Проблема преемственности в истории российского права

(Андреева О. А.) («История государства и права», 2009, N 7)

ПРОБЛЕМА ПРЕЕМСТВЕННОСТИ В ИСТОРИИ РОССИЙСКОГО ПРАВА

О. А. АНДРЕЕВА

Андреева Ольга Александровна, профессор кафедры теории и истории государства и права Таганрогского института управления и экономики, доктор философских наук, профессор.

В статье подчеркивается важность преемственности основных правовых идей и юридической техники из предшествующего права для их приспособления к обслуживанию новых отношений. В научно-правовой литературе используются различные категории для обозначения правопреемства <1>. В юридическом смысле в него входят такие понятия, как «переход права», «преемство в правах» и другие, которые рассматриваются законодателем как взаимозаменяемые, означающие замену лица в правоотношениях, что представляет лишь некоторые аспекты проблемы преемственности в праве. Соподчинение категорий снимает споры по их определению, так как устанавливается логически непротиворечивая связь между ними как отношение части и целого. Как считает Г. С. Васильев, «использование этих понятий в законе обязывает науку выявить их смысл, тем более что в середине прошлого столетия некоторые ученые усомнились в их полезности. Критика института правопреемства слышна и сегодня» <2>. Но применительно к истории права в отношении преемственности в научной литературе нет возражений, так как в таком качестве она практически только начинает как проблема входить в научный оборот. «Сегодня представления о методах сильно изменились, — пишет В. Г. Графский, — хотя между старыми и новыми имеется определенная преемственная связь» <3>. ——————————— <1> См.: Грибанов В. П. Правовые последствия перехода имущества по договору купли-продажи в советском гражданском праве // Осуществление и защита гражданских прав / Под ред. В. С. Ема. М., 2000; Белов В. А. Сингулярное правопреемство в обязательстве. Опыт исторического исследования, теоретической и догматической конструкций и обобщение российской судебной практики. М., 2000; Черепахин Б. Б. Правопреемство по советскому гражданскому праву. М., 2001. <2> Васильев Г. С. Преемство в праве собственности как разновидность сингулярного правопреемства // Правоведение. 2006. N 6. С. 52. <3> Графский В. Г. Всеобщая история права и государства. М., 2000. С. 12.

Практическое правоведение мало интересовала абстрактная проблема преемственности, так как она касается общеметодологических аспектов истории правовой науки. В то же время, считает М. А. Дамирли, «одной из первоочередных задач постсоветской историко-правовой науки должно стать восстановление прерванной в советский период преемственности и удержание, творческое восприятие того ценного, что было накоплено за всю историю ее развития» <4>. Хотя, по нашему мнению, разрыва преемственности в советский период не было, так как, во-первых, российское право после стабилизации революционной ситуации использовало многие принципы европейского права, но в рамках новых идеологических установок, а впоследствии и вообще ассимилировало большинство норм международного права. Так, СССР был одним из инициаторов принятия Всеобщей декларации прав человека 1948 г. <5>, в преамбуле к которой выражалась готовность государств ввести ее в свое конституционное законодательство, что побуждало и СССР заключать международные договоры, которые позволили ему вписаться в международные организации и сотрудничество, частью из которых был он сам. Страны, которые не перешли на нормы международного права, в международной практике считались и считаются изгоями. Поэтому следует согласиться с мнением В. В. Сорокина, что существует «рассогласованность политического и правового времени, при которой реформы государства носят более динамичный характер, чем реформы в правовой сфере. Право в положительном смысле консервативно, поэтому не меняет направлений и форм своего развития так часто, как государственная политика» <6>. Во-вторых, советское право оказалось настолько отработанным институтом, что длительное время обслуживало становление новой России и ее правовой системы, а некоторые его положения, и в частности заключенные договоры, действуют до сих пор. Вообще, некоторые кодексы, принятые в РФ, в последнее время вполне могли функционировать и в рамках советского права при их соответствующем идеологическом толковании. Например, принцип свободы труда можно толковать и как требование свободы от эксплуатации, а владение имуществом — как заработанное собственным трудом. В некоторых странах, не сошедших с курса построения социализма, таких как Вьетнам, Китай, Северная Корея, Куба и т. д., действуют, по сути, те же гражданско-правовые нормы, но лишь с соответствующими идеологическими ограничениями, направленными на регулирование присвоения прибавочной стоимости. Об этом говорит и тот факт, что упомянутые страны уже являются членами ВТО, тогда как рыночная Россия все еще топчется у порога. ——————————— <4> Дамирли М. А. К новой концепции исторического познания права // Правоведение. 2003. N 3. С. 161. <5> Всеобщая декларация прав человека. Принята ГА ООН 10 декабря 1948 г. // Российская газета. 1998. 10 декабря. <6> Сорокин В. В. Правовая система и переходное время // Правоведение. 2002. N 1. С. 184.

Видимо, со временем политическое понятие социализма приобретает юридическое толкование как метод регулирования общественных отношений в области распределения между гражданами общественного богатства. Существующие способы правового регулирования в России привели к созданию олигархической демократии, тогда как в развивающемся Китае они позволяют относить его к социалистическому типу государства. При таком подходе понятие общественной формации становится правовым, а не идеологическим, так как идеология в настоящее время превратилась в орудие противостояния между различными корпоративными организациями, заменив тем самым классовую борьбу прошлых веков. Глобализм может оказаться обществом, описанным К. Марксом в «Капитале», когда международная экономика и право приобретут монополистический характер, где революции будут сводиться просто к замене верхушки власти, что легально допускается почти всеми современными конституциями, при том что замена всего государственного аппарата не предусмотрена ни в одной из них. Таким образом, власть выступает в качестве главной цели не столько политических партий и движений, участвующих в формировании государственного аппарата и управления, сколько международных корпораций, которые развивают бизнес в этих странах и от деятельности которых зависит их благополучие и даже суверенитет. Правопреемство с точки зрения логики является приемом ограничения понятия с целью его актуализации для регулирования определенной группы правоотношений, а именно отношений по поводу собственности. Поэтому преемственность и правопреемственность соотносятся друг с другом как общее и особенное, и в этой связи сомнения в полезности правопреемства выглядят несостоятельными, так как понятие правопреемства выводится из родового понятия преемственности, а следовательно, будет всегда иметь определенную сферу приложения как в теории права, так и в его отдельных отраслях. Заметим лишь то, что независимо от изменений конкретных социальных условий преемственность имеет свое основание в форме перехода от одной правовой системы к другой и т. д., а поскольку трудно предположить утверждение всеобщей правовой системы, то само правопреемство представляет собой непрерывный и нескончаемый процесс, в основе которого лежит вечно развивающееся общественное бытие. Отражение этого бытия составляет предмет юридической науки. Критерием преемственности, по нашему мнению, выступает та часть перенесенного из старого права, которая находит свое место в новой правовой системе, и чем эта пропорция больше, тем преемственность очевиднее. Например, при смене власти политических элит в условиях двухпартийной системы осуществляется почти полная преемственность, поэтому такая модель не играет заметной роли в действующем праве, и, напротив, даже в рамках одной формации — например, при переходе от президентской республики к парламентской (СССР, РСФСР) — ослабляется преемственность, так как множество законов, закреплявших авторитарный характер власти, просто отбрасывается победившей демократией, которая укрепляет свою власть через новую систему законов и законодательства. Примером этому служит Украина, где переход от президентской республики к парламентской привел к подъему правотворчества, которое сделало ненужной старую правовую систему тоталитарной или авторитарной власти. При этом происходит сохранение (преемственность) того, что действительно обеспечивало демократию и народовластие, так как именно они позволили одержать верх в борьбе с антинародным режимом. Следует подчеркнуть позитивность данного типа преемственности, так как в ее ходе произошло диалектическое удержание того ценного, что содержалось в старом праве, тогда как в условиях реакционных переворотов все происходит наоборот, т. е. носит метафизический характер, как консервация старых отживших правовых норм, препятствующих общественному развитию. Все иные характеристики преемственности не являлись критерием, тем не менее могут носить как позитивный, так и негативный характер ее осуществления. В науке существует потребность хотя бы теоретически заполнять перерывы постепенности, которые образуются во время крупных общественных переворотов. Когда народное волеизъявление не могут направить в юридические формы, оно проявляется в протестах и революционных действиях, не всегда желательных с точки зрения преемственности права, тогда как нередко общественные катаклизмы могли бы быть предотвращены разумным изменением законодательства, как это мы видим в ходе правовой государственной реформы в современной России. Конечно, современные реформы — это не эволюционный процесс, на этом пути возможна прерывность, сопровождающаяся попятным движением, замедлением или даже приостановлением проводимых реформ. Поэтому процесс преемственности в истории права не имеет полной завершенности, так как, достигнув одной цели, он продолжается дальше до тех пор, пока существует человечество как субъект права. П. Сорокин по этому поводу писал: «Каждое последующее поколение становится наследником предыдущего. Живя и действуя, потомки, в свою очередь, вносят в это наследство результаты своей жизни и труда» <7>. В этом заключается смысл принципа преемственности в правовой истории и культуре. ——————————— <7> Сорокин П. Система социологии. М., 1993. С. 440.

Создается иллюзия, что со старым правом после революционных переворотов покончено бесповоротно, хотя через некоторое время в новой системе права начинают проявляться те конструкции, которые были в свое время незаслуженно отвергнуты. Так, в ходе социалистической революции отвергается все правовое наследие свергнутого строя, но через некоторое время новая система права приобретает форму, близкую к общепринятой. Время декретов, свойственное всем революциям, сменяется системами классического права, в своих основных чертах содержащими международные нормы. Если бы этого не происходило, то между сторонами, принадлежащими к различным лагерям, следовало бы воздвигать глобальную стену, так как в таком случае между ними не может быть точек для взаимопонимания, не говоря уже о сотрудничестве. Этот факт свидетельствует о сходстве всех формаций и способов производства, так как в их основе лежит общечеловеческий труд, а различия возникают из способа распределения его результатов. Поэтому главной задачей правовой системы любого государства является выработка такого правопорядка, который бы заставлял человека трудиться, делая акцент при этом либо на принуждении, либо на заинтересованности, либо на сочетании того и другого. Капиталистический труд потому производительный, что он свободный, так как построен на взаимном интересе, выраженном в трудовом договоре, который является как бы разновидностью гражданско-правового договора, но в отношении специфического товара — труда и в той или иной степени отражает интересы сторон. Правда, на этом вся свобода системы организации капиталистического труда и заканчивается, так как ее место заступает принцип экономического (а иногда и внеэкономического) принуждения. В отличие от рабовладельческого, феодального принуждения к труду новый правовой принцип соединения работника со средствами производства привел к стабилизации производственных отношений и к более высокому уровню жизни, являющемуся в конечном счете главной целью любого производства и любой человеческой деятельности вообще. Проследить, как революционизм переходит в демократизм, и призвана теория преемственности, являющаяся общей родовой категорией для целого ряда понятий, связанных с правопреемством. Возможно, что правовые категории существуют в том или ином виде со времени возникновения государства и цивилизованного общества, но для их осознания и введения в научный аппарат требуются и определенные уровни развития общества, общественного сознания и правовой культуры. В революциях политический замах значительно опережает реальные правовые возможности закрепить политические идеи юридическими средствами, т. е. придать им силу закона. Чтобы придать юридическую силу революционным декретам Октябрьской революции 1917 г., вскоре потребовалась Конституция РСФСР 1918 г., а потом и Конституция СССР 1924 г. <8>, тогда как сами декреты и декларации непосредственно не применялись, так как не содержали правоприменительного механизма. Насколько близки различные правовые системы друг с другом, свидетельствует длительное обслуживание массивом советского законодательства процесса капиталистической реставрации в народно-хозяйственном комплексе России вплоть до 2001 г., когда основные отрасли права были урегулированы новыми российскими кодексами и законами. Процесс изживания советизма из законодательства продолжается до настоящего времени, о чем свидетельствуют его перманентное обновление и непрерывная административная реформа. Преемственность здесь проявляется в виде упорядочения движения общественного маятника для придания ему необходимого диапазона колебаний, чтобы юридические нормы уместились в пределах политической воли власти. В соответствии с ней власть в обществе организуется как либеральная или деспотическая, монархическая или республиканская, демократическая или аристократическая и т. д. ——————————— <8> Конституция РСФСР // Собрание узаконений РСФСР. 1918. N 51. Ст. 582; Конституция СССР // Вестник ЦИК, СНК и СТО СССР. 1924. N 2. Ст. 24.

Преемственность принципов демократии выразилась в правопреемстве норм международного права, закрепивших новые отношения в системе государственного и правового регулирования в РФ. Тем самым не только в гражданском праве, но и в государственном праве был осуществлен принцип правопреемства, в силу которого наследовались не только вещные права и обязательства, но и правовые реалии, сложившиеся в международной практике, в том числе и по вопросам, относящимся к самой природе права и международного сотрудничества, что позволяет определить этот процесс как преемственный, т. е. более широкий, чем просто гражданско-правовое правопреемство. Все это позволило в рамках правового поля перенести отношения, складывающиеся между бывшим СССР и международным сообществом, в позитивный процесс правопреемства РФ прав и обязательств, в том числе и в форме преемственности в отношении всех видов международного сотрудничества. В то же время из преемственности были исключены сложившиеся правовые отношения, которые не выдержали проверку практикой и временем, с точки зрения позитивистского критерия полезности. Следует заметить, что критерий практики не исключает принципа пользы, просто он не сводится целиком к нему, так как есть и другие показатели соответствия наших знаний сущности предмета, например принцип верификации, к сожалению, еще мало применяемый в юридической науке. Кроме того, критерием в праве является принцип соответствия юридического акта низшей силы акту высшей юридической силы. Так, в российском праве все юридические акты и вся юридическая практика не должны противоречить Конституции РФ, которая в этом случае выступает критерием юридической истины, которая устанавливается законом и судом. Когда М. А. Дамирли вводит понятие человека как «юридического существа» <9>, то это противоречит реальному и конституционному менталитету личности как высшей ценности в соответствии со ст. 2 Конституции РФ <10>. При любом правовом менталитете общества человек не будет считать себя юридическим существом, так как выступает носителем многих ролей. Например, верующий человек не может считать себя юридическим существом, так как признает обладающим высшей юридической силой только Божий суд. «Судитесь у святых», — завещал апостол Павел. Эти и иные трудности методологического порядка преодолеваются через принцип преемственности в праве как актуализацию синергетического принципа нелинейности развития. ——————————— <9> Дамирли М. А. Указ. соч. С. 159. <10> Конституция Российской Федерации (с изм. от 30 декабря 2008 г.) // Российская газета. 1993. N 237. 25 декабря; 2009. N 7. 21 января.

Возможно, что в будущем право передаст часть своих функций морали, науке или другим формам общественного сознания, привлекая тем самым их к укреплению общественного порядка и цивилизационных отношений как неиспользованный ресурс. Особенно это относится к морали, которая, так же как и право, регулирует общественные отношения через принципы, нормы и правила, используя в качестве санкций общественное мнение. В противном случае право может просто не выдержать груза, который должен разделяться всеми формами общественного сознания, в том числе и по установлению общественного порядка и безопасности. Иначе в отрыве от общественных наук, имеющих свою эволюционную историю, история права изображается как сумма рядоположенных изолированных явлений, не имеющих между собой достаточно четкой преемственности и связи. В теории это приводит к дискретному рассмотрению истории права, когда каждая новая ступень фактически отрицает старую, что приводит к фрагментации единой истории права, представляющей собой картину постепенного восхождения от низшего к высшему, от старого к новому, от менее совершенного к более совершенному. Создается впечатление, что метод А. Тойнби о цикличности развития применительно к истории фактически реализовался лишь в истории права, тогда как весь остальной социум охватывается общепризнанной всемирной историей как единой наукой. Получается парадоксальная вещь: всемирная история права есть, а общепризнанной всеобщей истории права нет, что не вписывается в логику научных рассуждений. Хотя еще во II в до н. э. Полибий во «Всеобщей истории» писал, что «история отдельных наций не может быть названа историей в собственном смысле, как по частям тела нельзя еще увидать красоты всего тела» <11>. Впрочем, споры на эту тему существуют давно в историко-правовой науке, но следует согласиться с тем, что универсальная история права «позволяет создать картину эволюции права во всемирно-историческом масштабе, раскрыть специфическое для каждого ее этапа содержание и проследить тенденции при переходе к существующему этапу, обнаружить объективно необходимые, существенные, причинно-следственные исторические связи между наиболее важными событиями» <12>, и в этом процессе анализ механизма преемственности в праве может сыграть свою роль. ——————————— <11> Цит. по: Грановский Т. Н. Лекции по истории средневековья. М., 1987. С. 301. <12> Дамирли М. А. Образ всеобщей истории права как науки // Правоведение. 2001. N 6. С. 188.

Этапы в развитии всех отраслей знания как бы надстраивают друг друга, тогда как эпохи в истории права располагаются последовательно друг за другом, как имеющие расположение в одной плоскости, вне законов синергетики, объединяющих внутренние источники и механизмы развития права. На практике это приводит к замене научного способа построения системы права методом проб и ошибок, что обрекает правовую реформу в России на перманентное отставание от развитых правовых систем современности. Получается очевидное несоответствие правовой надстройки общественному базису, который в большинстве современных стран представляет собой однотипный капиталистический способ производства, а из-за несовершенства правовой базы часть этих стран обречена на отставание, что в сложившихся условиях рассматривается как потеря конкурентоспособности. Возможно, что в условиях России еще не до конца оформились и осознаны рыночные, а строго говоря, капиталистические правоотношения, не произошло осознание буржуазии как класса, не сложились трудящиеся классы в силу отсутствия четкой организации производительного труда, что отражается в виде текучести российского законодательства и разноголосицы в теории права. Переход от фактически бесклассового социалистического общества к классовому или стратифицированному буржуазному обществу потребует еще много усилий со стороны как реформирования рыночных и связанных с ними общественных отношений, так и регулирования системы государства и права, что делает востребованной теоретическую модель преемственности права. История права выработала научные подходы к рассмотрению отдельных периодов его развития, таких как римское право, феодальное, право Нового времени и т. д., тогда как пограничные области между ними часто не охватываются научным анализом. Но именно в них происходит переход права из одного состояния в другое с отказом от устаревших институтов и норм и с возникновением правоотношений, отвечающих потребностям изменившегося общества, а порой и вновь созданного. Преемственность в праве позволила выявить процесс, как из недр феодального права постепенно возникали точки роста нового правосознания и новых правоотношений, которые базировались не только на изменениях способа производства, но и на приспособлении определенных конструкций феодального права к новым реалиям. Именно этот процесс менее всего исследован в истории права, тогда как гипотетически он сыграл важную роль в преемственности права как идеологии и формы общественного сознания, в которых происходят осмысление, оценка, приспособление и выработка конкретных норм материального и процессуального права, отражающих новые общественные отношения. Без учета тонкостей юридической техники часто непонятно появление таких, а не других систем законодательства и права, а точнее — школ права, которые, казалось бы, должны адекватно отражать один и тот же способ производства или общественный строй. Английский капитализм не отличается от немецкого, но их правовые школы рассматриваются как отдельные. По нашему мнению, эти различия как раз и возникают из особенностей преемственности, которая, в свою очередь, определяется не только способами производства, но и особенностями национального правосознания и исторического развития, что объясняет, в частности, появление англосаксонской и романо-германской систем права. В действительности единому историческому процессу должен соответствовать непрерывный правовой процесс, так как между формациями всегда существует переходный период, который также должен быть тщательно исследован и учтен историко-правовой наукой, тяготеющей к описанию правовых систем, получающих законченный характер после полного вызревания общественных отношений. Переходный период обычно предают анафеме, тогда как он должен стать кладезем научного исследования, так как именно в этот период обнажаются источники права и правовых реформ. Это позволило бы диалектически снять накопленный опыт и внятно применить результат этого снятия как к оценке прошлого права, так и к принципам построения новой правовой системы вместо использованного метода проб и ошибок, в котором было больше ошибок. Сходные мысли по данной проблеме уже высказываются в научной юридической литературе. Заслуживает внимания рассуждение В. В. Сорокина о необходимости введения в историко-правовую науку понятия переходного периода. Он считает, что задача правовой системы в этот период — опосредование смены общественно-политического строя на качественно новых началах <13>. Впрочем, признавая основательность позиции В. В. Сорокина, следует предположить, что само понятие «переходный период» отражает только момент в развитии и становлении права, тогда как преемственность в праве являет собой фактически процесс правопреемственности, в ходе которого осуществляется сохранение позитивного содержания в качестве исходного материала для последующего правотворчества. Конечно, на становление новых правовых идей влияют и другие факторы, например материальные, но рождение новых правоотношений начинается с примерки к ним сложившихся правовых конструкций, и лишь впоследствии в новой форме они отражают сложившиеся новые правовые реалии. Старые исходные формы как бы отодвигаются в тень, но присутствуют в новых концепциях по умолчанию. Мы рассматриваем это как специфическую черту юридической техники, которая возможна на базе преемственности, а применительно к теории права — правопреемственности, так как право в общем смысле является юридическим оформлением политических решений, т. е. больше идеологией, чем наукой. ——————————— <13> Сорокин В. В. Указ. соч. С. 180.

Чтобы история работала и приносила пользу, следует в большей мере учитывать методологические рекомендации правовой науки. Создается впечатление, что правовые системы не имеют своей предыстории и появляются разом вдруг, как перемены общественного сознания в даосизме, а конкретно — в его теории «большого кома». Остается также в тени процесс обогащения опыта одних механизмов права другими, как будто бы общественные процессы происходят изолированно друг от друга. Вообще, историческо-правовому методу изложения материала присуща излишняя локализация процессов, которые почти всегда носят не национальный, а интернациональный характер. Диоген Лаэртский <14>, например, свидетельствует, что начиная с глубокой древности научные школы обменивались друг с другом и идеями, и контактами в пределах сложившегося в то время цивилизованного мира. Философы, к которым тогда относились и правоведы, часто получали образование и «повышали квалификацию» в школах индийских гимнософистов, египетских магов, восточных волхвов и т. д., перенося тем самым опыт одних школ в другие. Особенно отчетливо это выразилось в преемственности греческих правовых традиций в римском праве, которое явилось с точки зрения синергетики той точкой роста, которая изменила процесс правотворчества, придав ему научный характер. Право от казусов переходит к абстрактным понятиям, которыми можно оперировать как средствами юридической техники. Другие народы, стоящие на более низкой ступени правового развития, органически воспринимали римское право как более развитое, что явилось началом преемственности как способа развития мирового права. Мусульманское право, испытавшее комплексное влияние как греко-римской, так и египетско-аравийской правовой культуры, вылилось в создание синтетической системы права, в котором переплелись юридические конструкции, относящиеся к разным правовым культурам, но востребованные в условиях разноукладности экономики арабского мира. Те страны, которые не были вовлечены в процесс преемственности, долгое время находились в условиях изоляции от мирового развития права, что приводило к консервации норм обычного права и росту его несоответствия складывающимся реалиям уклада народной жизни и хозяйства. Впоследствии, например, странам Юго-Восточной Азии и бывшим колониям пришлось просто позаимствовать правовые конструкции сложившихся в Европе систем права. При этом заметим, что Япония из альянса с Германией позаимствовала ее право, включая конструкции Конституции Пруссии 1850 г., тогда как Индия, например, восприняв английскую систему права, не смогла превратить ее в действенное орудие общественного прогресса из-за компилятивности метода его построения, заключавшегося в стремлении взять самое лучшее из правовых систем и конституций разных стран. Правопреемство выразилось в удержании всего того, что способствовало и закрепляло институт частной собственности, свободу обмена, интересы государственно-административной системы, тогда как вопросы частной жизни перестали интересовать государство и из права перешли в другие формы идеологии. Тем самым был как бы завершен еще один цикл в истории права, когда оно от принципа тоталитарной регламентированности общественных отношений переходит к регулированию только тех из них, которые составляют предмет публичного права. ——————————— <14> Диоген Лаэртский. О жизни, учителях и изречениях знаменитых философов. М., 1979. С. 370.

——————————————————————