ПРИНЦИП ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ И ЕГО МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ КРИМИНОЛОГИИ (ПОСТАНОВКА ВОПРОСА)
К. В. ХАРАБЕТ
Харабет К. В., профессор Военного университета, сопредседатель Фонда содействия научным исследованиям в области правового обеспечения безопасности человека им. профессора А. А. Тер-Акопова.
Каждое высказанное мною суждение надо понимать не как утверждение, а как вопрос.
Н. Бор
Люди повинуются законам природы, даже когда действуют против них.
И. В. Гете
1. Изучение проблемы методологии научного познания явлений в рамках криминологии неизбежно ставит перед исследователем задачу определения ее основополагающих, онтологических принципов. В рамках родственной науки — девиантологии учеными высказаны суждения о важности в качестве такового принципа дополнительности Н. Бора [1]. Исходя из тезиса об известной общности девиантологии с криминологией и иными науками, изучающими негативные социальные явления, разработка данного методологического вопроса представляется чрезвычайно важной для методологии указанных дисциплин. При выборе подхода к изучению данного вопроса автор исходит из того, что методология как область знаний призвана определять концептуальное (мировоззренческое) теоретическое объяснение принципов познания изучаемого явления и предлагает совокупность способов и приемов исследования (хотя, разумеется, это ее не единственная дефиниция). С учетом известной молодости отечественной криминологии и научных исследований в этой области существует объективная потребность в развитии, поиске дополнительного обоснования, не в последнюю очередь и вопросов, относящихся к теории и методологии данной науки. Автор отдает себе отчет в субъективном характере любого подхода, концепции в области гуманитарных наук, полностью соглашаясь с академиком В. Н. Кудрявцевым в том, что «познание общественных явлений в значительной мере изменяется под воздействием взглядов и поступков самого исследователя» [2]. Разумеется, выбор для научного анализа названного принципа ни в коей мере не умаляет важности иных фундаментальных общенаучных основ познания. 2. Предварительно целесообразно остановиться на некоторых аргументах в пользу значимости заявленной проблемы для криминолога. Во-первых, современное общество именуется представителями социальных наук (и не только) как общество эпохи глобализации, характеризующееся в числе прочего таким признаком, как единство (движение к единству) в коммуникативной, экономической, информационной и прочих сферах. Философской наукой определяется такое свойство современного человечества, как культурное разнообразие и цивилизационное единство. «Новое культурно-цивилизационное образование… далее четко потребует от различных типов локальных цивилизаций соблюдения единых для всего человечества норм, правил, запретов…» [3]. Ведущие отечественные философы (в т. ч. академики В. С. Степин и В. А. Лекторский) справедливо указывают на усиление взаимодействия между социально-гуманитарными и естественными науками, в том числе в условиях сложных саморазвивающихся систем как на единственный стратегический вектор развития науки будущего [4]. Такое понимание вопроса присутствовало в научных выступлениях и на последнем всемирном философском форуме. Автор разделяет позицию отечественных и зарубежных философов о том, что «исследование… сложных…. развивающихся систем сближает методологические стратегии естественных и социально-гуманитарных наук» <1>. ——————————— <1> См. подробнее научные дискуссии по данной проблеме, опубликованные в Вестнике Российского философского общества за 2003 — 2006 гг., в частности материалы постоянно действующего методологического теоретического семинара по проблемам глобализации (рук. А. Н. Чумаков и др.) (Институт философии РАН, Российское философское общество).
Очевидно, что новое качественное состояние общества несет новые угрозы безопасности как для всего общества, так и отдельных граждан. Негативные социальные отклонения (прежде всего преступность, изучаемая криминологией) также испытывают на себе последствия глобализации, окончательно превратившись, например, в лице наиболее опасных своих форм (терроризма, экологической и коррупционной преступности, незаконного оборота наркотиков) в угрозы национальной безопасности России и большинства стран мира [1, 5]. В этой связи актуальность дальнейшего изучения криминологических проблем на макро — и микроуровне только возрастает. Общество ждет разработки новых адекватных подходов в решении вопросов обеспечения своей безопасности. Во-вторых, глобализация и универсализация происходит в научных исследованиях. Фундаментальная и прикладная науки последних десятилетий все сильнее на первое место выдвигают общенаучную проблему обеспечения единства знаний. К сожалению, и это отмечается представителями как естественнонаучного, так и социально-гуманитарного блока, векторы научных исследований проблем антропогенеза, человеческого бытия в системе научных исследований различных областей знаний направлены в разные стороны, и это вызвано отнюдь не особенностями их научного инструментария. Гуманитарии и технократы на деле по-прежнему недооценивают межотраслевой подход к изучению таких междисциплинарных явлений, как преступность и наркотизм, в большинстве своем не пытаясь объяснить полученные данные своих наблюдений через призму результатов исследований того же явления в других областях знаний. Впрочем, если межотраслевой подход и заявляется, то он трактуется отчасти вульгарно, отчасти эклектично. Как одно из следствий такой ситуации — определенная стагнация социальных наук, включая юридические. В качестве примера, может быть не самого характерного, можно привести состояние современной отечественной криминологии, когда «в учебной и научной литературе практически полностью игнорируются либо в субъективно-препарированном виде подаются достижения в области генетики поведения, исследования генома человека, химических основ мозга, невротических структур…» [6]. Между тем в советской криминологии за практическое расширение сотрудничества представителей медицины, биологии и права выступали авторитетнейшие ученые — авторы междисциплинарного исследования (1989 г.) [7]. Однако новых фундаментальных работ в этом направлении пока не наблюдается. По мнению Ю. А. Тихомирова, «возникающие социальные отклонения требуют глубокого анализа, ибо речь идет о нарушениях социальных норм, которые характеризуются массовостью, устойчивостью и распространенностью… Обоснованно выделяются негативные … отклонения, что стимулирует научные разработки в этом направлении. Однако у юристов они заглохли» [8]. Возможно, отечественным специалистам последних десятилетий в области девиантологии и криминологии до сих пор памятны не совсем корректные политические обвинения их старших коллег в биологизаторстве, да и не в традициях отечественной криминологии «увлечение» биологическими и психологическими теориями причин преступности <2>. ——————————— <2> В качестве исключений из этого правила можно назвать прежде всего С. В. Познышева, П. Н. Тарновскую, В. Ф. Чижа, а также М. Н. Гернета, Д. А. Дриля и некоторых других; в советское время — И. С. Ноя. См. подробнее: Иванов Л. О., Ильина Л. В. Пути и судьбы отечественной криминологии. М., 1991. С. 155 — 177.
В учебной криминологической литературе должного внимания общенаучным взглядам Н. Бора не уделяется <3>. Одновременно в юридической литературе последних лет справедливо указывается, в частности, на то обстоятельство, что «система правоотношений … подчинена тем же закономерностям, что и природные системы» [9]. Задача активизации соответствующих исследований, в рамках интеграции наук и системного подхода, находится в повестке дня современной юриспруденции. В настоящей статье автор предпринял попытку привлечь внимание к проблеме творческого изучения наследия Нильса Бора в целях его применения при решении теоретических и прикладных научных задач, стоящих перед криминологией. ——————————— <3> Автором было изучено большинство учебников и учебных пособий по криминологии, опубликованных в 2005 — 2006 гг. (под редакцией и авторстве В. Н. Кудрявцева и В. Е. Эминова, Н. Ф. Кузнецовой и В. В. Лунеева, Ю. М. Антоняна А. И. Долговой, Г. А. Аванесова). Во всех без исключения учебных изданиях, в соответствующих разделах, рассмотрение принципа дополнительности Н. Бора как такового отсутствовало, а изложение проблемы сводилось к освещению применения междисциплинарного подхода в криминологии в качестве методологического принципа познания, использованию в криминологических исследованиях частных математических методов (в этой связи чаще других имелись ссылки на труды криминолога Д. Ли).
3. Принцип дополнительности датского физика, нобелевского лауреата Нильса Хендрика Давида Бора (1885 — 1962) известен из курсов учебных образовательных программ по физике. Можно лишь напомнить некоторые вехи, сопутствующие его появлению. Причиной этих исследований Н. Бора послужили, прежде всего, его научные споры с другим нобелевским лауреатом — немецким физиком В. Гейзенбергом о корпускулярно-волновом дуализме в квантовой механике. Принцип соотношения неопределенностей В. Гейзенберга (1927 г.) гласил, что «никакой эксперимент не может привести к одновременно точному измерению динамичных переменных; при этом определенность в измерениях связана не с несовершенством экспериментальной техники, а с объективными свойствами материи». Ему Н. Бор противопоставил т. н. принцип дополнительности (1927 г.), который в упрощенном виде может быть сформулирован следующим образом: «Понятие частицы и волны дополняют друг друга — и в то же время противоречат друг другу, они являются дополняющими картинками происходящего». Дискуссия ученых касалась физико-математической стороны изучения микромира (атомов и меньших его объектов), влияния на результаты исследования взаимодействия микротел с измерительными приборами и др. вопросов. В последующем, в 30 — 60-е годы XX в., Н. Бор развил универсальное, системное понимание принципа дополнительности, распространив его действие на иные естественные, а также социальные науки. Речь идет о научных статьях Н. Бора «Причинность и дополнительность» (1937 г.), «О понятиях причинности и дополнительности» (1948 г.), «Единство знаний» (1955 г.), «Атомы и человеческое познание» (1956 г.), «Квантовая физика и философия» (1958 г.), «Квантовая физика и биология» (1960 г.) и некоторых других) [10]. Объясняя значение принципа дополнительности для методологии других наук, Нильс Бор полагал, что лишь противоречивые, взаимоисключающие концепции (аспекты, стороны одного явления) в совокупности достаточно полно охватывают (описывают) изучаемый объект. Такое понимание принципа дополнительности присутствует и в современной отечественной научной, учебной и справочной литературе в области физики, философии, естествознания, уголовного права и не подвергается сомнению с позиции научной объективности. В этих работах Бора отсутствует сколь либо подробный анализ возможностей применения принципа дополнительности для методологии гуманитарных наук. В то же время представляют методологическую ценность некоторые замечания ученого применительно к области исследования общественных наук. Так, диалектика изучения объекта в совокупности взаимоисключающих аспектов в социологии (по Бору) «может оказаться полезной … в решении проблем, с которыми мы сталкиваемся при изучении и сравнении человеческих культур» [10]. Эта мысль Бора может быть интересна и для криминологов в качестве концептуальной «отправной точки» изучения особенностей этиологии преступности и ее причин в странах, относящихся к различным правовым системам. Из размышлений ученого о связях между национальными культурами и их дополнительности друг к другу, возможно, можно сделать вывод о важности поиска общих духовных и социально-правовых основ этих культур в интересах достижения всеобщего взаимопонимания между ними. Следующим интересным замечанием великого физика является его суждение о значении принципа дополнительности при описании «положения отдельного лица внутри общества» в связи «с подвижной границей между оценкой человеческих ценностей и общими положениями, на основании которых судят о них» [10]. На основе данного постулата Бор приходит к еще более серьезному наблюдению: «Общую цель всех культур составляет самое теснейшее сочетание справедливости и милосердия … тем не менее следует признать, что в каждом случае, где нужно строго применить закон, не остается места для проявления милосердия, и наоборот, доброжелательство и сострадание могут вступать в конфликт с самыми принципами правосудия» [10]. По-видимому, мы здесь имеем дело с подходом Бора к извечной юридической проблеме «соотношения законности и справедливости»; ученый не предлагает полярных решений данной проблемы, рассматривая его в достижении гармонизации путем сочетания обоих подходов. Такое видение решения проблемы, экстраполируемое, например, на формирование уголовной политики государства, предполагает максимально взвешенный подход, заключающийся в сочетании карательно-репрессивных и иных мер, направленных на борьбу с преступностью. Вокруг приведенных научных взглядов Н. Бора и других представителей так называемой копенгагенской школы в свое время шла острая полемика. Причем в отечественной научной литературе 40-х — начала 50-х годов прошлого века она носила выраженный идеологический характер. Научный спор был сопряжен с обвинениями Н. Бора и его коллег в «буржуазном идеализме и антинаучности». Научным взглядам западноевропейских физиков противопоставлялись марксистско-ленинская материалистическая диалектика и вытекающий из нее детерминистический (причинно-следственный) подход, хотя, по сути, одно другому не противоречило. Что касается обвинения в игнорировании сторонниками Бора роли причинно-следственных связей в исследованиях социальных наук, то следует полагать, что данный упрек излишне упрощает научные реалии. Так, по мнению В. Н. Кудрявцева и В. Е. Эминова (2006 г.), причинность — частный случай всеобщего взаимодействия явлений, одна из его форм. Установление причин общественных явлений (в т. ч. и преступности) предполагает анализ как внутренних процессов развития общества, так и связей социальных явлений с явлениями и процессами других уровней и систем [11]. Такое понимание причинности (как разновидности детерминации, охватывающей различные виды закономерной зависимости между явлениями), по нашему мнению, есть не что иное, как частный случай всеобщей связи, наиболее полно объясняющей (описывающей) полную причину существования явления (объекта). Изучение дополнительных аспектов объекта полностью отвечает и диалектико-материалистическому пониманию истины как совокупности всех сторон явления, действительности и их взаимоотношения. Впрочем, в 70 — 80-е годы XX века принцип дополнительности в советской науке был вполне реабилитирован и стал по сути методологическим [12]. Он рассматривался (может быть, несколько упрощенно) как диалектический принцип дополнительности определений — совокупности правил, обеспечивающих полноту описания того или иного явления [13]. 4. Принимая за условие истинность гипотезы о всеобщей универсальности принципа дополнительности, в том числе для социальных наук, изложим некоторые вытекающие из данного принципа выводы, по нашему мнению, представляющие определенный интерес для изучения преступности и других видов отклоняющегося поведения. Так, из суждений Н. Бора о влиянии внешнего наблюдателя («прибора») на результаты исследования («исследование того, в какой мере описание физических явлений зависит от точки зрения наблюдателя, не только не внесло никакой путаницы… наоборот … оказалось неоценимой путеводной нитью при разыскании … законов …, общих для всех наблюдателей») [10] следует принципиальный вывод о необходимости учета особенностей влияния этого наблюдателя на исследуемый объект и вызванных этими особенностями результатов научного опыта. По-видимому, речь идет о значении субъективной роли исследователя при изучении социальных явлений; особенностях его мировоззрения, типа мышления, научных взглядов, подготовки, специфики научного инструментария, а также научной добросовестности. Под влиянием данных факторов будут формироваться и собственно результаты самого исследования. Напрашивается предложение о необходимости привлечения представителей различных областей знаний для получения наиболее полных сведений об изучаемом объекте и минимизации рисков от принятия возможных ошибочных, субъективно обусловленных научных выводов и управленческих решений. Актуальной является проблема привлечения ведущих ученых, занимающихся изучением антиобщественного (отклоняющегося) поведения, к реальному участию в формировании и реализации уголовной политики государства. В этой связи полезно изучение деятельности, формирующейся в качестве ведущей «экспертной площадки» в финансовой сфере негосударственного Института современного развития, возглавляемого попечительским советом под председательством Д. А. Медведева. Криминологи и девиантологи не должны остаться в стороне от экспертного (как минимум!) участия в разработке и осуществлении проектов по развитию будущего России в целях своевременного выявления и предупреждения всевозможных угроз криминального характера. Н. Бор отмечал, что «описание … жизни и оценка возможностей ее развития не могут претендовать на полноту, а могут лишь стремиться к построению достаточно широкой системы понятий» (1956 г.), «мы должны признать, что ни один опытный факт не может быть сформулирован помимо некоторой системы понятий и что всякая кажущаяся дисгармония между опытными фактами может быть устранена только путем надлежащего расширения этой системы понятий» [10]. Эти слова, как видно, обращены к необходимости решения задачи расширения и гармонизации тезауруса, описывающего наблюдаемый объект (явление). С изложенными положениями тесно связана задача комплексного исследования явления (объекта) в единстве, в т. ч. его противоположных, взаимоисключающих сторон (аспектов) посредством решения проблемы создания единого научного языка, и как следствие — построения разделяемого представителями различных научных областей общего понятийно-терминологического аппарата; расширение понятийного и образного круга, появление новых аналогий может стать результатом междисциплинарного взаимодействия естественных и точных наук с теми областями знания, где объектами являются человек и общество. Из данного рассуждения, возможно, можно предложить следующие выводы. Во-первых, это необходимость подключения к криминологическим исследованиям широкого круга представителей естественных наук в интересах проведения (под началом криминологов) межнаучных исследований в области этиологии преступности. Справедливы выводы В. В. Лунеева, сделанные им на основе фундаментального анализа преступности XX века, о том, что «изучение причинного комплекса (преступности. — Авт.) должно быть постоянным и системным… целостной системы изучения причин преступности и их устранения в профилактических целях пока нигде не существует» [5]. Во-вторых, это осуществление криминологами системного мониторинга научных открытий, осуществляемых в разных областях знаний, относящихся к науке о человеке. В-третьих, скорейший переход в гуманитарных (юридических) вузах к знанию будущего: комплексному учебно-научному подходу, реализуемому в высшей школе с целью формирования у студентов XXI века универсальных фундаментальных знаний, относящихся в т. ч. к науке о человеке (пилотный проект в этом направлении реализуется в Томском политехе в рамках национального проекта «Образование»). В-четвертых, законодательное решение набившей оскомину проблемы криминологической (девиантологической) экспертизы принимаемых властью нормативно-правовых актов. 5. Другим примером применения принципа дополнительности как основы интегративного методологического подхода в изучении человека в его биосоциальной целостности может служить рассмотрение вопроса единства знаний (сочетание научного и иррационального (религиозного) подходов в изучении человека и общества). Президент РАН академик Ю. С. Осипов по данному вопросу придерживается буквально следующей позиции: «Вообще взаимоотношение науки и религии очень деликатная тема. Но мне кажется, что серьезный ученый должен задуматься, каково соотношение между верой и знаниями. Хочу ответить, что довольно много очень известных ученых постепенно начинали осмысливать эту связь. Почему? Оказывается, что для миропонимания им не хватает знаний светской науки, как говорится, не удается убедительно замкнуть систему» [14]. Таким образом, возможно, следует прогнозировать постепенное сближение двух типов мировоззрения, двух парадигм — естественно-научной и религиозной. Именно в этом направлении видится и решение главной задачи современной науки (по А. В. Носикову) — «слияние двух парадигм, создание объединяющей метапарадигмы и построение на ее основе нового мировоззрения» [15]. Осмелимся предположить, что такое понимание единства внутри современной науки — это не что иное, как проявление методологической универсальности принципа дополнительности. Именно с позиции объединяющей парадигмы и необходимо изучение феномена Человека, в т. ч. его социально одобряемого либо антиобщественного поведения, ибо «человек создан из элементов материального мира и из элементов духовного мира… он принадлежит к духовному миру и вещественному… Но вместе с этим обе природы остаются собой…» [16]. Криминологической наукой длительное время в значительной степени игнорировались причинно-следственные связи духовно-нравственного характера; в отечественной криминологической литературе, посвященной механизму конкретного преступления, вопросы о духовности как причине преступления, ее роли в механизме преступления не поднимались. Между тем, как свидетельствуют научные исследования по этому вопросу, духовность как социально-психологическое явление представляет собой «самостоятельное причиняющее начало, стоящее в одном ряду с материей и энергией» [17]. По мнению А. А. Тер-Акопова, духовность — отношение более высокого уровня по сравнению с нравственностью, которая является составной частью духовности. Духовность как социально-психологическое явление рассматривается двуаспектно (позитивная и негативная духовность), последняя детерминирует преступность, пьянство, наркотизм и другие формы антиобщественного поведения. Автор выделяет те составы преступлений, где содержатся признаки, имеющие сугубо духовное значение: жестокость (п. «д» ч. 2 ст. 105 УК РФ), агрессивность (ст. 354 УК РФ), незаконное производство аборта (ст. 123 УК РФ), преступления, совершаемые на сексуальной почве (ст. ст. 131 — 135 УК РФ), жестокое обращение с животными (ст. 245 УК РФ) и др. По справедливому мнению того же ученого, уголовный закон — категория духовная по своему назначению и происхождению, он должен реагировать на все содержание преступления: физическое, психическое и духовное. Недооценка одного из составляющих снижает эффективность системы противодействия преступности. А. А. Тер-Акоповым в этой связи уточнена традиционная схема механизма преступного поведения с включением в нее в качестве его основания социальной и личностной духовности, определена криминологическая значимость духовности как объекта и средства профилактики [17]. Тот же автор (А. А. Тер-Акопов) двумя десятилетиями ранее самостоятельно подошел с позиций вышедшего из физики принципа дополнительности к изучению сущности одной из центральных и сложнейших уголовно-правовых категорий — преступности деяния. Им был сформулирован новый комплексный подход к пониманию общественной опасности преступления как совокупности таких показателей, как общественная опасность деяния и общественная опасность лица, совершившего это деяние. Ученый справедливо указывал на необходимость изучения преступления как целостного объекта исследования в совокупности всех признаков, лишь наиболее существенные из которых закреплены в уголовном законе. А. Тер-Акопов исходил из того, что каждый из признаков преступления (не находящихся в родо-видовых отношениях, а значит и не подлежащих замене один другим) раскрывает какую-то одну сторону сущности преступления (виновность — психическое отношение к содеянному, общественная опасность — способность причинить вред и т. д.); также им сформулированы следующие основания (предпосылки) для применения принципа дополнительности, как представляется, актуальные для всех правовых исследований (во-первых, это целостность исследуемого объекта (качественная определенность, единство наиболее существенных свойств); распад либо даже незначительная перестройка изменяет характеристики предмета либо сам предмет; во-вторых, это неопределенность, недостаточность отдельно взятых способов описания целостного предмета) [13]. Предложенный А. Тер-Акоповым и основанный на принципе дополнительности подход в определении преступности деяния, как представляется, может быть использован в качестве своеобразного алгоритма, модели при научном обсуждении проблемы криминализации некоторых общественно опасных деяний, в частности, при рассмотрении вопроса об установлении уголовной ответственности за потребление наркотиков. Вместо выводов. Социальные науки (в т. ч. криминология) подчинены общим тенденциям развития научного познания. С учетом изложенного, исследователю необходимо отказаться от представлений об уникальности преступности и ее закономерностей. Воспринимая преступность (а также наркотизм, пьянство и алкоголизм, иные социальные девиации) как неотъемлемый элемент современного социума, ученые и практики смогут более реалистично подойти к определению задач по их противодействию и предупреждению. Актуальной для криминологии является задача расширения и гармонизации тезауруса, описывающего преступность и ее фоновые явления. С ней тесно связана задача комплексного исследования преступления (и личности преступника) в единстве, в т. ч. его противоположных, взаимоисключающих сторон (признаков, аспектов) посредством создания единого научного языка и построения разделяемого представителями различных научных областей науки терминологического аппарата. Целесообразно проведение междисциплинарных научно-практических конференций, посвященных творческому развитию общеметодологических идей Нильса Бора.
Список литературы
1. Гилинский Я. И. Девиантология. СПб., 2004, С. 40 — 52. 2. Кудрявцев В. Н. Об особенностях методологии социальных и гуманитарных наук // Новая и новейшая история. 1995. N 3. С. 4. 3. Чумаков А. Н. Глобализация как естественно-исторический процесс // «Философский пароход». Материалы XXI Всемирного философского конгресса. Доклады российских участников. Краснодар. М., 2004. С. 365 — 370. 4. Степин В. С. Генезис социально-гуманитарных наук (философский и методологический аспекты) // «Философский пароход». Материалы XXI Всемирного философского конгресса. Доклады российских участников. Краснодар. М., 2004. С. 316 — 326; Лекторский В. А. Возможна ли интеграция естественных наук и наук о человеке // Там же. С. 176 — 185. 5. Лунеев В. В. Преступность XX века: мировые, региональные и российские тенденции. М., 2005. С. 513 — 536, 620 — 661 и др. —————————————————————— КонсультантПлюс: примечание. Статья В. С. Овчинского «Криминология и биотехнологии» включена в информационный банк согласно публикации — «Журнал российского права», 2005, N 1, 2. —————————————————————— 6. Овчинский В. С. Криминология и биотехнологии. М., 2006. С. 24 — 28. 7. Дубинин Н. П., Карпец И. И., Кудрявцев В. Н. Генетика, поведение, ответственность: о природе антиобщественных проступков и путях их предупреждения. М., 1989. С. 341 — 343. 8. Тихомиров Ю. А. Правоприменение: от стихийности к системе // Журнал российского права. 2007. N 12. С. 34. 9. Залесский В. В. Законы природы и законы юридические // Журнал российского права. 2007. N 10. С. 40 — 41. 10. Бор Н. Избранные труды в 2-х т. М., 1970 — 1971. Т. 1. 437 с. Т. 2. 520 с. 11. Кудрявцев В. Н., Эминов В. Е. Причины преступности в России: Криминологический анализ. М., 2006. С. 9 — 24. 12. Материалистическая диалектика и концепция дополнительности. Киев, 1975; Фролов И. Т. Жизнь и познание. О диалектике в современной биологии. М., 1981. 13. Тер-Акопов А. А. Принцип дополнительности в определении преступности деяния // Сборник статей Военного института. N 22 / Отв. ред. А. Ф. Ширяев. М.: ВКИ, 1986. С. 176 — 186. 14. Российская газета. 2006. 28 июня. 15. Тер-Акопов А. А. Преступление и проблемы нефизической причинности в уголовном праве. М., 2003. С. 419. 16. Антоний, митрополит Сурожский. Человек перед Богом. М., 2001. С. 256 — 257. 17. Нравственность и право. Сборник избранных научных статей проф. А. А. Тер-Акопова. М., 2005. С. 59 — 63.
