения о личных переживаниях в связи с исполняемыми им обязанностями крайне лапидарны. Во время своих частых инспекционных поездок Столыпину нечасто удавалось найти время для переписки с женой, редкие письма фиксируют в основном те или иные значимые события, связанные с исполнением официальных обязанностей, но не субъективное отношение к ним. Тем не менее скупые упоминания о необходимости личного общения с супругой все же есть, Столыпин испытывал явный дефицит участливого, искреннего общения. Во время своей поездки по Казанской губернии в сентябре 1910 г. Столыпин упоминает о своем сокровенном желании поскорее свидеться с женой, мысли о грядущей встрече его явно вдохновляют: «Теперь немного больше недели, и я уже с тобою. Какое счастье!» В этом письме лично О. Б. Столыпиной адресовано лишь несколько строк, тем примечательнее искреннее чувственное признание в любви в самом его конце: «I am full of love». Бремя вынужденной разлуки с женой иногда становится едва переносимым, в письме от 20 августа 1911 г. он упоминает, что без жены он лишь существует «половинной жизнью» и бесконечно рад предстоящей недолгой встрече. Публичная деятельность, обилие официальных обязанностей, встречи с отнюдь не дружелюбными людьми, часто потенциальными или реальными политическими противниками, конечно же, отягощают, в письме жене от 23 августа 1911 г. он сетует о грядущем заседании правительства, о предстоящих деловых переговорах, затем следует и тягостное признание: «Очень устал, мучают весь день». Столыпин явно испытывает потребность в должном взаимопроникновении будничной аппаратной работы и созидательной деятельности, доминанта исполнения публичных обязанностей явно тяготит и иногда вполне осознанной становится мысль о том, что самому себе он не принадлежит: «Завидую Вам, Ваше Высочество, — обращается Столыпин к великому князю Николаю Михайловичу в письме от 18 сентября 1908 г., — что Вы спокойно работаете в области отдаленных времен и имеете дело не с людьми, а с бесстрастными документами». И он исполнял эти отнюдь не простые обязанности спокойно и с достоинством, полагаясь не столько на свои незаурядные волевые и управленческие возможности, сколько на выстраданную десятилетиями веру в провиденциальную сущность происходящего и в конечное торжество своих начинаний. В контексте такого мировосприятия его административная деятельность была не столько бременем, сколько осознанной необходимостью своего участия в государственном строительстве, в обустройстве духовной жизни народа и его благополучии: «Меня вынесла наверх волна событий — вероятно, на один миг! — обращается Столыпин к Л. Н. Толстому в письме от 23 октября 1907 г., — я хочу все же этот миг использовать по мере моих сил, пониманий и чувств на благо людей и моей родины, которую люблю, как любили ее в старину, как же я буду делать не то, что думаю и сознаю добром?.. Поверьте, что, ощущая часто возможность близкой смерти, нельзя не задумываться над этими вопросами, и путь мой мне кажется прямым путем». Столыпин понимал тщету своих усилий, жертвенность была побуждающей основой его созидательной деятельности, он следовал своему предназначению и отчетливо осознавал необходимость отдать все свои телесные и душевные силы государственному служению. Сколь же характерным видится несоответствие между духовными устоями бытия публичного администратора имперской поры и нынешней российской бюрократии с ее выраженными бездуховностью и потребностями в материальном обогащении. Политическая деятельность П. А. Столыпина определяющим образом сказалась в различных областях государственного строительства в сферах внутренней и внешней политики. В этой связи особенно важно уяснить предназначение столыпинского реформирования, значимость его созидательной деятельности в отечественной и мировой истории. Отрешившись от идеологических предпосылок оценки государственного служения Столыпина в советское время, попытаемся рассмотреть оценки его деятельности в постсоветский период. Приверженцы апологии Столыпина — наиболее ярким выразителем их идей был А. И. Солженицын — отстаивают позиции об универсальности политической деятельности Петра Аркадьевича. Только он мог завершить глубинные политико-экономические реформы и тем самым подтвердить положение России как ведущей европейской державы. А. И. Солженицын особо отмечает значимость внешнеполитической деятельности Столыпина, его приверженность к мирному созиданию внутри страны и обретению надлежащих предпосылок для этого за ее пределами. Волевые и прагматические способности Столыпина только и могли, по твердому убеждению Солженицына, предотвратить вступление России в войну и последующую катастрофу монархической государственности. Другие, наряду с А. И. Солженицыным, представители почвеннического направления в отечественной истории, — среди них следует особо отметить О. А. Платонова и С. В. Фомина, — отмечают, прежде всего, достижения Столыпина в деле обустройства русского народа, но вместе с тем указывают и на очевидные изъяны его экономической политики, ставят в вину Столыпину «разрушение русской общины, его пренебрежение особенностями развития русского сельского хозяйства» и в целом указывают на обратимость столыпинских реформ, темп которых ощутимо замедлился, а в некоторых отраслях хозяйственной деятельности был даже полностью прекращен, уже вскоре после его кончины. Представители этого направления подчеркивают и провалы в политической деятельности Столыпина, особо отмечая присущее его германофильство (О. А. Платонов) и даже очевидную фронду государю императору (С. В. Фомин). По мнению О. А. Платонова, Столыпин считал Германию «идеалом для многих культурных стран» и ратовал за политико-экономическое единение старейших монархических династий континентальной Европы — Гогенцоллернов и Романовых. Имеются свидетельства иного рода, подтверждающие куда более прагматичное отношение Столыпина к Германии. В письме к главноуправляющему землеустройством и земледелием А. В. Кривошеину в мае 1911 г. Столыпин указывал на свое крайне негативное отношение к немецкой хозяйственной колонизации в Сибири, ее темпы непозволительно высоки и ставят в невыгодное положение отечественных крестьян-поселенцев: «Водворение немцев на казенных землях, — указывал Столыпин, — в то именно время, когда в Западной Сибири ожидают земельного устройства сотни тысяч переселенцев, не соответствует интересам русских людей, я… нахожу, что устройство этих людей в Сибири… представляется с точки зрения государственных интересов совершенно нежелательным». Видимо, все же обеспечение публичных потребностей России доминировало в повседневной управленческой деятельности Столыпина. Обращают на себя внимание попытки властных кругов использовать имя Столыпина в политических целях: имя этого государственного деятеля, равно как и вырванные из контекста цитаты его выступлений, становились излюбленными клише для лиц, самодовлеющих во власти, но бесконечно далеких от сокровенного смысла русской государственности, как ее понимал П. А. Столыпин, с присущими ей нестяжанием, монархическим идеализмом и способностью самопожертвования. Такие люди использовали имя Столыпина для удовлетворения чванства и низменного тщеславия, они усматривали даже некую общность целей и принципов столыпинских реформ со своими безуспешными попытками обустройства нашей страны. П. А. Столыпин никогда не рассматривал государственную власть как некую самодовлеющую силу, он не использовал свои полномочия в целях удержания власти и уж тем более — в низменных целях обогащения. Власть в восприятии Столыпина была лишь средством обретения народного блага, к нему он и стремился средоточием своей воли и незаурядного таланта государственного деятеля.
