Война как правовой феномен и метод формирования принципа пространственного порядка в Концепции истории европейского «Права народов» Карла Шмитта

(Родиков Ю. Ю.) («История государства и права», 2012, N 19)

ВОЙНА КАК ПРАВОВОЙ ФЕНОМЕН И МЕТОД ФОРМИРОВАНИЯ ПРИНЦИПА ПРОСТРАНСТВЕННОГО ПОРЯДКА В КОНЦЕПЦИИ ИСТОРИИ ЕВРОПЕЙСКОГО «ПРАВА НАРОДОВ» КАРЛА ШМИТТА <*>

Ю. Ю. РОДИКОВ

——————————— <*> Rodikov Yu. Yu. War as a legal phenomenon and a method of formation of a principle of a spatial order in the concept of history european «The rights of the people» Charles Schmitt.

Родиков Юрий Юрьевич, аспирант кафедры теории и истории государства и права Самарского государственного экономического университета.

Статья посвящена концепции истории европейского «права народов» немецкого правоведа Карла Шмитта. Анализируется историко-культурная связь права, пространственного порядка, организации власти, их влияние на процесс разрешения вооруженных конфликтов между государствами и нациями, а также изменение (деструкцию) правовых основ норм ведения войны в период нового и новейшего времени (XVII — XX вв.).

Ключевые слова: глобальный и локальный пространственный порядок, национальный и государственный суверенитет, захват, война, открытие, тотализация конфликта.

The main issue of the article deals with the concept of the history of European «rights of peoples» of the German legal expert Carl Schmitt. It analyzes the historical and cultural link between law, spatial order, the organization of power and their influence on the process of resolving the armed conflict between states and nations, as well as the alteration (degradation) of legal basis for the rule of war during the modern and contemporary periods (XVII — XX centuries).

Key words: global and local spatial order, national and state sovereignty, capture, war, discovery, conflict totalisation.

Карл Шмитт, крупнейший правовед Германии XX в., разрабатывал в своих трудах темы, относящиеся к самым разным сферам науки о государстве и праве <1>. Особое место в его научном наследии занимает разработка проблем национально-государственного суверенитета, международного правового порядка и разрешения в его рамках конфликтов, рассматриваемых в историческом развитии и актуальном значении. ——————————— <1> См.: http://philosophy. wideworld. ru/dictionary/24/15.

Основой нормативности предписаний права в любом его выражении по Шмитту является пространственный порядок. Право (в наиболее общем смысле этого слова) в своем развитии прошло ряд стадий, на которых менялись его инструменты воздействия на отношения в обществе в зависимости от господствующего представления о структуре пространства. На первоначальном этапе развития человечества единственным мыслимым принципом пространственной организации была земля (суша), на которую человек обращает свою активность (познавательную, трудовую), полагая границы, обозначая владение, формируя на этом поле своей жизни структуры отношений, комплексы объектов, определяя цели, законы. Карл Шмитт отмечает, что сами понятия «норма», «закон» были бы невозможны без первоначального придания жизненному пространству качества принадлежности человеку. Из этого первоначального факта человеческого сознания развиваются представления о сути и структуре общественной системы. Данное событие человеческой истории носит, по мнению немецкого правоведа, характер захвата вне зависимости от конкретных исторических обстоятельств, сопровождавших его. Даже занятие никем не занятой, «ничьей», земли есть захват, вычленение из объекта природы мира человека. Захват учреждает право. Так как подобный захват возможен только в общности, повсеместно люди стремятся к единству. Право, в том числе и право господства над землей, в основе своей всегда коллективно, опирается на дух человеческой общности, даже если и существует ярко выраженная частная собственность на землю отдельного человека <2>. ——————————— <2> Шмитт К. Номос земли. СПб., 2008. С. 13 — 16.

Шмитт полагает, что с образованием сложных людских сообществ (государств и государствоподобных образований) между ними начинается борьба за утверждение своего исторически выработанного миропорядка, в каждом из которых определенная географическая и политическая пространственная локализация является организующим центром. Это состояние — война. Война — феномен, определяющий для международного права, влияющий и на положение вещей в мирное время <3>. ——————————— <3> Там же. С. 66 — 67.

Для того чтобы мог существовать вообще какой-то пространственный порядок, необходимо, чтобы война вводилась в определенные, разумно обоснованные, приемлемые для существования рамки. Субъекты войны должны признавать друг друга равными, иметь представление о целесообразности ведущейся на войне борьбы и, по достижении ее целей одной из противоборствующих сторон, должны возвратиться к прежнему состоянию с измененными вторичными характеристиками. Право войны подобно праву дуэли, где за каждым из дуэлянтов признается наличие чести <4>. ——————————— <4> Там же. С. 166 — 171.

Такое понимание международного права получило в Европе еще в Средние века поддержку народов и государств, было частью негласно признано, частью зафиксировано в различных международных договорах и соглашениях. С течением времени подобная вышеописанной международно-правовая практика приводит и к изменению принципа организации пространства. Еще недавно являвшаяся центральным понятием конкретность пространственной локализации постепенно уступает место «балансу», «равновесию» между локализованными порядками, их приведению к стабильному существованию в рамках динамической системы отношений — «европоцентричного пространственного порядка» <5>. ——————————— <5> Там же. С. 178 — 180.

Эти феномены составляют для Карла Шмитта основу европоцентричного права народов. С открытием Нового света последний становится, в отличие от Европы, территорией, на которой возможно ничем не ограниченное противоборство представителей различных локальных пространственных правовых порядков (государств) за право формировать порядок неструктурированного нового региона земли. Территории ограниченной и неограниченной вражды разделяют так называемые «линии дружбы» <6>. Происходящая в Новом Свете борьба не изменяет существующее в Старом Свете правовое равновесие членов европейской семьи наций. Но даже в Новом Свете, в силу предрасположенности стихии земли как основы порядка к стабильности и оформлению, войне положены предел и граница. ——————————— <6> Там же. С. 85.

Категория «открытие» характеризует один из центральных моментов истории — мировой и, в частности, западноевропейской, — анализируемых Шмиттом в своих трудах, в том числе в книге «Номос земли». Ибо право коренных народов на их исконные территории игнорировалось. Европейцы «открыли» земли индейцев, а не наоборот, индейцы — Европу. Динамизм принципа пространственной организации, тяга к освоению «нового» (то есть — неизвестного ранее для европейцев) становится главным основанием для учреждения захвата и господства, миссионерства и колонизации <7>. Новый Свет был новым лишь условно, сообщение между частями света было и раньше (американского континента достигали викинги и китайцы задолго до Колумба и Веспуччи). Но только в XV — XVIII вв. это стало «открытием». Такой статус это событие приобрело за счет нового отношения, в которое ряд государств вступили к новому пространству, отличному от пространства земли по своему закону и форме существования, а именно — отношения к морю. ——————————— <7> Там же. С. 153 — 155.

С определенного момента Англия, Голландия, отчасти Испания и некоторые другие страны, игравшие значительную роль в мировой политике Нового времени, делают морскую стихию объектом распространения своего суверенного влияния, обращая на нее свою власть, свое право <8>. Размывание смыслоопределяющих основ европейского права народов видится Шмитту следствием этого процесса. Море рассматривается прежде всего исходя из принципиальной невозможности его оформления в соответствии с мерой и законом. Рамки, установления и определения прежнего международного права становятся проблематичными в связи с отсутствием однородной постоянной среды действия. Различные национально-освободительные движения, аннексии, разделения государств привносят в целом и в территориальные отношения политических субъектов на континенте элемент нестабильности, неподрасчетной изменчивости. ——————————— <8> Там же. С. 620 — 631.

Конфликты в их протекании более не связаны задачей достижения определенных практических результатов. Помимо военных средств воздействия на противника в войне применяются экономические санкции и методы психологического давления, затрагивающие также мирное население. Политика в отношении военного противника принимает дискриминирующий характер, что стало, как подчеркивает Шмитт, отличительной чертой большинства крупных конфликтов. Воюющие государства воспринимают друг друга не как просто соперников в локальном столкновении, но и как нарушителей основных постулатов международного права. Для каждой из сторон противник теперь несет всю полноту ответственности как за собственные насильственные акции в ходе войны, так и за доведение международно-правовой ситуации до стадии военного конфликта <9>. Складываются предпосылки для ведения информационной войны. Развитие авиации и, как следствие, расширение ее использования в боевых действиях способствовали качественному изменению пространственного устройства мира. Мир становится трехмерным пространством. Воздушная война — важный фактор отмечаемого Карлом Шмиттом смещения акцентов в определении целей войны и упорядочения правовой сферы в направлении тотализации конфликта. ——————————— <9> Там же. С. 475.

Ряд философов во второй половине XX в. поставили под сомнение статус войны как состояния, которое может быть рационализировано в рамках какой-либо философской или политико-правовой теории. Мысль же о позитивном значении войны в любой ее форме для исторического и культурного развития расценивалась ими как выражение глубоко деструктивного характера современной индустриальной (и постиндустриальной) цивилизации, основанной на подавлении человека и насильственном (психологически и физически) господстве. Так, Юрген Хабермас рассматривал неоконсервативное течение в политической и культурной мысли (к коему причислял Карла Шмитта, Витгенштейна, Готфрида Бенна) как реакционную попытку сдержать взрывную динамику современной жизни; как попытку противостоять сложности, многообразию и полицентричности политической структуры постиндустриального общества с помощью нежизнеспособных традиций, догматизма и авторитарного администрирования. Хабермас отмечал опасность попыток проведения антимодернизации через снижение авторитета и общественной роли науки, отказ от морально-практического оправдания политического действия и лишение современной культуры ценностного значения <10>. ——————————— <10> Хабермас Ю. Политические работы. М., 2005. С. 30 — 31.

Герберт Маркузе, крупнейший теоретик «новых левых» второй половины XX в., полемизируя со Шмиттом и его ориентированной на политическое решение концепцией войны, выдвигает идею «Великого отказа» от участия в политике современного репрессивного государства, ориентированного на разрушение, культивирующего страх, используемый как инструмент контроля над обществом. Это тоже действие, «решение», борьба, но идущее от людей в процессе их свободного самоопределения, принципиально происходящего в неавторитарной системе категорий, вне подавления. И протест против войны, ее полное отрицание и «борьба за мир» составляют важную часть такого самоопределения <11>. ——————————— <11> Маркузе Г. Эрос и цивилизация. М., 2003. С. 510 — 514.

Среди мыслителей, выражавших подобную позицию, можно также назвать Эриха Фромма, Жиля Делеза, Вальтера Беньямина и других. Но их критика, велась ли она с антропологических гуманистических позиций или с точки зрения неомарксизма, неофрейдизма, фрейдомарксизма, идеалистических теорий возрожденного естественного права, не смогла выработать сколько-нибудь практически ценной контрмодели развития человеческих обществ в условиях новых и усилившихся старых угроз миру. Она (вышеуказанная критика) не содержит указания альтернативных насильственным (в наиболее общем значении термина «насилие») способов разрешения социальных, политических, экономических конфликтов ни в рамках национальных государств, ни в сфере международных отношений. А право в различных интеллектуальных построениях и либеральных, и левых теоретиков современной цивилизации, ее оппонентов и сторонников практически полностью лишено внимания: оно растворяется в аналитически расщепляемой массе общекультурных факторов развития мира более чем основательно. Если добавить к этому плохо скрываемую тенденцию к романтизации стихийных выступлений радикализированных социальных и политических групп, не имеющих оформленного идеологического и идейного базиса, становится ясна несостоятельность простого этического «исключения» войны из политико-правовой реальности, преодоления милитаризованной системы государственной власти через «распространение неподцензурного и неподдающегося манипуляциям знания и сознания…» <12>. ——————————— <12> Там же. С. 245 — 250.

Шмитт, учитывая упомянутые выше критические взгляды, отмечает, что повышение роли моральных категорий при политико-правовой оценке войны лишь внешне способствует укреплению международного правопорядка. Сдерживающий потенциал подобных морально-юридических конструкций не подлежит однозначной оценке. В ряде случаев их использование может повлечь дезинтеграцию структур мировой безопасности. Примером может служить политико-правовое урегулирование международно-правовых отношений после Первой мировой войны в ходе парижских мирных конференций зимы 1918/1919 гг. Эти конференции, безоговорочно осудив войну как инструмент разрешения политических противоречий, ничего не смогли сделать для того, чтобы сделать мир реально более безопасным. Для этого было необходимо посредством последовательного критического рассмотрения доказать несостоятельность подвергшегося эрозии принципа построения системы европейского «права народов», на который мировые державы ориентировались ранее. Далее международному (прежде всего внутриевропейскому) сообществу надлежало выработать новые принципы и основы правового порядка, в соответствии с которым европейское политическое пространство организовалось бы в единство. Как раз эти задачи не были решены. Если рассматривать происходившие в эти годы исторические процессы с точки зрения их результатов (что старается сделать Шмитт), то может сложиться впечатление, что ни одна из ведущих мировых держав их и не старалась решить. Прежнее положение вещей в мире сохранилось. Произошло лишь устранение «двух великих европейских держав (Германской империи и Австро-Венгрии), являвшихся опорой прежнего пространственного порядка» <13>, узаконенный передел сфер влияния в Европе. ——————————— <13> Шмитт К. Указ. соч. С. 329 — 330.

Созданная по итогам вышеуказанных мирных конференций Лига Наций стала организацией, призванной препятствовать попыткам пересмотра (прежде всего военным путем) итогов Мировой войны. Выполнить данную функцию предполагалось путем устранения возможностей для новой войны. Но при этом условия для ее возникновения (главное из которых — отсутствие четко сформулированного принципа правовой организации пространства европейского континента) сохранились практически в неизменном виде. Ведущим державам (победителям в Первой мировой войне) было желательно избежать только факта новой войны. Но так как само основание нового европейского порядка носило дискриминационный характер (Версальский мир), действенность подобных инструментов изначально была поставлена под вопрос. Избежать новых войн можно только радикально изменив природу человеческих сообществ, сделав их «бесконфликтными». Если же признать это, вслед за Шмиттом, невозможным, необходимо не пытаться морально осудить войну и делать вид, что тем самым и сама война исключена из «моральной человеческой культуры», а ограничить войну, воспрепятствовав ее тотализации, ее нацеливанию на всеобщее уничтожение <14>. ——————————— <14> Там же. С. 332.

Собственно войны в рамках концепции Шмитта и представляют собой попытки, принимая конфликты как неотъемлемую часть человеческой культурной реальности, выработать на основе правового ведения войны (осознания ее событий как правовых феноменов) жизнеспособный пространственный порядок. При ином, «морально-гуманистическом подходе» (восторжествовавшем в 1918 — 1919 гг.), единственный итог развития межгосударственных отношений — утверждение абсолютного права сильного государства (или союза «сильных» держав), легализация постфактум любых действий, соответствующих его интересам, признание их не только законными, но и способствующими прогрессу всего человечества. Шмитт приводит пример: Лига Наций в 1935 — 1938 гг. фактически признала правомерность аннексии Эфиопии Италией (обе страны являлись действующими членами Лиги), т. к. было признано (по инициативе Англии), что «интересы мира и покоя важнее, чем соблюдение абстрактного принципа непризнания насильственных аннексий» <15>. Большинство членов Лиги согласилось с этим (правда, не коллегиально, а в индивидуальном порядке и без принятия каких-либо официальных резолюций или соглашений); мнение территориально удаленных членов Лиги (Китай, Боливия, СССР) было проигнорировано. Это, кстати, поставило под сомнение и действенность такой категории, как «единое мировое сообщество» при коллективном разрешении проблемных ситуаций в рамках европейского пространства (США, сохраняя политико-правовую и культурную принадлежность к англосаксонской традиции, тесные и всесторонние связи с Великобританией, играли особую роль в европейской политике). Опыт Лиги Наций для Карла Шмитта означал провал попытки сочетать в любых организационных формах основы глобального и локального пространственного порядка. Ибо при такой модели международных отношений универсальный (глобальный) порядок есть не более чем фикция, и реально продолжает существовать система сообщающихся локальных порядков, либо существует один локальный порядок с огромным военным и экономическим потенциалом, позволяющим ему оказывать руководящее влияние на любые иные локальные пространственные порядки и их совокупность. Сформулировать какой бы то ни было ясный принцип сохранения территориального status quo становится невозможно. Конечно, это не означает, что в реальности status quo отсутствует, равно как и система пространственного порядка или порядков (на локальном, региональном и глобальном уровнях). Они реально есть. Вот только определяются они на основе самых различных, но в любом случае не правовых принципов. В первую очередь изменяется понимание политико-правовой сути войны: она перестает рассматриваться как правовой феномен, и право теряет свою связь с исторической жизнью, т. к. значительная и во многом определяющая сфера этой жизни перестает быть предметом его (права) рассмотрения <16>. ——————————— <15> Там же. С. 333. <16> Там же. С. 339.

Другой результат негативных последствий морализации войны — современная борьба мирового сообщества с террористической угрозой. Она необычна уже тем, что отсутствует даже сколько-нибудь четкое определение противника. Для противодействия государств международным террористическим организациям характерен также беспрецедентный уровень вовлеченности «невоенных», мирного населения в связанные с ним процессы. Эти факторы вновь делают актуальными вопросы сущности национального суверенитета, самоопределения наций, признания воюющих сторон международным сообществом, определения их правового статуса <17> и многие другие. ——————————— <17> Дмитриев Т. Теория партизана вчера и сегодня: послесл. // Шмитт К. Теория партизана. М., 2007. С. 277.

Таким образом, Карл Шмитт, связывая право с организацией человеком пространства, хозяйственным развитием, политикой и войной, открывает путь возвращения к пониманию права в качестве формообразующего начала человеческого общества. Нормы и предписания законов часто воспринимаются лишь как издержка документарного оформления управленческих решений государственной власти. Изменение базовой установки правопонимания необходимо для реализации сущностной задачи права — преодоления глобального кризиса человечества, т. к. в принципе право — единственное пригодное для этого средство <18>. ——————————— <18> Шмитт К. Номос земли. С. 475.

——————————————————————