Личность как субъект культурной политики в современной России

(Маршак А. Л., Ижикова Н. В.)

(«Общество и право», 2009, N 5)

ЛИЧНОСТЬ КАК СУБЪЕКТ КУЛЬТУРНОЙ ПОЛИТИКИ

В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

А. Л. МАРШАК, Н. В. ИЖИКОВА

Маршак Аркадий Львович, доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой социологии и гуманитарных дисциплин Российской академии предпринимательства.

Ижикова Наталия Васильевна, кандидат культурологии, доцент, Петрозаводский государственный университет.

Материал посвящен анализу зарубежных и отечественных исследований трансформационных изменений в постсоветском российском обществе в сфере культурной политики. Авторами делается акцент на таких глобальных проблемах, стоящих на пути реализации социальных программ, как изменения отношения к инвалидам и безработице.

Ключевые слова: культурная политика, демократическое общество, качество жизни, образ жизни, социальные программы, ответственность, свободное самоопределение.

The material is dedicated to analysis foreign and domestic studies of the transformational changes in post-soviet russian society in sphere of cultural politicians. The authors accent such global problem on way of the realization of the social programs as change relations to invalids and unemployment.

Key words: cultural policy, democratic society, quality of life, lifestyle, social programms, responsiblity, free selfidentieication.

Культурная политика — это особый тип мышления и деятельности, выводящий общественный идеал культурного человека, ориентированного на труд, на конкретную целенаправленную деятельность. Здесь имеет значение индивидуальная поисковая активность человека, которая приводит к созданию культурных форм, в рамках которых совершаются действия самоопределения и самопроектирования. Вершиной способности человека к созиданию культуры является политическое действие (Х. Арендт).

С 1990-х гг. в условиях трансформирующейся России выделяется тенденция, ведущая к росту самодеятельности граждан. Тем не менее отстаивание прав народа против государства не происходит, потому что россияне пока не могут возвыситься до демократии, а государство еще не в состоянии стать народным, демократическим. Демократизация «сверху», которую начали реализовывать в постсоветской России, означала трансформацию в соответствии с требованиями современности политических институтов и политической практики. Но специалистами замечен следующий парадокс: государство проводит реформы «сверху», опираясь на бюрократию или «партию власти», одновременно отстраняя от активного участия в преобразовании общественных отношений иные политические факторы, даже разделяющие идеологию перемен. По мнению аналитиков, за последние 15 лет у нас гражданское общество не усиливается, а ослабевает, демократия на самом деле управляется авторитарным режимом [1, с. 193 — 199]. В России «демократия сверху» обусловливается тем, что реализация достаточно сложной модели формирования культурной политики взаимоотношений государства с обществом на демократической платформе под силу только исполнительной власти [2]. В будущем эту роль коммуникаторов в основном на себя возьмет неправительственный сектор, по определению обладающий большей независимостью и, соответственно, объективностью.

В демократических обществах, в которых расширяется свобода и поддерживается выбор народа, важное значение придается культурной активности населения, а инициативы, исходящие от союзов, объединений, групп по интересам, отдельных деятелей культуры, рассматриваются как фактор, способствующий многообразию культуры. За последние 5 лет в России растет активность населения, увеличивается пассажиропоток между регионами, люди ездят в поисках работы [3]. Говоря о развитии культурной активности граждан как об основной задаче культурной политики, необходимо учитывать то обстоятельство, что абсолютное большинство жителей России никогда не станут энергичными и инициативными завсегдатаями филармонических и других т. п. залов. Обычно это большинство подпитывается силами, знаниями, интерпретациями от причастного к этой культурной жизни меньшинства. Гражданское общество в любой стране — это активное меньшинство, а население выступает в качестве клиента гражданского общества. В российском обществе установка на успех и личную инициативу является достоянием абсолютного меньшинства населения. Несомненно, главной целью культурной политики следует назвать расширение участия населения в культурной жизни. Но общество культурной активности не придет само собой, без активных коллективных действий и борьбы человека труда. Новые социальные движения сосредоточены на новых темах, новых интересах: на первое место выдвигают не экономические, а культурные проблемы, вопросы самостоятельности, прав личности, качества жизни, расширения жизненного пространства, победы гражданского общества.

Существенным фактором социально-культурной активности, интенсифицирующим общение личности с миром всеобщего духовного производства, является, как заметил А. С. Панарин, снижение доли самодеятельного возраста (посвященного непосредственно профессиональной активности) в жизни отдельного человека. Снижение доли самодеятельного населения происходит в пользу учащейся молодежи и пенсионеров, что связано с большой частью времени и непосредственным и непрерывным диалогом личности с источниками информации всеобщего и внеутилитарного характера, с «универсалиями культуры» [4, с. 296]. Таким образом, свободное время, деньги, энергия и высокий образовательный уровень — это те показатели, которые способны развить качества личности как культурного политика.

Достижение высокого качества жизни требует проведения активной социокультурной политики государства. Приоритетными ориентациями этой политики, формирующими личность, должны стать здоровый образ жизни, основанный не на господстве над природой, а на единстве, партнерстве, сотрудничестве, гармонии с ней; новое качество жизни, включающее в себя изменение характера труда и его смысла, иное распределение интересов между трудом и досугом — новую культуру досуга и — возрастающая потребность в самореализации личности, в творчестве, в развитии способностей, в духовном обогащении.

Каждый из видов или устойчивых способов жизнедеятельности, входящих в образ жизни, имеет свое, особенное начало, но как части целого они имеют общее начало — трудовую деятельность. Образ жизни есть то, что предполагает и обусловливает деятельность, а деятельность есть то, что предполагает и обусловливает образ жизни. Способ труда, деятельности, жизнедеятельности людей и есть их образ жизни, их жизнедеятельность и есть их жизнь [5, с. 95 — 115]. Обоснование этой позиции получено в исследовании, проведенном специалистами ИСРАН в марте 2009 г. [6].

Общероссийские тенденции постсоветского периода, приведшие к росту преступности, беспризорничества, покрывающего послевоенные масштабы, к снижению уровня жизни населения, росту цен и неадекватному повышению заработной платы, породили активное неоднозначное отношение к состоятельным лицам, недоверие к власти, социальный инфантилизм и индивидуальное приспособление к бюрократической системе распределения материальных и социальных статусов. Социально значимой проблемой стала массовая привычка претендовать на государственную помощь без особой затраты усилий на создание новых и сохранение прежних общественных благ [7, с. 154]. В рамках государственно-патерналистского синдрома утвердилась поведенческая несамостоятельность, пассивность личности, личная и социальная безынициативность людей привела к развитию явлений социального иждивенчества и демотивации трудовой активности.

Эти проблемы не могут решаться чисто экономическими методами. На уровне массового сознания необходимо стимулировать мотивации и наращивать потенциал модернизации России. Усилий, направленных на формирование мотивации к трудовой деятельности, получению трудовых доходов на основе занятости, социальной защиты населения и заботы о его здоровье, недостаточно для обеспечения развития. Для советского работника высокая социальная ценность труда как такового часто оборачивалась равнодушием к его реальным результатам как для себя лично, так и для общества. Он удовлетворялся относительно низкой зарплатой, стабильным положением в производстве и различными социальными льготами, а формальное участие в трудовом процессе нередко было для него достаточным психологическим основанием чувства собственного достоинства, идентификации с макрообщностью трудящихся (или с рабочим классом) [8, с. 81 — 82].

Хаотичный и непоследовательный переход к рыночной экономике создал новую ситуацию, в которой развитая, последовательная (т. е. включающая поведенческий компонент) установка на упорный труд, реализацию собственных способностей, приобретение знаний могла послужить психологическим адаптационным материалом. Отношение к труду участников социальной жизни всегда неоднозначно. «Его можно увидеть как в каждом случае индивидуально-своеобразное сочетание двух векторов движения, развития социального субъекта, а именно: стремлений к труду — самореализации, созиданию, росту, накоплению энергии для ее отдачи; и стремлений к освобождению от труда, сохранению, накоплению благ при экономии энергии» [9, с. 127].

Любопытную точку зрения заявили экономисты Гарвардского и Калифорнийского университетов и Всемирного банка А. Шлейфер, Д. Трейзман и Б. Миланович. На основе собственных исследований они сделали вывод о затянувшемся российском инфантилизме как следствии длительного всеобъемлющего патернализма: «77% подъема неравенства в доходах населения в России объясняется не приватизацией, безработицей или ростом доходов в сфере бизнеса, а увеличивающимся разрывом в уровне заработной платы». Драматизм ситуации ученые связывают с усилением неравенства доходов в России, что в значительной степени обусловлено потрясениями, сопровождающими обычную рационализацию экономической деятельности. Соответственно, Россия — это самая обычная страна и находится в рядовых условиях, которые катастрофическими назвать нельзя [10].

Метод финансирования все более обширных социальных программ насаждает своего рода «контркультуру пособий», подрывающую традиционную трудовую культуру.

В России на этом пути стоят две глобальные проблемы: во-первых, необходимо изменить отношение общества к инвалидности, к безработице и рассматривать как один из способов существования (не лишающий человека ни прав, ни возможностей), а не как обременяющий элемент. Во-вторых, необходимо изменять сознание самих инвалидов — оно изуродовано коммунистической «реабилитацией» и направлено гуманитарной помощью в иждивенческое русло. Решение этих проблем возможно только путем освещения как для всего общества, так и целенаправленно для лиц с ограниченными физическими возможностями философии и идеологии независимого образа жизни.

Интересна в этом смысле концепция independent living: решить проблему максимального обеспечения инвалидов посильным трудом, организовать специальные цеха, отделы для инвалидов, развивать и совершенствовать надомный труд, поощрять и оказывать всестороннюю помощь кооперативам, в которых работают инвалиды. Независимый образ жизни рассматривается как философия и общественное движение людей с ограниченными физическими возможностями, которые борются за достижение равных прав и равных возможностей, самоуважения и самоопределения. Людям с ограниченными физическими возможностями необходимо быть ответственными за свои собственные жизни, необходимо думать и говорить о себе без оглядки на других.

В России иждивенческая модель благотворительности, бытующая в постперестроечный период, все еще делает людей с ограниченными физическими возможностями бесправными инвалидами-колясочниками [11]. Цивилизационная особенность российского общества усугубляется инерцией в связи с патерналистскими чаяниями [12]. Декларативно провозглашаемые коллективистские ценности слабее склонности к социальному патернализму и государственным гарантиям. Противоречивость этих позиций вскрывает эгоистичность, так как все свои проблемы каждый решает самостоятельно, люди не ощущают чувства солидарности и потребности к объединению.

Практика демократически продвинутых стран в российских условиях с ее традиционным менталитетом уничижения другого, жалости к убогим, а не помощи в совершенствовании, сильной власти и ожидания даров, может пойти по пути разработок специальных форм и технологий социального участия для повышения качества жизни членов общества собственными силами.

Гражданскому обществу необходимо проявлять инициативу по самостоятельному решению стоящих перед ним задач, включая и осуществление контроля за деятельностью органов государственной власти. Население может и должно проявлять гражданскую активность посредством участия в выборах представителей в законодательные органы власти, обращения в суд, даже несмотря на то, что часто эти действия не приносят ощутимых, а главное, справедливых результатов. Но самое важное — это желание и готовность граждан самостоятельно справляться с возникающими у них проблемными ситуациями, участие в некой конкретной форме общественной деятельности, способность и умение объединяться для достижения общих интересов, требующих совместных усилий.

Качественное измерение жизни — символическое, культурное, свободное, деятельное — должно выходить на измерение возможной личностной активности, измерение незарегулированности всех сфер жизни. На самом деле оно перевешивает многие экономические детерминанты: культурные факторы формируют восприятие обществом своего собственного будущего и определяют выбор средств для его строительства, в том числе выбор экономических и политических моделей поведения. Культура становится одной из приоритетных сфер человеческой деятельности и требует соответствующего к себе отношения.

На уровне любого другого научного дискурса необходимо вести речь о цели совершенствования во всех сферах жизни, о повышении качества жизни. Ученые К. Э. Разлогов и Э. А. Орлова формулируют единственно верный вектор культурной политики как социально ориентированной, что более-менее продвигается на государственном и общественном уровнях. Верно было заявлено, что в стране сегодня систематическим комплексным решением социально значимых культурных проблем не занимается ни одно ведомство: «В условиях переходного общества культурная политика должна быть социально ориентированной и опираться на межотраслевое взаимодействие» [13]. Только в этом случае возможна полновесная помощь членам общества в адаптации к меняющимся условиям общественной жизни средствами культуры (прежде всего массовой).

В современных гуманитарных науках отмечается видимый переход от объяснения культуры как коллективного явления к изучению проблем существования и самоосуществления человеческой индивидуальности. Постоянная интерпретация любых культурных форм и есть непрерывный процесс творческого самообновления, в связи с чем мы можем говорить о личностной культурной политике, находящейся во взаимосвязи с ее другими субъектами. Адаптация к трансформирующейся действительности заключается в становлении типа личности, ориентированной на индивидуальную самостоятельность, на свободное самоопределение в социокультурном пространстве, на ответственность за собственную судьбу.

Литература

1. Мамедов Ф. О научном подходе к формированию культурной политики в гражданском обществе // Ориентиры культурной политики. 2001. N 9. С. 54 — 67; Кантор П., Савич Г. Теоретический сравнительный анализ городского развития: взаимоотношение между правительством, частными и общественными структурами // Ориентиры культурной политики. М.: Изд-во «Информкультура», 2000. N 3; Морозков С. В. Взаимоотношения между государством и гражданским обществом как фактор эффективного социального управления // Возвращение Питирима Сорокина. Материалы Международного научного симпозиума, посвященного 110-летию со дня рождения Питирима Александровича Сорокина / Под редакцией Ю. В. Яковца. М.: Московский общественный научный фонд; МФК, 2000; Орнатская Л. А. Культура и перспективы развития гражданского общества // Стратегии формирования гражданского общества в России: Материалы Второго российского научно-общественного форума «Гражданское общество в России как демократический проект» (21 — 23 февраля 2002 г.) / Под ред. проф. В. Г. Марахова. СПб.: Изд-во НИИХ СПбГУ, 2002.

2. Николаев И., Сологуб Е. Информационно-ресурсные центры культуры и культурная политика. Режим доступа к ст.: Cultivate. Ru Web-magazine. Вып. 3. 2003. Апрель.

3. См.: Данные Института социологии РАН: Свобода. Неравенство. Братство: Социологический портрет современной России / Под общ. ред. М. К. Горшкова. М., 2007; Данные Фонда общественного мнения. 10 лет социологических наблюдений. М., 2003.

4. Панарин А. С. Философия политики: Учебное пособие для политологических факультетов и гуманитарных вузов. М.: Новая школа, 1996.

5. Козлова О. Н. Труд в социальной жизни // Социально-гуманитарные знания. 2003. N 12.

6. См.: Аналитический доклад «Российская повседневность в условиях кризиса: взгляд социологов в 2009 г.» (рукопись).

7. См.: Общественное мнение в цифрах: Информационный бюллетень ВЦИОМ. Вып. 10. М.: Фонд «Общественное мнение»; Спектр, 1991.

8. В условиях перехода к рыночной экономике и ослабления былых гарантий занятости эта психологическая черта проявилась в пассивном отношении значительной части работников к угрозе потери работы и ухудшения жизненного уровня. Как показано в относящемся к началу 90-х гг. исследовании В. С. Магуна и В. Е. Гимпельсона, около половины (48% опрошенных) рабочих обнаружили неспособность к таким активным формам индивидуального «сопротивления обстоятельствам», как освоение новой профессии, повышение квалификации или более интенсивный труд. См.: Магун В. С., Гимпельсон В. Е. Стратегии адаптации рабочих на рынке труда // Социологические исследования. 1993. N 9.

9. См. о двух российских субкультурах труда: Шершнева Е. Л., Фельдхофф Ю. Культура труда в процессе социально-экономических преобразований: опыт эмпирического исследования на промышленных предприятиях России. СПб.: Петрополис, 1999.

10. Шлейфер А., Трейзман Д. Россия — нормальная страна // Foreign Affairs. 2004. N 2 (март/апрель). [Электрон. ресурс] — Режим доступа к ст.: http://www. politnauka. org/library/russia/shleyfer-treyzman2.html.

11. См об этом: Инвалидность от травм и заболеваний опорно-двигательного аппарата, вопросы реабилитации. М., 1990; Л. Н. Индолеев. Тем, кто в коляске и рядом с ними. Пермь, 1993.

12. См. об этом: Козырев Ю. Н., Козырева П. М. Дискурсивность социальных идентичностей // Социологический журнал. 1995. N 2; Советский простой человек: опыт социального портрета на рубеже 90-х / Под ред. Ю. Левады. М.: Мировой океан, 1993; Ядов В. А. Социальные и социально-психологические механизмы формирования социальной идентичности личности // Мир России. 1995. N 3.

13. Разлогов К., Орлова Э., Кузьмин Е. Российская культурная политика в контексте глобализации // Отечественные записки. 2005. N 4 (25). Режим доступа к ст.: http://www. strana-oz. ru/?numid=25&article;=1094.

——————————————————————