Советский синдром Французской революции

(Васильев В. Н.) («Международное публичное и частное право», 2007, N 4)

СОВЕТСКИЙ СИНДРОМ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕСПУБЛИКИ

В. Н. ВАСИЛЬЕВ

Нет ничего удивительного в том, что представители одной нации мало интересуются происходящими вне ее границ событиями. Но в результате отсутствия такого интереса у представителей одной нации складывается ложное представление о других. Например, у французов, усыпленных телевидением и другими средствами массовой информации, о России не самое лучшее мнение, что вполне закономерно. Ведь ничего, кроме Норд-Оста, Беслана и убийств журналистов, им не освещают. Конечно, появился наконец-то проект телеканала Russia Today, направленный на пропаганду русской культуры и освещение современной российской действительности. Но этого, к сожалению, оказывается недостаточно. Однажды, как раз в период разгара страстей вокруг покупки 5% акций EADS Внешторгбанком, я услышал по телевидению выступление французского государственного деятеля, который заявил в буквальном переводе следующее: «Россия начинает вести себя как капиталистическая страна». И это цитата человека, занимающегося политикой. Ему ли не знать, что абсолютно весь крупный французский бизнес уже давно представлен на территории Российской Федерации: автомобильные концерны Франции строят или уже построили здесь свои заводы, крупные сети магазинов жадно скупают площади для открытия новых торговых точек, промышленный капитал приобретает здесь индустриальные предприятия. Даже непосвященным в политические дела известно, что европейские предприниматели не заинтересованы в инвестициях в родной рынок. Наглядно это продемонстрировал «турецкий бум», когда туда вывозились одно производство за другим. Затем вектор экономических интересов был сфокусирован на Восточной Европе и России. Между прочим, отметим, что все это происходило на фоне неснижаемого интереса к азиатским странам, в основном к Китаю. И вот, несмотря на все это, нашу страну с большой натяжкой называют капиталистической и с еще большей демократической. В то же время и мы в России все, что знаем из средств массовой информации о Франции, так это то, что выходцы из различных африканских стран организуют там беспорядки на улицах городов, а молодежь и функционеры, вместо того чтобы работать и учиться, беспрестанно бастуют. Что характерно, это абсолютно нормальная ситуация, как бы наши публицисты ни любили апеллировать к «западному опыту», ведь мы не всегда понимаем, что у нас происходит, а что там говорить о загранице. Однако бывают и исключения, например интерес к другой культуре или к общественно-политической жизни другого государства неизбежно заставляет сравнивать и оценивать не только ситуацию в родной стране, но и в стране, к которой проявляется интерес. В результате такого анализа автор статьи увидел симптоматичные параллели между советской Россией эпохи 80-х годов и современной Францией. К этому выводу мы пришли в результате наблюдения за французской действительностью за последние годы. И дело тут не в строе как таковом, а скорее в принципах работы государственных механизмов. Хотя даже здесь нужно отметить, что Франция — это страна с укоренившейся системой левого толка. В первую очередь в глаза бросается раздутая социальная система. До 60% от заработной платы, получаемой на руки, уходит государству на налоги и социальные нужды. При этом в случае болезни расходы, связанные с лечением, будут оплачены из социального бюджета, по крайней мере — большая их часть. Проще говоря, система работает по принципу: все платят за одного. Ведь далеко не все постоянно болеют. То же можно сказать и про другие виды социальной помощи. При увольнении человека предприятие обязано выплачивать специальные социальные взносы, которые направлены на погашение расходов на пособие по безработице, на затраты органов, занимающихся подбором новой работы уволенному. Безусловно, социальные программы должны существовать. Однако нельзя и перебарщивать, как это случилось во Франции, так как в итоге подобная социальная система ложится тяжелым бременем на экономику. Экономика по своей сути и определению не может и не должна работать «вхолостую», проще говоря, нельзя допускать ситуации, когда социальная система начинает ее поглощать. В этой связи упрямо напрашивается пример с нашим советским ВПК, иными словами, между военным комплексом СССР и социальной системой Франции можно поставить знак равенства. ВПК в советскую эпоху поглощал практически всю экономику страны. Это явилось одним из факторов развала советской системы. Помимо этого, среди других причин распада советской империи можно выделить бюрократизм. Ситуация, при которой контролирующих, организующих и перераспределяющих органов больше, чем это в действительности необходимо для нормального функционирования экономики, приводит всю государственную систему в крайне неустойчивое состояние, так как при такой «перегрузке» значительно возрастает действие инерционных сил, поэтому любое проявление кризиса расшатывает государственную систему, а не мобилизует ее. Для иллюстрации данного положения приведем пример все с той же безработицей. Органов, направленных на поиск работы безработным, а также на решение других вопросов, связанных с профессиональной деятельностью, во Франции существует аж три. В условиях такого огромного государственного аппарата большая часть активного населения оказывается вовлеченной в государственную систему контроля и регулирования. И ситуация усугубляется тем обстоятельством, что рабочая неделя составляет 35 часов. Для сравнения, законодательство Российской Федерации регулирует рабочую неделю на уровне 42 часов. Изначально замысел французских политиков заключался в создании дополнительных рабочих мест, то есть в результате сокращения рабочего времени возникает необходимость увеличения штата для обеспечения той же производительности труда. Однако вместо решения проблемы безработицы французские власти получили проблему тунеядства. В настоящее время рабочий день француза выглядит следующим образом: в 10 часов начинается рабочий день, с 12 до 14 обед и в 18 часов рабочий день заканчивается. Ну как тут не вспомнить знаменитые советские чаепития. На работе люди проводят времени меньше, чем дома. В результате трудовая деятельность становится каким-то аксессуаром в жизни, чем-то, что мешает проводить больше времени дома, ходить в рестораны, гулять. Происходит все это на фоне демографического кризиса, имеющего последствия в первую очередь для экономики страны: в скором времени активное население страны будет не в состоянии обеспечить достойный уровень жизни лицам пенсионного возраста, так как дисбаланс между работающим и неработающим населением увеличивается с каждым годом. Наиболее убедительно об этом говорят цифры: в 1950-х годах в Европе ежегодно появлялось на свет 12 миллионов детей, сегодня — 8 миллионов. Доля лиц старше 60 лет достигла 15 — 20%, а в 2050 г. будет составлять 35% <1>. ——————————— <1> Жискар д’Эстен В. Французы. Размышления о судьбе народа. М.: НИЦ «Ладомир», 2004. С. 180.

И здесь мы подошли к вопросу о властях. Понимают ли они всю трагичность ситуации? С одной стороны, судя по некоторым законодательным инициативам правительства, понимают. Возьмем, например, попытку Раффарэна начать реформы в 2003 г. или усилия де Вильпэна по продвижению закона о равенстве жизненных шансов. Результат всегда один — активное противостояние профсоюзов, молодежи, функционеров и всех, кого это может касаться. Чем меньше человек работает, тем больше у него высвобождается энергии. Эта энергия может найти выход в той или иной форме социальной активности. В Древнем Египте, например, людей заставляли рыть оросительные каналы там, где надо и не надо с тем, чтобы обеспечить их занятостью и поглотить разрушительную социальную энергию. И такая тактика давала свои результаты: число восстаний стремительно сокращалось. В целом социальная активность очень характерна для Франции. Последний пример — забастовка железнодорожников 8 ноября 2006 г. Они приостановили движение всех поездов, абсолютно игнорировав интересы своих клиентов, которые в итоге их акций протеста опоздали на деловые встречи, не успели на самолет, понесли убытки, никем не компенсируемые. Это можно расценивать как неуважение и попытку решить проблемы за счет людей, которые, по существу, обеспечивают их работой. Но французы видят в этом отстаивание своих законных интересов. Кстати, схожие процессы происходили и в канун распада страны Советов, когда в результате изменений в системе институтов власти, в частности появления выборных органов, народ часто выходил на улицы для манифестаций, митингов и протестов. Еще один характерный симптом кризиса власти — отсутствие ротации государственных кадров. Всем известно, что партия в Советском Союзе, а тем более ее руководящий состав, представляла собой особую закрытую касту. Такая система государственного устройства привела к тому, что в этой закрытой касте часто оказывались люди по своим качествам ничем не примечательные, но обладающие нужными знакомствами и родственными связями. Ну чем вам не современная Франция с ее Национальной школой администрации — школой, где готовятся государственные и политические деятели. Все современные политики — выходцы из этого учебного заведения. Здесь все друг друга знают, «вопросы решать» умеют. Развал Союза сопровождался также появлением так называемых национальных фронтов, в первую очередь в странах Прибалтики, традиционно тяготеющих к Европе. Во Франции же культурно-религиозные разногласия едва ли не переходят в национальные бедствия. В ответ на запрет носить религиозную атрибутику в светские школы мусульмане отвечают излюбленным французским методом — манифестациями протеста. В общем, даже здесь мы видим сходства. Но это тема другой статьи, которая могла бы носить название «Противостояние культур в условиях кризиса». Думается, что эта проблема очень интересна с научной точки зрения, так как это — условия появления новых политико-государственных образований.

——————————————————————