Вопросы уголовного права и процесса в решениях Конституционного Суда Российской Федерации

(Худенко К. И.) («Юридическая литература», 2004)

ВОПРОСЫ УГОЛОВНОГО ПРАВА И ПРОЦЕССА В РЕШЕНИЯХ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

К. И. ХУДЕНКО

К. И. Худенко, советник Конституционного Суда Российской Федерации, государственный советник юстиции 3 класса.

Значительную часть в общем объеме решений Конституционного Суда Российской Федерации занимают судебные акты, посвященные проверке конституционности отдельных положений уголовного и уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации. Выявленный при этом конституционно-правовой смысл проверяемых положений законов и сформулированные Конституционным Судом Российской Федерации правовые позиции имеют значение для законотворческой и правоприменительной деятельности. Примером этому, в частности, могут служить решения Конституционного Суда Российской Федерации по следующим делам. 1. Д. Т. Худоеров, привлеченный к уголовной ответственности за совершение ряда тяжких преступлений, при ознакомлении с уголовным делом в порядке ст. ст. 201 — 203 УПК РСФСР заявил ходатайство о предоставлении ему материалов дела в переводе на таджикский язык, так как он не владеет русским языком, на котором ведется судопроизводство. Заявленное ходатайство обвиняемого было оставлено без удовлетворения, и он обратился с жалобой в Конституционный Суд Российской Федерации, в которой просил проверить конституционность ч. 3 ст. 17 УПК РСФСР, действовавшей в то время и предусматривавшей вручение обвиняемому следственных и судебных документов в переводе на его родной язык или на другой язык, которым он владеет, в порядке, предусмотренном указанным Кодексом (сходное положение содержится в ч. 3 ст. 18 нового УПК РФ, введенного в действие с 1 января 2003 г.). По мнению заявителя, данным положением, не предусматривающим вручение всех документов дела в переводе на избранный им язык, нарушаются его конституционные права и свободы. В Определении от 15 января 2003 г. Конституционный Суд Российской Федерации указал, что в соответствии с ч. 2 ст. 26 Конституции Российской Федерации каждый имеет право на пользование родным языком и на свободный выбор языка общения. Препятствия в реализации данного права в сфере судопроизводства, действительно, приводили бы к нарушению конституционных прав и свобод, указанных заявителем. Часть 3 ст. 10 Федерального конституционного закона от 31 декабря 1996 г. N 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» <*> предусматривает, что участвующим в деле лицам, не владеющим языком судопроизводства, обеспечивается право выступать и давать объяснения на родном языке либо на любом свободно избранном языке общения, а также пользоваться услугами переводчика. Конкретизируя данное положение, ч. 3 ст. 17 УПК РСФСР содержала положение о вручении обвиняемому, не владеющему языком судопроизводства, в установленном настоящим Кодексом порядке следственных и судебных документов в переводе на его родной язык или на другой язык, которым он владеет. Этот порядок предусматривал вручение обвиняемому не всех процессуальных документов, а лишь наиболее существенных из них, в частности обвинительного заключения, в котором в развернутом виде формулируется характер и основания предъявленного обвинения (ч. 1 ст. 237 УПК РСФСР). ——————————— <*> См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1997. N 1. Ст. 1; 2001. N 51. Ст. 4825; 2003. N 27. Ст. 2698.

При этом оспоренная норма действовала в системной связи с другими положениями УПК РСФСР, которые, в частности, предусматривали участие переводчика в деле лица, не владеющего языком судопроизводства, с момента его привлечения в качестве подозреваемого. Следовательно, предусмотренные в нормах уголовно-процессуального законодательства права подозреваемого (обвиняемого) на незамедлительное ознакомление с наиболее важными процессуальными документами, в частности связанными с обоснованием причин ареста, характера и содержания предъявленного обвинения, подлежали реализации с участием переводчика (ст. ст. 92, 148 УПК РСФСР). При ознакомлении обвиняемого с материалами дела после окончания по нему расследования он вправе был с помощью переводчика выписывать из дела любые сведения в переводе на выбранный им язык (ч. ч. 1 и 2 ст. 57, ст. 201). Кроме того, по делам лиц, не владеющих языком судопроизводства, к участию в деле с момента предъявления обвинения, а в случае задержания лица, подозреваемого в совершении преступления, или применения к нему меры пресечения в виде заключения под стражу до предъявления обвинения допускался защитник (п. 4 ч. 1 ст. 49 УПК РСФСР). Одной из обязанностей защитника при ознакомлении с материалами дела являлось разъяснение обвиняемому их содержания (ст. 201 УПК РСФСР), что выступало дополнительной гарантией защиты конституционных прав обвиняемого при осуществлении уголовного судопроизводства, включая право на пользование избранным языком с помощью переводчика. Конституционный Суд Российской Федерации также отметил, что ни ч. 2 ст. 26 Конституции Российской Федерации, ни нормы международных договоров Российской Федерации не предусматривают представление обвиняемому, не владеющему языком судопроизводства, всех процессуальных документов в переводе на избранный им язык. Так, согласно ч. 2 ст. 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод каждому арестованному незамедлительно сообщаются на понятном ему языке причины его ареста и любое предъявляемое ему обвинение; каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права: быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленною ему обвинения; пользоваться бесплатной помощью переводчика, если он не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на этом языке (п. п. «а», «е» ст. 6 Конвенции). Аналогичные положения содержатся в п. п. «а» и «f» ч. 3 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах. Выявив конституционно-правовое содержание оспоренного положения Закона, Конституционный Суд Российской Федерации пришел к выводу, что отсутствие в оспариваемой норме положения об обязанности органов предварительного следствия вручать обвиняемому все материалы дела в переводе на избранный им язык при условии, что он не ограничен в возможности знакомиться с участием переводчика и защитника с важнейшими из них на протяжении всего следствия, а со всеми другими материалами при выполнении требований ст. 201 УПК РСФСР, не может рассматриваться как нарушающее его право на пользование избранным им языком. 2. Рассматривая уголовное дело по обвинению С. А. Сухорукова по ч. 1 ст. 228 УК РФ, наказание по которой в виде лишения свободы в соответствии с общим правилом п. «а» ч. 1 ст. 58 данного Кодекса назначается осужденному к отбыванию в колонии-поселении, Останкинский районный суд Северо-Восточного административного округа г. Москвы пришел к выводу о том, что лицу, страдающему наркоманией и нуждающемуся в принудительном лечении, каким является подсудимый, не может быть назначен данный вид исправительного учреждения. Приостановив производство по делу, суд обратился в Конституционный Суд Российской Федерации с запросом о проверке конституционности п. «г» ч. 3 ст. 78 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации в части, запрещающей перевод в колонию-поселение осужденных, не прошедших обязательного лечения от наркомании. По его мнению, это положение закона подлежит применению в рассматриваемом деле и вопреки ч. 2 ст. 7 и ч. 1 ст. 19 Конституции Российской Федерации нарушает право подсудимого на охрану здоровья государством и равенство всех перед законом и судом. Из запроса и представленных материалов следовало, что дело Сухорукова С. А. подлежало рассмотрению судом в первой инстанции, в связи с чем суду необходимо было разрешить вопросы, связанные с назначением подсудимому наказания, вида исправительного учреждения, а также принудительных мер медицинского характера, то есть вопросы, урегулирование которых относится к сфере уголовного законодательства Российской Федерации, не допускающего в ней применение по аналогии норм других отраслей права (ст. ст. 1 и 3 УК РФ). Так, согласно п. «а» ч. 1 ст. 58 УК РФ лицам, осужденным к лишению свободы за совершение умышленного преступления небольшой и средней тяжести, ранее не отбывавшим лишение свободы, отбывание наказания назначается в колониях-поселениях; с учетом обстоятельств совершения преступления и личности виновного суд может назначить указанным лицам отбывание наказания в исправительных колониях общего режима с указанием мотивов принятого решения. В соответствии с п. «г» ч. 1 ст. 97 УК РФ во взаимосвязи с ч. 2 ст. 99 данного Кодекса лицам, совершившим преступление и признанным нуждающимися в лечении от алкоголизма или наркомании, суд наряду с наказанием может назначить принудительную меру медицинского характера в виде амбулаторного принудительного наблюдения и лечения у психиатра. Из приведенных положений уголовного законодательства в их системной связи следует, что назначение отбывания наказания в колонии-поселении для лиц, совершивших умышленное преступление небольшой и средней тяжести, ранее не отбывавших лишение свободы, является лишь общим правилом. Однако при выборе вида исправительного учреждения для таких осужденных суд обязан учитывать обстоятельства совершения преступления, а также сведения о личности виновного, в том числе данные о состоянии здоровья и нуждаемости в применении принудительных мер медицинского характера, направленных на излечение лиц, совершивших преступление, а также предупреждение совершения ими новых преступлений (ст. 98 УК РФ). Что касается ч. ч. 1 и 2 ст. 78 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации, то они устанавливают правила изменения уже назначенного вида исправительного учреждения для лица, отбывающего наказание в виде лишения свободы, в зависимости от его поведения и отношения к труду. Действуя во взаимосвязи с положениями ч. ч. 1 и 2 ст. 78, п. «г» ч. 3 данной статьи предусматривает исключение из этих правил, запрещая перевод из других исправительных учреждений в колонию-поселение осужденных, не прошедших обязательного лечения. В силу ст. 3 УК РФ, не допускающей в сфере уголовного законодательства Российской Федерации применение по аналогии норм других отраслей права, ее положения не могут применяться при назначении судом осужденному к лишению свободы вида исправительного учреждения. Выявив конституционно-правовой смысл оспоренной нормы п. «г» ч. 3 ст. 78 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации, устанавливающей порядок и условия исполнения и отбывания уже назначенного наказания, Конституционный Суд Российской Федерации пришел к выводу, что она не может сама по себе рассматриваться как неопределенная и нарушающая конституционные права подсудимых при назначении им судом вида исправительного учреждения. Поскольку по делу, находящемуся в производстве Останкинского районного суда г. Москвы, была оспорена не норма уголовного законодательства, подлежащая применению при назначении вида исправительного учреждения лицу, страдающему наркоманией и нуждающемуся в принудительном лечении, а норма уголовно-исполнительного законодательства Российской Федерации, запрос суда не отвечал критерию допустимости обращений, предусмотренному ст. ст. 36 и 102 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 г. N 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» <*>, и в его принятии к рассмотрению было отказано (Определение от 7 февраля 2003 г.). ——————————— <*> См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1994. N 13. Ст. 1447; 2001. N 7. Ст. 607; N 51. Ст. 4824.

3. Оправдательный приговор по делу Д. Ю. Лузгина и С. А. Лукьянова, вынесенный Подольским городским судом Московской области в 1994 году, был отменен надзорной инстанцией по протесту прокурора в связи с неполнотой собранных органами следствия доказательств, а дело направлено на новое расследование. Оправдательный приговор, вынесенный в 1999 году при новом рассмотрении дела, по протесту прокурора также был отменен в 2000 году надзорной инстанцией с направлением дела на новое рассмотрение в тот же суд первой инстанции. В другом случае надзорная инстанция Уральского окружного военного суда по протесту военного прокурора Уральского военного округа отменила вступивший в законную силу оправдательный приговор, вынесенный в отношении С. И. Зарубы, и направила дело для производства дополнительного расследования. По жалобам С. И. Зарубы, других лиц, а также запросу Подольского районного суда Конституционный Суд Российской Федерации в Постановлении от 17 июля 2002 г. дал оценку конституционности нормативному положению уголовно-процессуального законодательства, предусматривавшему пересмотр и отмену в порядке надзора по протесту прокурора вступившего в законную силу оправдательного приговора ввиду односторонности или неполноты расследования или судебного следствия, а также несоответствия выводов суда фактическим обстоятельствам дела. Это нормативное положение содержалось в находящихся в нормативном единстве положениях п. п. 1 и 2 ст. 342, ч. 1 и п. 1 ч. 2 ст. 371, п. 2 ч. 1 ст. 378, ч. 1 ст. 379, ч. 3 ст. 380 УПК РСФСР, а также п. п. 1 и 2 ст. 36 Федерального закона от 17 января 1992 г. N 2202-1 «О прокуратуре Российской Федерации» <*>. На основании этого нормативного положения прокурорами опротестовывались, а судами надзорных инстанций зачастую пересматривались оправдательные приговоры по конкретным делам. ——————————— <*> См.: Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации. 1992. N 8. Ст. 366; Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. N 47. Ст. 4472; 1999. N 7. Ст. 878; N 47. Ст. 5620; 2000. N 2. Ст. 140; 2001. N 53. Ст. 5018; 2002. N 26. Ст. 2523; N 30. Ст. 3029; N 40. Ст. 3853; 2003. N 27. Ст. 2700.

Конституционный Суд Российской Федерации указал, что согласно Конституции Российской Федерации в Российской Федерации как правовом государстве человек, его права и свободы являются высшей ценностью, а признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина — обязанностью государства; права и свободы человека и гражданина в Российской Федерации признаются и гарантируются согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с Конституцией Российской Федерации они определяют смысл, содержание и применение законов и обеспечиваются правосудием (ст. ст. 1, 2, 17 и 18). Правосудие по самой своей сути может признаваться таковым лишь при условии, что оно отвечает требованиям справедливости и обеспечивает эффективное восстановление в правах. В соответствии с Конституцией Российской Федерации (ст. ст. 2, 15, 17, 18, 45 и 46), а также Конвенцией о защите прав человека и основных свобод (ст. 6, а также ст. 3 Протокола N 7) и Международным пактом о гражданских и политических правах (п. 6 ст. 14) судебное решение подлежит пересмотру, если какое-либо новое или вновь обнаруженное обстоятельство неоспоримо доказывает наличие судебной ошибки. Конституция Российской Федерации, гарантируя судебную защиту прав и свобод человека и гражданина, обеспечивает каждому право обжаловать в суд нарушающие его права и свободы решения и действия (или бездействие) государственных органов и должностных лиц, а каждому осужденному за преступление — право на пересмотр приговора вышестоящим судом в порядке, установленном федеральным законом (ч. ч. 1 и 2 ст. 46, ч. 3 ст. 50). Исходя из этого федеральный законодатель в целях создания механизма эффективного восстановления нарушенных прав на основании п. п. «в», «о» ст. 71 и ч. 1 ст. 76 Конституции Российской Федерации определил в Уголовно-процессуальном кодексе РСФСР процедуры пересмотра неправосудных решений — производство в кассационной инстанции, которая рассматривает дела по кассационной жалобе и протесту на судебные приговоры, определения и постановления, не вступившие в законную силу, и в качестве дополнительной гарантии обеспечения законности и обоснованности судебных решений — пересмотр приговоров, определений и постановлений, вступивших в законную силу, в порядке надзора (гл. 30, ст. ст. 371 — 383), а также возобновление дел по вновь открывшимся обстоятельствам (гл. 31, ст. ст. 384 — 390). В правовой системе Российской Федерации институт пересмотра судебных решений в порядке надзора основан на положении ст. 126 Конституции Российской Федерации, согласно которой Верховный Суд Российской Федерации как высший судебный орган по уголовным делам, подсудным судам общей юрисдикции, осуществляет в предусмотренных федеральным законом процессуальных формах судебный надзор за их деятельностью, и на положениях о полномочиях Верховного Суда Российской Федерации и других федеральных судов общей юрисдикции по рассмотрению уголовных дел в порядке надзора, которые содержатся в Федеральных конституционных законах «О судебной системе Российской Федерации» и «О военных судах Российской Федерации», принятых в порядке конкретизации ст. ст. 126 и 128 Конституции Российской Федерации. Надзорное производство по уголовным делам, по смыслу ч. 3 ст. 17, ст. ст. 46, 49, ч. 3 ст. 50, ст. 52, ч. 3 ст. 55, ст. ст. 118 и 126 Конституции Российской Федерации, призвано обеспечить исправление судебных ошибок путем пересмотра вступивших в законную силу приговоров, определений и постановлений с тем, чтобы — исходя из принципов справедливости, соразмерности и правовой безопасности — гарантировать эффективную защиту конституционных ценностей, прежде всего прав и свобод человека и гражданина. Конституционно-правовая природа института пересмотра приговоров, определений и постановлений, вступивших в законную силу, ранее была выявлена Конституционным Судом Российской Федерации, в частности в Постановлениях от 2 февраля 1996 г. по делу о проверке конституционности положений ст. ст. 371, 374 и 384 УПК РСФСР, от 6 июля 1998 г. по делу о проверке конституционности ч. 5 ст. 325 УПК РСФСР, от 14 февраля 2000 г. по делу о проверке конституционности положений ч. ч. 3, 4 и 5 ст. 377 УПК РСФСР. При этом Конституционный Суд Российской Федерации пришел к следующим выводам. По своему содержанию и предназначению пересмотр вступивших в законную силу, т. е. окончательных, судебных решений и новое рассмотрение дела — дополнительный способ обеспечения правосудности приговоров, который, имея резервное значение, используется, когда неприменимы или исчерпаны все другие средства процессуально-правовой защиты. Законодатель, установив в качестве обязательных стадий судебного производства рассмотрение дел судами первой и кассационной инстанций, предусмотрел дополнительную гарантию конституционного права каждого на судебную защиту — производство в надзорной инстанции, наделив соответствующих должностных лиц суда и прокуратуры обязанностью приносить надзорные протесты на состоявшиеся судебные решения при наличии оснований для их пересмотра; сам по себе отказ в принесении протеста (равно как и принесение протеста) на состоявшиеся судебные решения нельзя рассматривать как нарушение конституционного права на судебную защиту, поскольку какое-либо иное решение, по-новому определяющее права и обязанности лиц, участвующих в деле, при решении вопроса о принесении надзорного протеста не выносится. Установление уголовно-процессуальным законом возможности возбуждения надзорного производства лишь по инициативе соответствующих должностных лиц (в том числе прокурора) само по себе не влечет отказ в праве на судебную защиту для граждан, чьи права нарушены в результате судебной ошибки, поскольку наряду с надзорным производством в Уголовно-процессуальном кодексе РСФСР предусмотрен еще один дополнительный способ защиты — в процедуре возобновления дел по вновь открывшимся обстоятельствам в целях устранения допущенных при рассмотрении уголовных дел судебных ошибок, которые не были или не могли быть выявлены ранее (ст. ст. 384 — 390). Конституция Российской Федерации, закрепляя право на судебную защиту, не исключает, а, напротив, предполагает возможность исправления судебных ошибок и после рассмотрения дела в той судебной инстанции, решение которой отраслевым законодательством признается окончательным в том смысле, что в обычной процедуре это решение не может быть изменено. Такой вывод вытекает из ч. 3 ст. 46 Конституции Российской Федерации, признающей за каждым право обращаться в соответствии с международными договорами России в межгосударственные организации по защите прав и свобод человека, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты. Данное конституционное положение, означающее, что решения межгосударственных органов могут приводить к пересмотру конкретных дел высшими судами Российской Федерации, тем самым позволяет законодателю закрепить полномочия последних по повторному рассмотрению дела в целях изменения ранее состоявшихся решений. Следовательно, указанные полномочия законодатель вправе предусмотреть и для случаев, когда необходимость изменения судебного решения может быть выявлена и без участия межгосударственных органов. Названные Постановления Конституционного Суда Российской Федерации, а значит, и сформулированные в них правовые позиции сохраняют свою силу и в соответствии со ст. ст. 6 и 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» имеют общеобязательный характер. Положения, содержащиеся во взаимосвязанных п. п. 1 и 2 ст. 342, ч. 1 и п. 1 ч. 2 ст. 371, п. 2 ч. 1 ст. 378, ч. 1 ст. 379, ч. 3 ст. 380 УПК РСФСР, а также п. п. 1 и 2 ст. 36 Федерального закона «О прокуратуре Российской Федерации», образующие единый нормативный комплекс, допускают пересмотр и отмену в порядке надзора по протесту прокурора вступившего в законную силу оправдательного приговора по основаниям односторонности или неполноты предварительного или судебного следствия, а также несоответствия выводов суда фактическим обстоятельствам дела. Согласно ст. 343 УПК РСФСР односторонним или неполно проведенным признается дознание, предварительное или судебное следствие, которые оставили невыясненными такие обстоятельства, установление которых могло иметь существенное значение при постановлении приговора; дознание, предварительное или судебное следствие во всяком случае признается односторонним или неполным, когда по делу: 1) не были допрошены лица, чьи показания имеют существенное значение для дела, или не была проведена экспертиза, когда ее проведение по закону является обязательным, а равно не были истребованы документы или вещественные доказательства, имеющие существенное значение; 2) не были исследованы обстоятельства, указанные в определении суда или постановлении судьи, передавшего дело для производства дополнительного расследования или на новое судебное рассмотрение; 3) не установлены с достаточной полнотой данные о личности обвиняемого. Согласно ст. 344 УПК РСФСР приговор признается не соответствующим фактическим обстоятельствам дела, если: 1) выводы суда не подтверждаются доказательствами, рассмотренными в судебном заседании; 2) суд не учел обстоятельств, которые могли существенно повлиять на выводы суда; 3) при наличии противоречивых доказательств, имеющих существенное значение для выводов суда, в приговоре не указано, по каким основаниям суд принял одни из этих доказательств и отверг другие; 4) выводы суда, изложенные в приговоре, содержат существенные противоречия, которые повлияли или могли повлиять на решение вопроса о виновности или невиновности осужденного или оправданного, на правильность применения уголовного закона или на определение меры наказания. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, как это вытекает из его ст. 379 во взаимосвязи со ст. ст. 342 — 345, предусматривает одни и те же основания к отмене или изменению приговора и в надзорной, и в кассационной инстанциях, не учитывая, таким образом, принципиальное отличие пересмотра судебного решения, вступившего в законную силу, т. е. окончательного, исполняемого или исполненного (такой пересмотр осуществляется в исключительных случаях, тем более в отношении оправдательного приговора), от кассационной проверки судебного решения, которое законную силу еще не приобрело. В конечном счете это привело к искажению конституционно-правовой природы надзорного производства и обусловленных ею критериев допустимости пересмотра и отмены окончательных приговоров. В соответствии с общепризнанным правовым принципом non bis in idem Конституция Российской Федерации устанавливает, что никто не может быть повторно осужден за одно и то же преступление (ч. 1 ст. 50). Международный пакт о гражданских и политических правах предусматривает, что никто не должен быть вторично судим или наказан за преступление, за которое он уже был окончательно осужден или оправдан в соответствии с законом и уголовно-процессуальным правом каждой страны (п. 7 ст. 14), а Конвенция о защите прав человека и основных свобод закрепляет, что никакое лицо не должно быть повторно судимо или наказано в уголовном порядке в рамках юрисдикции одного и того же государства за преступление, за которое это лицо уже было окончательно оправдано или осуждено в соответствии с законом и уголовно-процессуальными нормами этого государства (п. 1 ст. 4 Протокола N 7 в редакции Протокола N 11). Указанный запрет, по существу, является конкретизацией общеправового принципа справедливости и направлен на обеспечение правовой безопасности и правовой стабильности, что нашло отражение и в уголовном законодательстве Российской Федерации. Согласно ст. 6 УК РФ принцип справедливости в уголовном праве означает, что никто не может нести уголовную ответственность дважды за одно и то же преступление, а наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, т. е. соответствовать характеру и степени опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного. Эти положения корреспондируют и предписанию ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации о допустимости возложения на гражданина только таких ограничений прав и свобод, которые соразмерны конституционно значимым целям и направлены на защиту основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. В силу приведенных положений Конституции Российской Федерации и международно-правовых актов невозможно произвольное изменение правового режима для участников уголовно-правовых отношений, в том числе для лица, в отношении которого вынесен окончательный приговор, — поворот к худшему для осужденного (оправданного) при пересмотре вступившего в законную силу приговора, как общее правило, недопустим. На этом основана и правовая позиция Конституционного Суда Российской Федерации, сформулированная в Определениях от 3 июля 1997 г. по запросу судьи Московского областного суда Н. В. Григорьевой и от 8 февраля 2001 г. по жалобе гражданина А. П. Петрова на нарушение его конституционных прав положениями ст. ст. 371 и 380 УПК РСФСР и ст. 36 Федерального закона «О прокуратуре Российской Федерации». Вместе с тем Конвенцией о защите прав человека и основных свобод, а именно п. 2 ст. 4 Протокола N 7 (в редакции Протокола N 11), установлено, что право не привлекаться повторно к суду или повторному наказанию не препятствует повторному рассмотрению дела в соответствии с законом и уголовно-процессуальными нормами соответствующего государства, если имеются сведения о новых или вновь открывшихся обстоятельствах или если в ходе предыдущего разбирательства было допущено существенное нарушение (т. е. имеющее фундаментальный, принципиальный характер — «a fundamental defect» в английском тексте, «un vice fondamental» во французском тексте), повлиявшее на исход дела. Из названного положения Конвенции и корреспондирующих ему положений ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации следует, что федеральный законодатель вправе предусмотреть (с соблюдением критериев и условий, закрепленных в данных положениях) процессуальные механизмы и процедуры пересмотра и отмены вступившего в законную силу приговора и с учетом их природы определить, в каких случаях такой пересмотр возможен в процедуре возобновления дел по новым или вновь открывшимся обстоятельствам, а в каких — в надзорном порядке. При этом исключения из общего правила о запрете поворота к худшему допустимы лишь в качестве крайней меры, когда неисправление судебной ошибки искажало бы саму суть правосудия, смысл приговора как акта правосудия, разрушая необходимый баланс конституционно защищаемых ценностей, в том числе прав и законных интересов осужденных и потерпевших. Отсутствие возможности пересмотра окончательного судебного решения в связи с имевшим место в ходе предшествующего разбирательства фундаментальным нарушением, которое повлияло на исход дела, означало бы, что — вопреки принципу справедливости и основанным на нем конституционным гарантиям охраны достоинства личности и судебной защиты прав и свобод человека (ч. 1 ст. 17, ст. ст. 19, 21 и 46 Конституции Российской Федерации) — такое ошибочное судебное решение не может быть исправлено. Исходя из требований ч. 4 ст. 15, ч. ч. 1 и 3 ст. 17, ст. 46, ч. 1 ст. 50 и ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации и Конвенции о защите прав человека и основных свобод, федеральный законодатель, предусматривая возможность отмены вступившего в законную силу приговора и пересмотра уголовного дела, обязан сформулировать точные и четкие критерии и основания подобной отмены с учетом того, что речь идет о таком решении судебной власти, которое уже вступило в законную силу и которым, следовательно, окончательно решены вопросы о виновности лица и мере наказания. Между тем основания пересмотра вступивших в законную силу приговоров, предусмотренные Уголовно-процессуальным кодексом РСФСР, выходят за эти рамки. Предусматривая возможность отмены вступивших в законную силу, т. е. окончательных, приговоров, тем более если речь идет об оправдательных приговорах, федеральный законодатель в силу требований Конституции Российской Федерации и Конвенции о защите прав человека и основных свобод был обязан сформулировать безусловные основания к их отмене с достаточной определенностью, точностью и ясностью, с тем чтобы исключить произвольное применение закона судом. Не выполнив этого, он тем самым исказил критерии допустимости отмены окончательных приговоров, вытекающие из ч. 4 ст. 15, ст. 46, ч. 1 ст. 50 и ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации и п. 2 ст. 4 Протокола N 7 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод. В результате нарушаются также принципы состязательности и равноправия сторон (ч. 3 ст. 123 Конституции Российской Федерации), которые предполагают, что возбуждение уголовного преследования, формулирование обвинения и его поддержание перед судом обеспечиваются указанными в законе органами и должностными лицами, а лицо, пр ивлеченное к уголовной ответственности, вправе использовать все не запрещенные законом средства для защиты от предъявленного обвинения. Кроме того, искажается принцип презумпции невиновности, закрепленный в ст. 49 Конституции Российской Федерации, согласно которой каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда; обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность; неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого. Исходя из названных принципов, Конституционный Суд Российской Федерации в Постановлении от 20 апреля 1999 г. по делу о проверке конституционности п. п. 1 и 3 ч. 1 ст. 232, ч. 4 ст. 248 и ч. 1 ст. 258 УПК РСФСР сформулировал правовую позицию, согласно которой если органы уголовного преследования не смогли доказать виновность обвиняемого в полном объеме, то это должно приводить (в системе действующих уголовно-процессуальных норм при их конституционном истолковании) к постановлению в отношении обвиняемого оправдательного приговора или обвинительного приговора, констатирующего виновность обвиняемого в менее тяжком преступном деянии. Конституционным принципам уголовного судопроизводства и сформулированной на их основе правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации не соответствует и положение о том, что суд надзорной инстанции при установлении им в результате собственной оценки доказательств односторонности или неполноты дознания или предварительного следствия наделяется полномочием передать дело на новое расследование (п. 2 ч. 1 ст. 378 УПК РСФСР), поскольку тем самым стороне обвинения неправомерно создаются дополнительные возможности по доказыванию вины привлеченного к уголовной ответственности лица уже после вступления приговора суда в законную силу. Следовательно, суд надзорной инстанции не вправе отменить вступивший в законную силу оправдательный приговор со ссылкой на его необоснованность, если в ходе предыдущего разбирательства не было допущено нарушение, отвечающее критерию, указанному в п. 2 ст. 4 Протокола N 7 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Соответственно, и прокурор не вправе ставить перед судом надзорной инстанции вопрос о пересмотре приговора со ссылкой на необоснованность, не подпадающую под этот критерий. Исследовав проблему, Конституционный Суд Российской Федерации пришел к выводу, что находящиеся в нормативном единстве положения п. п. 1 и 2 ст. 342, ч. 1 и п. 1 ч. 2 ст. 371, п. 2 ч. 1 ст. 378, ч. 1 ст. 379 и ч. 3 ст. 380 УПК РСФСР, а также п. п. 1 и 2 ст. 36 Федерального закона «О прокуратуре Российской Федерации» в части, допускающей пересмотр и отмену в порядке надзора по протесту прокурора вступившего в законную силу оправдательного приговора ввиду односторонности или неполноты расследования или судебного следствия, а также несоответствия выводов суда фактическим обстоятельствам дела в случаях, когда в предшествующем разбирательстве не были допущены нарушения, которые отвечали бы критериям, предусмотренным п. 2 ст. 4 Протокола N 7 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, не соответствуют Конституции Российской Федерации, ее ч. 4 ст. 15, ст. ст. 46, 49, ч. 1 ст. 50, ч. 3 ст. 55 и ч. 3 ст. 123. Приведенные в настоящей статье решения Конституционного Суда Российской Федерации в значительной степени касались проверки конституционности отдельных положений действовавшего уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации. Однако новый УПК РФ содержит ряд сходных положений, в связи с чем выявленный в решениях конституционно-правовой смысл закона, а также сохраняющие свою силу правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации имеют практическое значение. Так, ст. 405 нового УПК РФ предусматривает, что пересмотр в порядке надзора обвинительного приговора, а также определения и постановления суда в связи с необходимостью применения уголовного закона о более тяжком преступлении ввиду мягкости наказания или по иным основаниям, влекущим за собой ухудшение положения осужденного, а также пересмотр оправдательного приговора либо определения или постановления суда о прекращении уголовного дела не допускаются. Очевидно, что приведенное положение закона не полностью согласуется с правовой позицией Конституционного Суда Российской Федерации, сформулированной в рассмотренном Постановлении, и это должно учитываться при применении ст. 405 УПК РФ, а также в процессе совершенствования уголовно-процессуального законодательства.

——————————————————————