Российская государственность в Северном Причерноморье

(Колоколов Н. А.) («Государственная власть и местное самоуправление», 2010, N 7)

РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ В СЕВЕРНОМ ПРИЧЕРНОМОРЬЕ

Н. А. КОЛОКОЛОВ

Колоколов Н. А., судья Верховного Суда РФ (в отставке), профессор кафедр судебной власти и организации правосудия ГУ — Высшей школы экономики, теории и истории права и государства РГТЭУ, доктор юридических наук (Россия, г. Москва).

При всем многообразии попыток осмыслить российскую государственность ни одна из них не стала общепризнанной доктриной, следовательно, вектор развития концепций о сущности нашего Отечества до настоящего времени не выработан. Вместе с тем государственность, в том числе и российская, — данность из категории феноменов. Современное Северное Причерноморье — оригинальное проявление российской государственности.

1. Общая характеристика Северного Причерноморья

В течение длительно периода времени российская юридическая наука признавала лишь один вариант эволюции государственного и правового строительства, который в XIX в. был предложен К. Марксом, Ф. Энгельсом, а в XX в. развит в трудах В. И. Ленина, И. В. Сталина и их последователей. Согласно марксистской концепции государство и право — продукт противостояния антагонистических классов, которые обеспечивали угнетение одного класса другим. Согласно данной доктрине все страны и народы должны пройти сходный путь развития, чтобы встретиться в коммунистическом будущем, но уже без государства и права. Цивилизационный подход разрушает однообразную картину мира, одномерность, однолинейность его развития; раскрывает своеобразие и неповторимость жизнеустроения народов различных социокультурных общностей, стремящихся к сохранению своей идентичности: в то же время позволяет увидеть те общечеловеческие обретения, которые создают условия для взаимодействия цивилизаций, их диалога, позволяют не только понять иные системы бытия народов, иные способы их самоорганизации, но и уважать их. История показала бессмысленность навязывания чужеродных эталонов и стандартов социокультурным обществам, не подготовленным к подобным инновациям, так как это разрушает привычные общественные связи, дезориентирует людей, вносит хаос в устоявшееся развитие <1>. ——————————— <1> Лукашева Е. А. Человек, право, цивилизации: нормативно-ценностное измерение. М., 2009. С. 5.

Мир разнообразен, поэтому следует говорить не о государстве и праве, как это принято в марксизме-ленинизме, а, как правильно заметил Н. Рулан, о «государствах и правах» <2>. Поскольку речь идет о «государствах и правах», задача исследователя — найти в них общее, выделить особенное, что в конечном итоге позволит обществу быстрее разобраться в проблемах государственного и правового строительства. Северное Причерноморье — классический пример современной славянской, а точнее — российской (русской) государственности, несмотря на то что данная территория поделена между разными государствами, одно из которых — Молдова — славянским не является. ——————————— <2> Рулан Н. Историческое введение в право: Учеб. пособие для вузов. М., 2005. С. 8.

1.1. «Русский» или «российский»?

Прежде чем приступить к освещению обозначенной в названии проблемы, важно уяснить, о какой государственности идет речь: «русской» или «российской». За разъяснениями сначала обратимся к академическому изданию «Словарь русского языка» <3>, издание которого подвело итог развитию русского языка в советский период. ——————————— <3> См.: Словарь русского языка. М.: АН СССР; Институт русского языка, 1987. Т. 3. С. 732 — термины: «росс», «российский», «россиянин»; с. 742 — термины: «русские», «русский».

Термин «русский» его авторами толкуется: во-первых, русский, то есть русский человек. Производное понятие «русские» — нация, основное население РСФСР, а также лица, относящиеся к этой нации. Во-вторых, термин «русский» толкуется как принадлежащее русским людям, созданное ими. Например: русский язык, русская литература, русская культура, русская история. От себя добавим: русские государство и государственность. Термин «росс» также толкуется как «русский», а вот термин «Россия» используемого нами академического издания показался его авторам столько малозначительным, что места ему в четырехтомном словаре не нашлось. О такой категории, как «Россия», можно узнать, ознакомившись с толкованием термина «российский», который разъясняется как принадлежащий России. Например: российский пролетариат, Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика. Обычный для наших дней термин «россиянин» авторами словаря также толкуется как «русский». При этом слово «россиянин» ими воспринимается либо как что-то устаревшее, либо как нечто высокопарное. В подтверждение этих слов в словаре приведены следующие литературные примеры. «Внимание Екатерины остановили строки, в которых Державин с восхищением говорил о трудах и подвигах россиян, русских людей» (Западав, Державин). «Это стояли россияне, советские солдаты, крепкие люди» (Емельянова. Взятие Познани). Вышеприведенные рассуждения позволяют сделать вывод о том, что термины «русский» и «российский», как правило, синонимы. В силу целого ряда обстоятельств первый из этих терминов в современных условиях звучит несколько националистически вызывающе: сказать в современных условиях «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет» отважится в наши дни далеко не каждый, ибо Россия — это не только русские. Чтобы подчеркнуть интернациональный характер нашего населения, «из нафталина» вытащили термин «российский» и, придав ему совершенно другое значение, запустили в официальный оборот. Следуя этой капризной исторической моде, автор также употребляет в названии и тексте термин «российский», хотя убежден, что точнее было бы писать именно о «русской государственности». Кстати, именно о русских <4> в Новороссии (так до 1917 г. гордо и официально именовалось Северное Причерноморье) писал в своем историческом романе Г. П. Данилевский. ——————————— <4> См.: Данилевский Г. П. Беглые в Новороссии. М., 1983.

Согласно советскому историко-этнографическому справочнику «Народы Мира»: русские — крупнейший по численности народ СССР и РСФСР <5>. ——————————— <5> Термин «русские»: Народы мира: Историко-этнографический справочник. М.: Советская энциклопедия, 1988. С. 381.

Если к этому добавить, что территория русского государства в отдельные периоды времени составляла 1/6 часть суши, а его история насчитывает свыше тысячи лет, то неудивительно, что государственные образования русского народа весьма различны и оригинальны.

1.2. Выбор темы

Автор не случайно избрал проблему российской государственности в Северном Причерноморье в качестве темы для своих размышлений. Судьба распорядилась так, что в тех благодатных краях я прожил 22 года (1969 — 1991): учился школе, работал на заводе, служил в Советской Армии, учился в университете, служил в МВД МССР. Несмотря на то что основным моим местом жительства был Кишинев, пришлось немного пожить в Бендерах, Тирасполе, Николаеве, Одессе и других населенных пунктах. После того как я вынужденно покинул Северное Причерноморье, бывать там мне удается сравнительно регулярно, некоторое время пожил даже в Ростове-на-Дону. Я всегда живо интересовался историей и культурой Новороссии, посетил множество исторических и краеведческих музеев и просто живописных руин, беседовал со специалистами, посвятившими свою жизнь анализу различных проявлений государственности к северу от Черного моря. Безусловно, что изучение такой категории, как государственность, этим не ограничивалось. В его основе — познание исторической материи путем прочтения специальной литературы. Существенную роль в понимании многих проблем, свойственных становлению российской государственности, сыграло посещение сопредельных Северному Причерноморью стран, отпечаток экспансионистской политики которых хранят не только редко кем востребуемые архивы, но и бездонная человеческая память. В числе таких государств: Беларусь, Болгария, Греция, Молдова, Польша, Румыния, Турция, Украина, Финляндия и Швеция. Ученый мир этих государств, оказывается, тоже имеет свои самостоятельные взгляды относительно государственности российской (русской).

1.3. Природа и население Новороссии

Северное Причерноморье — обширнейшая территория, прилегающая к крутой дуге Черноморского побережья с севера (поморье), с подвешенной к ней посредине громадой Таврического полуострова. Ширина поморья по фронту — без малого 1000 километров. В глубь Европы оно уходит на — 200 — 300 километров. Северное Причерноморье простирается от реки Прут на западе до предгорий Кавказа на востоке. Совершенно очевидно также и то, что анализируемые земли как по площади (450 000 кв. км), так и по численности населения (45 000 000) не уступают многим крупным государствам Европы. Территории к северу от Черного моря в основном равнинные. Невысокие Крымские горы — исключение из общего правила. Несмотря на то что до «большой воды», как говорится, рукой подать, осадками Причерноморье природа не балует, отсюда и ландшафт: бескрайняя степь, крайне редко лесостепь. Природные условия Северного Причерноморья в значительной степени и предопределили порядок его освоения человеком. Хотя история освоения этих мест насчитывает не одно тысячелетие, тем не менее в первой половине XIX в. Северное Причерноморье — все еще «пустыня». Всем дворянам, желающим переселиться в Новороссию, бесплатно раздают земли. Данный факт мастерски обыгран М. В. Гоголем в поэме «Мертвые души». Главный герой этого бессмертного творения — будущий «херсонский помещик» П. И. Чичиков именно ради получения такого надела и затеял мошенническую операцию с приобретением «мертвых»… Почему события развивались именно так, а не иначе? Славяне появились в Северном Причерноморье в VI в. Однако их государственное образование — Древняя Русь возникло лишь спустя двести лет, да и то гораздо севернее, поскольку существовавшая тогда система земледелия и, не в последнюю очередь, регулярные набеги кочевников исключили возможность закрепления славян вдоль северного берега Черного моря еще в первом тысячелетии. Татаро-монгольское нашествие остановило развитие славянской цивилизации в Северном Причерноморье на триста лет. В XV — XVI вв. на смену татарам пришли турки. Согласно карте Оттоманской империи, вывешенной в военном музее (аскеримузеум) в Стамбуле, к своим землям они отнесли даже Воронеж. К этому времени изменились и сами славяне. Противоречия между их западными и восточными ветвями существенно углубились, да по-другому и быть не могло, ибо социально-политические и экономические связи между людьми, разбросанными на громадных, малолюдных территориях, практически отсутствовали. Противоречие усугубилось с разделением христианства. Результат: в Центральной Европе стала доминировать католическая Польша (Речь Посполитая), в Восточной — православное (ортодоксальное) Московское государство. Его генезис в значительной степени был обусловлен консолидацией восточных славян в противостоянии как Золотой Орде, так и католическому Западу. С распадом Золотой Орды началось неизбежное движение славян к югу, в Причерноморье. Асинхронность развития Польши и государства Московского обусловила и асинхронность их действий по колонизации земель к северу от берега Черного моря. Не будем отрицать: протекции Польши в значительной степени способствовали возрождению славян, населявших все Приднепровье. Результат: формирование основ Малороссии и Белоруссии. Личные наблюдения автора таковы: жители Украины и Беларуси этого не забыли и поныне, современная молодежь активно ищет в архивах свои польские корни, ибо поляки их ждут. Как видим, мечта о Великой Польше «от моря Балтийского и до моря Черного» — жива! Покровительствовала Польша и такому специфическому государственному образованию славян, как запорожское казачество. Однако государству Московскому было тесно в его старых границах, оно активно «воюет» соседей: Швецию, Польшу, остатки Золотой Орды и Турцию. Все эти войны в конечном итоге оказались для русских успешными. К 1815 г. Швеция ужалась до современных границ, а Польша и государственные образования татар вовсе исчезли с карты планеты. Турции к середине XIX в. оставалось скромно довольствоваться сохранением некоторых своих позиций на Балканах. Государство Московское стало империей Российской, а вновь приобретенные у Черного моря земли — Северное Причерноморье — получили официальное название «Новороссия». Конец XVIII — начало XX в. — период относительно устойчивого развития этих земель, что способствовало их активному заселению. Помимо русских туда в позапрошлом веке были приглашены украинцы, болгары, гагаузы, немцы, евреи, греки, армяне. Течение этого эволюционного процесса прервала Октябрьская революция, некогда единое социально-политическое и культурно-экономическое пространство Новороссии было разорвано пока еще формальными административно-территориальными границами. Результат: термин «Новороссия» утратил свое прежнее содержание и вышел из оборота. В начале 70-х годов прошлого века коммунистическая пропаганда заговорила о некой единой исторической общности людей, именуемых советским народом. Безусловно, все население СССР было носителем определенных общих характеристик, однако, как показали последующие события, прочность этой общности оказалась невелика, она распалась практически сама собой, поскольку национальное самосознание жителей окраин Российской и советских империй преодолеть не удалось. Распад СССР способствовал разрушению многого из того, что все 70 лет его существования сохранялось в Северном Причерноморье с дореволюционных времен. Главное — продолжилось дальнейшее расчленение Новороссии как единого целого, ее земли стали принадлежать (с запада на восток): Молдове, Приднестровской Молдавской Республике (ПМР), Украине (с автономией в Крыму), России. Означает ли это, что Новороссия умерла? Безусловно, нет! Что объединяет население Северного Причерноморья в наши дни помимо общих географических условий, религии и истории? Безусловно — русский язык, русская культура. Несмотря на то что многие из жителей Северного Причерноморья именуют себя молдаванами, украинцами, гагаузами, болгарами, евреями, их всех объединяют русский язык, русская культура <6>. Без всякого преувеличения по-прежнему можно констатировать, что Северное Причерноморье — Новороссия — все еще живая часть России. Однако будущее Новороссии туманно. ——————————— <6> Ничего удивительного в этом нет, в той же Польше все живущие к востоку от Буга и Львова русские. До 1939 г. русскими себя именовали белорусы и украинцы, населявшие восточные территории Польши. В настоящее время в силу целого ряда причин быть русским не модно, особенно в некоторых все еще самоопределившихся государствах, например в Украине. Очевидно, что украинцы — не более чем одна из многочисленных обособившихся ветвей славян. Безусловно также и то, что украинцы — народ многочисленный, имеющий как свою национальную историю, так и историю своей государственности. В то же время для Запада долгое время украинцы были все теми же русскими. П. П. Музыченко активно ищет в истории славянских народов украинские корни, зачастую даже находит их там, где их нет и быть не может. В своих усилиях, направленных на обнаружение несуществовавшего, данный автор очень часто забывает об элементарной логике, например, допуская выражение: «Государство украинское, а Правда русская». См.: История государства и права Украины: Учеб. пособие. 5-е изд. Киев: Знания, 2006. 570 с.

Что же угрожает социальной общности, обжившей Северное Причерноморье? В первую очередь политическая, экономическая и культурная агрессия извне. Угроза с левого фланга — румынизм. Фактически самый левый фланг Новороссии мы уже сдали окончательно. Свое будущее Молдова видит не иначе как в составе Румынии. Русские в Молдове — люди второго сорта. Автору, прожившему и проработавшему в МССР свыше двадцати лет, осознавать это крайне тяжело. Последний мой визит в Кишинев (2003) показал: русскоговорящих (русофонов) из государственного аппарата выдавили. ПМР — легендарное Приднестровье (для молдаван Транснистрия — Заднестровье), безусловно, часть России. Как долго этим землям быть российскими? Если не случится чего-то экстраординарного, то до тех пор, пока у метрополии будут силы на поддержку ПМР. Если Молдова в своем стремлении в Европу откажется от ПМР, судьба этой непризнанной республики будет предрешена, она станет частью Одесской области. Украина — молодое государственное образование. Самоидентификация украинской нации <7>, начавшись еще во времена Великой Польши, обострилась после распада Великих империй (Австро-Венгерской — в 1918 г., Российской — в 1991 г.), сейчас в самом разгаре. ——————————— <7> Впрочем, говорить о единой украинской нации и единой украинской государственности пока рановато, так как слишком велико культурное различие между украинцами западными и восточными. Безусловно, особняком в этом ряду стоит украинское Причерноморье.

Несмотря на то что к классическому украинизму население Новороссии никакого отношения не имеет, его элементы в южных российских землях присутствовали всегда. Если бы процесс украинизации поморья был естественным, то в этом ничего страшного не было бы. Как любое националистическое течение — смертельно опасен лишь воинствующий украинизм. В состоянии ли социальное образование Северное Причерноморье, российское (русское) по сути, но не оформленное в государство (государственную автономию), сохранить свои язык, культуру? Вопрос далеко не риторический, в значительной части он предопределен тем, насколько далеко в поисках своей самоидентификации зайдет Украина, в которой так силен раскол, начало которого следует искать в протекциях средневековой Польши.

2. Методология и историография Северного Причерноморья

2.1. О совокупности методов

Уяснить сущность российской государственности в Северном Причерноморье можно лишь в случае использования весьма разнообразного арсенала способов научного познания. С учетом характера объекта и предмета исследования должен быть использован исторический метод. Описание и исследование развития российской государственности, ее аппаратов — различных государственных образований, а равно их свойств в хронологическом порядке позволяет проследить эволюцию этого феномена от его зарождения до современного состояния, что, в свою очередь, обеспечивает более глубокое понимание природы особой русской культуры, способствует правильной оценке перспектив развития. Невозможно обойтись без широкого использования сравнительно-правового метода. Он дает возможность выявить основные тенденции развития государственности вообще, российской государственности в частности (например, расширение перечня государственных функций), а также оценить состояние государственности в той или иной отдельно взятой стране, в том числе и России, бывших российских территориях. Социологический и психологический подходы в познании государственности позволяют раскрыть механизм ее генерации обществом, уяснить предопределенность правовых основ различными общественно-политическими явлениями. Метод диалектического познания в процессе постижения истины о российской государственности позволяет рассматривать предмет исследования — Северное Причерноморье (Новороссию) в ее развитии. Все сопутствующие ей правовые явления рассматриваются во взаимной связи между собой и общественной жизнью, в их взаимообусловленности. Кроме того, они исследуются не только в статике, но и в динамике. Естественно, что в процессе познания российской государственности не обойтись без методов абстрагирования, анализа и синтеза, индукции и дедукции. Особую роль играют статистические методы, с их помощью автором получены, обработаны и проанализированы данные, отражающие количественные характеристики Северного Причерноморья. В процессе познания были использованы и иные методы. Их общая совокупность способствовала внутреннему единству, достоверности, репрезентативности, полноте предлагаемых читателю выводов.

2.2. Историография Северного Причерноморья

Условно историю колонизации Северного Причерноморья как самостоятельного направления в историко-правовой науке можно разделить на три больших периода: русскую школу (до 1917 г.), советскую школу (1917 г. — конец 80-х годов XX в.) и «самую новейшую школу» (с 90-х гг. прошлого века). Первую характеризует тщательное, порой даже трепетное изучение прошлого. Представители этой школы И. Д. Беляев <8>, М. Ф. Владимирский-Буданов <9>, В. Е. Вальденберг <10>, Г. А. Джаншиев <11>, В. О. Ключевский <12>, М. М. Ковалевский <13>, Латкин В. Н. <14>, В. И. Сергеевич <15>, С. М. Соловьев <16>, Тарановский Ф. В. <17> и многие другие восстановили нашу историю буквально по крупицам. Следует признать, что работ, которые можно было бы поставить в один ряд с их творениями, пока не появилось. Недостаток дореволюционного периода развития исторической науки о Северном Причерноморье — неспособность сделать правильные выводы о сущности государства Российского, свойственной ему организации власти, ибо ученым того периода и в кошмарном сне не мог присниться распад сначала Российской империи, а затем и СССР. ——————————— <8> Беляев И. Д. История русского законодательства. СПб.: Лань, 1999. 640 с. <9> Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2005. 800 с. <10> Вальденберг В. Е. Древнерусские учения о пределах царской власти. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2006. 368 с. <11> Джаншиев Г. А. Эпоха Великих реформ. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2008. В 2 т. Т. 1. 480 с. Т. 2. 496 с. <12> Ключевский В. О. Курс русской истории: В 8 т. 1956. <13> Ковалевский М. М. Очерки по истории политических учреждений России. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2007. 240 с. <14> Латкин В. Н. Учебник истории русского права периода империи (XVIII — XIX вв.). М.: Зерцало, 2004. 576 с. <15> Сергиевич В. И. Лекции и исследования по древней истории русского права. М., 2004. 488 с.; Сергиевич В. И. Древности русского права: В 3 т. Т. 1. 542 с.; т. 2. 510 с.; т. 3. 392 с. <16> Соловьев С. М. История России с древнейших времен: В 30 т. 1982. <17> Тарановский Ф. В. История русского права. М.: Зерцало, 2004. 272 с.

Советская школа отличилась тем, что, выдавая в своих обобщениях желаемое за действительное, бездумно отвергла предыдущее историческое знание, на 70 лет оно практически полностью исчезло из научного оборота. Сказанное не означает, что серьезных научных изысканий в те годы не велось. Они были, есть и будут во все времена. Многие представители советской историко-правовой науки, безусловно, внесли ощутимый вклад в развитие истории государства, права и правосудия. Сформировалась в те годы и историография Северного Причерноморья. Большинство работ 50 — 70-х годов прошлого века по-своему добротны, поэтому они не утратили своей ценности и поныне. Содержащийся в них материал помогает читателю подвести неутешительный итог развитию Советского государства и права. Итог пути, который оказался тупиком. Сказанное нисколько не преуменьшает значение советского опыта государственного строительства, ибо любой опыт для человечества полезен. Нельзя забывать, что в те времена воспитано современное поколение историков-правоведов. Автор этих строк безмерно благодарен своему Учителю — Павлу Васильевичу Советову — директору Института истории Академии наук Молдавской ССР <18>. Этот Ученый, великолепно знавший старославянский, венгерский, румынский, турецкий и «прочая» языки, лично работал в архивах Польши, Венгрии, Турции, Чехословакии и Югославии, был одержим поиском артефактов, проливающих свет на процесс формирования румынской (молдавской), а заодно и российской государственности. Наличие оригинальной информации по избранной тематике всегда позволяло ему снисходительно посмеиваться над коллегами, «извлекавшими» из пяти книг очередную — шестую. ——————————— <18> П. В. Советов читал лекции по истории государства и права СССР и Молдавской ССР в Кишиневском государственном университете, в котором в 1978 — 1983 гг. учился автор статьи.

В то же время ни П. В. Советов, ни другие наши историки того периода не отрицали, что на все прошлое всевидящим ЦК КПСС было наложено «табу», и даже утвержденные им темы приходилось раскрывать эзоповым языком, понятным лишь узкому кругу специалистов. Что в тех условиях советовали нам наши Учителя? Читать работы дореволюционных авторов, так как зарубежные источники были практически недоступны, по возможности работать с архивами, да не торопиться с выводами… Огромное спасибо им за это. Начало 90-х годов уходящего века ознаменовалось появлением плеяды авторов, активно пишущих книги по «новой» истории государства и права Северного Причерноморья. Многие из них творят до сих пор, некоторые книги выдержали добрый десяток изданий. Следовательно, все опубликованное ими не только востребовано, но и рентабельно для издателей. История современной Новороссии представлена значительным количеством работ. На наш взгляд, наиболее интересны труды В. Стати <19>, П. М. Шорникова <20>. ——————————— <19> Стати Василе. История Молдовы. Кишинев, 2003. <20> Шорников П. М. Молдавская самобытность. Тирасполь, 2007; Он же. Поля падения: историография молдавской этнополитики. Кишинев, 2009.

Трудно переоценить подвижничество по сбору информации о российской государственности в регионах. В некоторых из них вышли весьма добротные книги. К сожалению, в большинстве мест пишут лишь энтузиасты, труды которых, как правило, неизвестны даже узким специалистам. В то же время без анализа архивных данных изучение истории превращается в лженауку. Для нормального развития науки первичной информации катастрофически не хватает. Например, с некоторых пор крайне трудно восстановить даже биографические данные большинства наших государственных деятелей.

3. Анализ понятия «государственность»

3.1. Государственность — социально-правовой феномен

Изучением государственности вообще, славянской и российской государственности, ее различными проявлениями, в частности формами, проявившимися в Северном Причерноморье, увлекались многие великие мыслители, начиная с Древних Греции, Рима, Византии. Анализу затронутой проблемы посвящены труды и ряда видных российских ученых. Поскольку работ, посвященных анализу российской государственности, много, велико и разнообразие точек зрения, позиций, подходов, взглядов на эту проблему. Вместе с тем всем им присущи общие черты, синтез которых позволяет дать характеристику государственности как социально-правовому феномену. В то же время очевидно и другое: доступный нашему чувственному восприятию образ «государственности» не раскрывает в полной мере присущее ей содержание. Таким образом, государственность — это то, что в рамках текущего научного дискурса принято определять как феномен. Из этого следует, что применительно к государственности как к объекту исследования его образ, если он основан исключительно на чувствах, в человеческом сознании всегда априори будет несовершенен, неполон, неглубок, точнее — это будет даже не чувственный образ вообще, а некое субъективно-релятивное подобие образа. И в этом нет ничего удивительного, так как объекты исследования, являющиеся по набору свойственных им качеств феноменами, уже только в силу присущих им имманентных свойств в полном объеме раскрываются исключительно лишь в ходе некоторого особого познания. Следовательно, государственность, а равно присущие ей качества, в нашем сознании всегда будет не образом, полученным в результате простого чувственного восприятия действительности, а так называемым сугубо ментальным образом, т. е. образом, не только и не столько полученным в ходе непосредственного восприятия чувственного объекта, сколько образом, в значительной степени «дорисованным», «доработанным» в ходе нашей следующей за чувственным восприятием мыслительной деятельности. Более того, посещающие наше сознание ментальные образы государственности могут существенно отличаться друг от друга уже потому, что данное нам в ощущение ее чувственное восприятие в каждом конкретном случае будет «дорисовываться» в зависимости от текущей потребности. Весьма важным является вопрос: насколько соответствует оригиналу наш ментальный образ государственности? Ответ на него предельно прост: настолько, насколько были совершенны методы познания социально-правового явления, выработанные цивилизацией за годы ее развития, а в своих рассуждениях о государственности мы намерены опираться на самые передовые открытия в данной области человеческого познания.

3.2. Природа государственности

Природа государственности во всех случаях одна. Во-первых, она биологическая: межвидовая и внутривидовая борьба на истощение — основа жизни на планете. Во-вторых, она психологическая, так как в ее основе лежит деятельность центральной нервной системы человека. Глубже всего в сознании человека укоренилось так называемое априорное знание. О каком вечном мире между народами ни мечтали бы миротворцы, человек биологический практически всегда готов воевать за свое место под солнцем. И наконец, природа государственности — социальная. В ее основе лежит практическое сознание (рутина) — привычные, поэтому уже давно воспринимаемые человечеством как данное повседневные социальные действия. Осуществляя их, люди практически не задумываются о значимости содеянного, его алгоритме, поскольку, как они сами выражаются, действовали «механически», «автоматически», «на автопилоте», «выполняли приказ» и т. п. Не случайно практически все участники межнациональных конфликтов говорят: «Воевали, как все». В международной конфронтации активности пацифисты не в чести, об их разумных предупреждениях вспомнят спустя годы, десятилетия, а то и столетия. В социальной природе государственности есть и некая разумная составляющая, изначально свойственная социальным образованиям, — дискурсивное сознание (поведенческая цепочка, в основе которой лежат рассуждения и умозаключения акторов), степень сложности которого и предопределяет уровень организации отношений установления в социуме связи господства-подчинения. Противоречия, неизбежно возникающие в процессе толкования понятия «государственность», обусловлены сменой идеологии, культурой исследователей, так как путь к пониманию сущности этого явления можно найти только в убеждении, построенном на научной аргументации.

3.3. Так что же такое «государственность»?

На данный вопрос исключительно интересен следующий комплекс ответов. Во-первых, человек, как и силу тяжести, государственность не придумал — он только использует ее за счет изобретения социальных механизмов. Государственность как форма организации общества действует естественно и автоматически, как только в ней появляется потребность. Во-вторых, опасно упрощение проблемы государственности до бытового уровня, что свойственно большинству исследователей, когда под таковой понимают некоторые элементы государственного аппарата, государственно-правовых отношений. В-третьих, размещать государственность только в надстройке столь же ошибочно, как и считать, что ее можно ограничить законом. Государственность, как государство, не пирамидальна, а сегментарна и линейна, она существует посредством смежности, через высоту и даль. В-четвертых, очевидно, что государственность и государство — не одно и то же, тем более аппарат государства. Последнее — всего лишь внешнее проявление некоторых государственно-правовых отношений, ее источники — естественные законы, которые человечество правильно или неправильно применяет в своей практической деятельности. В-пятых, политик, получивший право на эксплуатацию идеи «государственности», получает и право на модернизацию системы отношений между ее носителями, ее ремонт или замену. В данном случае политику требуются научные знания о закономерностях государственности. В-шестых, изменяется мир — изменяется и конструкция государственности. Государственность всегда характеризуют два аспекта. Извне — это принцип порядка, который отделяет одни народы от других. Изнутри государственность — это принцип действия, на которое рассчитывает человечество. Проведенный автором опрос показал, что подавляющее большинство россиян видит государственность исключительно «извне», т. е. в виде официальной иерархии отношений в рамках тех или иных территориальных образований, совершенно не задумываясь о ее внутреннем содержании, тем более о природе. Таким образом, совершенно очевидно, что государственность — это объективно существующее явление, которое каждому из нас дается в чувственном опыте уже с рождения.

3.4. Определение понятия «государственность»

В качестве исходной точки в рассуждениях о сущности государственности возьмем ставшие уже традиционными указания из областей психологи, социологии, философии, политологии и права. В названных науках существует по крайней мере два основных подхода к истолкованию понятия «государственность»: атрибутивно-субстанциональный и реляционный. В первом случае государственность рассматривается как атрибут, субстанциональное свойство субъекта, а то и вообще самодостаточное явление. Во втором государственность — социальное отношение, взаимодействие на элементарном и сложном коммуникативном уровнях. Таким образом, государственность — историческая реальность, уникальные и в то же время вполне закономерные общественные отношения, социальная природа которых заключается в потенциальной способности человека разумного (homo sapiens) посредством только одному ему ведомых средств речи, знаков и символов мобилизовать свои ресурсы ради достижения целей, как предопределенных на уровне простейших инстинктов, так и поставленных людьми осознанно, разрешать проблемы и напряжение в сфере управления, а равно в наличии у общества права принимать решения и вооруженным путем добиваться их обязательного исполнения. Государственность — это присущее социальной природе человека необходимое условие функционирования современной человеческой общности, а равно средство всеобщей связи (коммуникации <21>) между людьми в их целедостижении, «символический посредник», обеспечивающий выполнение взаимных обязательств. Фактически позитивно государственность — институционализация ожидания того, что в известных пределах требованиям общества будет уделено серьезное внимание. Можно также утверждать, что государственность — это признанная определенной общностью людей парадигма поведения в конкретном месте и в конкретный исторический момент. В числе качеств государственности неизменно присутствуют такие ее характеристики, как многоаспектность, сложность и системность. ——————————— <21> См.: Луман Никлас. Власть. М., 2001. С. 11.

Немаловажно и то обстоятельство, что государственность вне определенной формы общественных отношений не существует. Точнее, сначала возникают общественные отношения, хаос которых в силу различных причин иногда постепенно упорядочивается, катализатором этого процесса обычно выступают различные объективные факторы, например голод, наличие угрозы которого уже само по себе сплачивает людей, ориентирует их на определенные целенаправленные действия. Затем в обществе, противостоящем в нашем примере угрозе голода, выделяются авторитеты, лидеры, они вносят в ход упорядочивания уже внутреннюю, социальную составляющую, а если и этого оказывается недостаточно, то следующий этап упорядочивания общественных отношений базируется уже на алгоритме «нападение — защита». Как видим, к внешней угрозе — голоду присоединяется угроза внутренняя — оказаться вне части населения, желающей действовать определенным путем — драться с противником. Таким образом, государственность — элемент механизма общественного отношения определенного уровня. Включение ее в структуру общественного отношения — один из наиболее эффективных путей от хаоса к порядку. Иными словами, государственность возможна только в «динамике», поэтому она обнаруживается либо в генезисе общественных отношений, либо в их эволюции. Поскольку государственность — сложное системное явление, то она неизбежно обладает структурой, в основе аналитического каркаса которой лежит легитимность, вера в нее носителей. Такая легитимность — термин в высшей степени неопределенный. Он обозначает социальный, политический, правовой институт, аналогичный организации власти в обществе. Такая легитимность — комплекс институционализированных прав на совершение акций организационного характера. Вера в носителей — гораздо больше, чем приказ самого сурового начальника. Такая вера исключает даже саму возможность использования внешних средств для принуждения. Применение принуждения — прямое свидетельство тому, что вера в носителей государственности исчезла. Таким образом, вера в носителей государственности «может не иметь ни кошелька, ни меча, единственный ее уровень — слово». В основе другой составляющей аналитического каркаса государственности — легитимности лежит «гражданское чувство» справедливости, а точнее — вера в нее, ее наличие, по крайней мере в возможность ее существования. Это специалистами всегда расценивалось как первичное условие существования общества, его жизнеутверждающая форма. Под легитимностью М. Вебер понимал убежденность людей в том, что стоящий над ними поведенческий авторитет не только простой факт, а факт, наполненный особым моральным содержанием. Поведенческий авторитет, лишенный легитимности, должен постоянно физическим (экономическим, а равно иным затратным) путем подтверждать свое право на власть, что само по себе уже убыточно. Кроме того, применение силы всегда направлено против лица, ее применяющего, поскольку оно неизбежно порождает сопротивление <22>, что, следовательно, в очередной раз повышает расходы субъекта, пытающегося организовать боевые действия. ——————————— <22> Weber M. The Theory of Social and Economic Organization. New York, 1947. P. 152, 324.

Правда, временные рамки легитимности государственности ограничены, они существуют ровно до тех пор, пока в них верит большинство населения. Смена парадигм в человеческом сознании означает мгновенный крах авторитетов и, как следствие этого, столь же мгновенную утрату государственностью качества легитимности. Данное обстоятельство позволяет нам прийти к выводу о том, что любая государственность, ее легитимность — категории временные. Иными словами, если государственность — общественные отношения, то их интенсивность генерации и эволюции в обществе всегда далека от постоянства. Следует также упомянуть о необычайном многообразии как видов государственности вообще, так и видов славянской, русской государственности в частности. Их детальное изучение, классификация находятся за пределами настоящей статьи. Помимо этого, рядом ученых государственность рассматривается еще и как «обращающееся» средство, как ресурс, который необходим для осуществления каких-либо определенных целенаправленных действий и который дефицитен для каждой отдельной социальной единицы. Государственность в умах людей предстает как потенциальная мощь, сила, чудесный дар, позволяющий разрешить многие проблемы. Речь идет о возможностях, которые могут быть конвертированы в государственность. Это богатство — в экономике, авторитет, влияние — в социуме, образцы — в культуре. Такими возможностями как ресурсом обладают отдельные люди (равно их общности), их передают (делегируют), получают, захватывают, удерживают, укрепляют, представляют, утрачивают, делят. Другими государственность рассматривается как устойчивые человеческие отношения, основанные на зависимости одних субъектов от других, а то и на их взаимозависимости. Вместе с тем взаимозависимость — не что иное, как функция, блокирующая процессы хаоса и энтропии. Государственность в качестве функции уже не может быть присвоена одним лицом. Функция человеческих отношений неизбежно возвышается над отдельными людьми, делает их заложниками сложных структурных отношений, традиций, навыков политического взаимодействия, социальных практик, а также норм права. Государственность отчуждается от конкретных физических лиц (деперсонифицируется), становится их ролью, которую им приходится разыгрывать. С этого момента правительство, армия в умах людей — выразители воли народа, переменная в функции, базовыми константами которой являются общество, религия, территория и время. Сравнение государственности с машиной далеко не случайно. Во-первых, она, как и любая машина, весьма сложна. Во-вторых, государственность в обществе, как правило, строго упорядочена, а то и регламентирована нормами права, что тоже характерно для любого механизма. В-третьих, государственность формируется для достижения пусть частных, но в то же время конкретных целей, что опять-таки делает систему организации общества похожей на машину, каждый агрегат которой — часть целого и имеет строго определенное предназначение. Понятие государственности как независимой от общества самостоятельной и сравнительно устойчиво работающей машины весьма распространено. В научном обороте широко используется термин «государственная машина». На подсознательном уровне государство в таких случаях воспринимается человеком как некий неподвластный ему Молох, требующий человеческих жертв. Наконец, для некоторых субъектов государственность — форма творчества, поскольку позволяет им находить оригинальные конфигурации старых (новых) ресурсов и функций. Над ресурсами и над функциями надстраиваются содержательная и позитивная коммуникация, порождающая новый смысл, новую увязку целей и средств, а главное — выдвигающая новые критерии и основания государственности, эффективность целедостижения. Перечисленные трактовки феномена государственности не являются взаимоисключающими — они только фиксируют ее различные реальные аспекты. В современной литературе выделяют, как правило, три таких измерения. Директивный аспект. В соответствии с ним государственность понимается как реальное государственное образование, что следует рассматривать как ее материальную составляющую. Функциональный (технологический), процессуальный аспект государственности — понимание ее как способности, умения практически реализовать свою потенцию в рамках функции общественного управления. Коммуникативный аспект государственности, ибо она — это еще и определенный язык, понятный всем субъектам определенного властеотношения. Некоторыми даже считается, что «государственность и язык — это функционально однопорядковые явления». В любом случае анализу понятия «государственность» предшествует исследование теории коммуникации. Если в этот момент задуматься о конкретной государственности, то в основе ее, безусловно, лежат такие социально-коммуникативные ценности, как право, правосознание, справедливость, возможность восстановления последней посредством различных мер, в том числе и боевого столкновения и принудительного исполнения воли победителя. Поскольку речь зашла о государственности как о «понятном для всех языке», то не стоит упускать из виду, что государственность — это еще и положительное знание (в том числе и априорное), которое сначала приобретает, а затем в достаточной мере обладает им определенная общность людей, чтобы сплотиться и сообща делать одно общее дело. В этой связи, говоря о власти, широко известный французский философ М. Фуко, безусловно, прекрасно чувствующий сущностные характеристики государственности, отвечая на вопрос о том, что в XX в. массы были не обмануты какими-то там «фюрерами», а хотели фашизма, власть производит знание, порождает удовольствие. Война достойна любви <23>. ——————————— <23> Фуко М. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. М., 2002. Т. 1. С. 190.

В настоящее время оказались востребованными школы системного и коммуникативного подходов к анализу государственности. Интересным, на наш взгляд, в этих воззрениях является следующее. 1. Государственность — неотчуждаемое свойство как общей макросоциальной системы, так и составляющих ее подсистем, в том числе и общества. 2. Составляющая государственности раскрывается через аналитику конкретных социально-правовых институтов. 3. Государственность — это особый генетический, коммуникативный код селекции всех действующих субъектов. 4. Большинство исследователей не отрицают историчность определенных видов государственности. 5. Исследование государственности возможно, а его результаты напрямую будут зависеть от подбора методов познания. Действительно, эмпирические исследования неопровержимо свидетельствуют, что государственность — свойство системы под названием «человечество», общие цели и направленность развития которого заданы априори, ибо заложены как в самой системе, так и в ее элементах. Чтобы «ухватить» сущность этого свойства, исследователи вынуждены от регистрации ситуаций и реально наблюдаемых вещей и явлений подниматься к более высокому уровню осмысления, дискурсом которого является контекст привычных для определенного времени практик и стратегий. И. А. Ильин в свое время писал: «Государственное настроение души, объемлющее и чувство, и волю, и воображение, и мысли, составляет подлинную ткань государственной жизни или как бы тот воздух, которым государство дышит и без которого оно задыхается и гибнет» <24>. Государство — совсем не есть «система внешнего порядка», осуществляющаяся через внешние поступки людей. На самом деле государство творится внутренне, душевно, духовно; и государственная жизнь только отражается во внешних поступках людей, а совершается и протекает в их душе» <25>. Именно с таким проявлением государственности мы сталкиваемся в ПМР. ——————————— <24> Ильин И. А. Путь духовного обновления. М., 2003. С. 295. <25> Там же. С. 290 — 291.

«Масса не в состоянии отличить реальное от воображаемого, люди толпы понимают единственный язык — «это язык, минующий разум и обращенный к чувству», массы воспринимают не то, что изменяется, а то, что повторяется, и по сути своей весьма консервативны» <26>. «Бунт, революция и война — это праздник для массы, революция открывает широкую дорогу преступлению, смысл которого даже не осознается, поскольку масса переживает все события в состоянии бреда» <27>. ——————————— <26> Там же. С. 526. <27> Там же.

«Массовые лидеры давно усвоили, что в толпе намного эффективнее обращаться не к интеллекту, не к понятливости массового человека, а к чувствам любви, ненависти, мстительности, виновности, которые остро ощущает толпа» <28>. Лидер осуществляет власть над толпой, используя не насилие, а ее верования <29>. Важнейшим архетипом власти такого лидера является модификация отцовской власти: лидер, вождь (фюрер) и учитель — всегда отцы нации <30>, а также модификация власти божества, опирающегося на вполне реальную и «строго рассчитанную лестницу из нижних этажей служителей власти и далее на остальной народ» <31>. Власть «отца нации», а тем более «божества» — всегда харизматична. ——————————— <28> Исаев И. А. Politica hermetica: скрытые аспекты власти. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2003. С. 532 — 533. <29> См.: Там же. С. 534. <30> См.: Там же. <31> Добролюбов А. И. Государственная власть как техническая система: о трех великих социальных изобретениях человечества. 2-е изд., стереотип. М., 2003. С. 11.

Возрождение «восточных деспотий» на карте Европы XX в. было обусловлено уровнем развития населявших ее народов, на протяжении всего прошедшего столетия они знали и понимали только одну форму государственного устройства: пирамида во главе с венчающим ее божеством (царем, «генсеком», президентом). Приоритет общественного над личным в сознании большинства населения позволил лидерам легко обосновать насилие над оппозицией. Их власть требует постоянного завоевания и не всегда — оправдания. При этом упускается из виду, что она (власть) стремится только к одному — самосохранению и самовозвеличению и тем самым превращает себя в единственный центр политических притяжений. Запрещая какие-либо идеологические оценки в свой адрес и разоблачая все альтернативные тенденции как утопии, власть стремится превратить саму политику в технику, объективную, рутинную и от того более эффективную <32>. ——————————— <32> Исаев И. А. Politica hermetica: скрытые аспекты власти. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2003. С. 556.

Государство и элементы его механизма — явления сами по себе системные, следовательно, на них в полной мере распространяются правила теории социально-правовых систем. Общеизвестно и то, что «система в процессе функционирования выступает как целостное образование, в котором между ее структурой и функциями существует взаимосвязь и взаимообусловленность» <33>. В этой связи нам следует согласиться с Ю. Г. Марковым, который утверждает, что «функция реализуется структурой и объясняется с помощью структуры» <34>. ——————————— <33> Сурмин Ю. П. Теория систем и системный анализ: Учеб. пособие. Киев, 2003. С. 138. <34> Марков Ю. Г. Функциональный подход в современном научном познании. Новосибирск, 1982. С. 20.

В данном случае происходит то, что А. А. Богдановым называлось «сложением активностей» <35>. При этом давно установлено, что активности элементов социальной системы «складываются», но не арифметически, а системно, под воздействием системообразующих факторов. Особо следует обратить внимание на то, что работа системы представляет собой постоянное воспроизводство функционального эффекта, который сводится к способности системы делать то, что принципиально не может сделать каждый ее отдельный элемент. Функциональный эффект базируется на родственности и различии свойств элементов, на многообразии взаимодействий между ними, их интегрированности. ——————————— <35> См. подробнее: Богданов А. А. Всеобщая организационная наука (тектология). М., 1925. С. 85 — 88.

Иными словами, функциональный эффект системы государственного управления может быть обусловлен как эффективной работой сразу всех элементов системы, так и способностью одних элементов системы компенсировать сравнительно низкую эффективность других. С одной стороны, государство как система в целом легко может осуществить то, чего не под силу добиться составляющим его элементам. С другой — элементы целого могут быть весьма самостоятельны, а эффективность одних структур легко компенсирует неэффективность или полное отсутствие других. Чтобы убедиться в том, что это действительно так, достаточно вспомнить период из нашей недавней истории, когда исполнительной власти ведомое ею общество «досталось в лаптях», а спустя всего три десятилетия оно стало претендовать на статус сверхдержавы! Сказанное означает, что ни от отдельных руководителей, ни от руководимых ими элит, а равно их систем общество не вправе требовать более того, на что они способны в текущий момент времени, как элементы аппарата человечества.

4. Основные научно-практические выводы

Государственность — социально-правовой феномен; его разновидность — славянская и российская (русская) государственность. Государственность — явление исторически изменчивое. В основе государственности лежат коммуникативные связи между людьми, генезис, эволюция и затухание которых предопределены множеством объективных и субъективных факторов. Северное Причерноморье — Новороссия — классический пример славянской, а точнее — российской (русской) государственности. Характеристики, свойственные Северному Причерноморью, позволяют говорить о его уникальности. Поскольку Северное Причерноморье — производное от российской (русской) государственности, то имеются достаточные основания утверждать о наличии между современным Северным Причерноморьем и современной Россией особых социальных, политических и культурных связей. В настоящий период времени Россия в лице населения Северного Причерноморья имеет своего надежного союзника, что в значительной мере определяет отношения между Россией и многими другими государствами. Современное Северное Причерноморье находится вне зоны устойчивого экономического развития. Данное обстоятельство негативно сказывается на уровне жизни населения, его культуре.

——————————————————————