Преследование адвокатуры: каратаевщина

(Редакционный материал) («Адвокат», 2006, N 9)

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ АДВОКАТУРЫ: КАРАТАЕВЩИНА

Юбилейный выпуск нашей исторической рубрики посвящен одному из относительно недавних и тяжелых периодов в жизни московской адвокатуры <*>. ——————————— <*> Материал предоставлен Советом Адвокатской палаты г. Москвы, с согласия автора — А. А. Рогаткина.

Советская власть не гнушалась гонениями на адвокатуру. Трагические судьбы адвокатов П. Н. Малянтовича и его младшего брата В. Н. Малянтовича, Б. М. Овчинникова, А. М. Александрова, Л. Н. Родзевича, Н. А. Миролюбова, С. В. Цветаева, Д. Н. Давидовича, Л. М. Кадинского, В. П. Деннике, Н. Л. Вейнмарка, М. Л. Мандельштама, А. М. Долматовского, Б. Н. Хазанова, Н. Е. Федорова, Н. Д. Петушкова, Г. Н. Амфитеатрова, А. Г. Емельянова, А. С. Тагера и многих других красноречиво свидетельствуют о том, что неугодные адвокаты подверглись аресту, а затем и смертной казни как враги народа. Вечная им память!

После ХХ съезда партии, осуждения культа личности Сталина и репрессий, направленных против народа, методы и способы преследований адвокатов изменились. Вместо прямолинейно жестоких следователи взяли на вооружение более изощренные — замаскированное нарушение процессуального закона (в том числе попытки допросить адвокатов в качестве свидетелей и тем самым лишить их возможности участвовать в рассмотрении дела в роли защитников), склонение свидетелей к даче ложных показаний против адвокатов, грубое запугивание и т. д. Часто к расследованию разного рода дел привлекались следователи из других регионов в расчете на то, что желание выслужиться перед московским начальством заставит их смотреть сквозь пальцы на прямое нарушение закона. Например, в начале 80-х гг. прошлого века расследовалось несколько крупных дел: «Елисеевского гастронома» (дело Соколова), овощных и фруктовых баз (дело Амбарцумяна), дело руководящих торговых работников Москвы (дело Трегубова). К этому расследованию была привлечена группа иногородних следователей, руководить которой было поручено В. И. Каратаеву, прибывшему из г. Нижний Тагил. Эта фамилия дала название значительному по продолжительности периоду преследования адвокатов Московской городской коллегии — «каратаевщина». Возникло желание возбудить «дело века», посадить на скамью подсудимых руководство коллегии и значительное число адвокатов по обвинению в преступных связях с работниками суда и прокуратуры, в коррупции и совершении других серьезных преступлений. Начиналось все просто: 2 июня 1985 г. из уголовного дела в отношении руководства и других ответственных лиц системы управления торговли Мосгорисполкома было выделено в отдельное производство дело «О привлечении к уголовной ответственности адвокатов Н. И. Пичугиной и В. Н. Бойко». Пичугина за несколько месяцев до возбуждения уголовного дела против нее была отчислена из Московской городской коллегии адвокатов за неблаговидные поступки. Но, по-видимому, эту даму влекли более «интересные приключения», и она, избавившись от опеки президиума коллегии, безбоязненно расширила сферу своей деятельности. Очевидно, на чем-то попалась, в стремлении заслужить снисхождение стала «колоться», и благодаря ее показаниям был привлечен к ответственности адвокат Областной коллегии В. Н. Бойко. Расследование дела было поручено группе Каратаева или, как говорили в кулуарах, «великолепной семерке». Каратаев сразу нащупал слабое звено, понял, что от Пичугиной можно получить любые показания, и получил их, что дало ему возможность составить следующий документ. «…На следствии Пичугина раскаялась в совершении преступления, активно способствовала установлению истины по делу и изобличению виновных. Чистосердечно рассказала о нездоровой обстановке в Московской городской коллегии адвокатов, об условиях, способствующих возникновению в адвокатуре преступных проявлений, а также круговой поруки и протекционизма». Даже поверхностное ознакомление с этим текстом позволяет сделать вывод, что показания Пичугиной — это «пустышка»: ни одного конкретного факта, громкая фраза об «изобличении виновных» (в этой фразе В. Н. Бойко предстает во множественном числе, так как другие фамилии не называются). Звучит победно, но эта победа добыта незаконным путем. Конечно, Каратаев понимал, какова цена показаниям Пичугиной — ведь допрос вели его соратники и он сам. Поэтому настала пора выступить в роли иллюзиониста и достать «из цилиндра» несколько человек. Он объявился в юридической консультации N 8, где когда-то работала Пичугина 25 июля 1985 г., и мановением рук достал регистрационные карточки шестерых адвокатов и заведующего консультацией А. Я. Каминского. Выемка производилась не из «цилиндра», а из сейфа бухгалтера, но без соответствующего протокола. Зачем нужны были эти карточки или, вернее, договоры с клиентами на ведение дела? Затем, что в этих документах содержались фамилии обратившихся к адвокату и их адреса. С помощью этих сведений был пущен в ход один из способов преследования адвокатов. Обладая карточками, следователь вызывал клиентов, допрашивал их, а между делом сообщал, что дело решено неправильно, слишком сурово и только по вине адвоката. Если клиент расскажет, что давал деньги адвокату для передачи судье, то дело его сына (брата, мужа, жены и т. д.) будет пересмотрено в сторону смягчения. Не все ловились на эту удочку, но некоторые все-таки клевали на заманчивое обещание. Так, гражданка Костюкевич, ранее завербованная органами ОБХСС, оклеветала адвоката М. И. Когана (Марк Иосифович еще не раз будет упоминаться в очерке, в том числе по эпизоду с Костюкевич). А сейчас продолжим рассказ об изъятии карточек в ЮК N 8. Господин Каратаев несколько перестарался со своим «цилиндром». Он изъял карточки на ведение гражданских и уголовных дел у семи адвокатов за 1980 — 84 гг. Во-первых, это изъятие незаконно, так как он должен был предъявить постановление об изъятии документов, в котором должно быть сказано, какие конкретно документы изымаются, с какой целью, а само изъятие протоколируется. Трудно себе представить, сколько же карточек было изъято за пять лет у семерых адвокатов. А ведь это несколько сотен документов, требующих изучения, несколько сотен свидетелей, которых надо разыскать и вызвать для допроса. Говорят, что «русский мужик задним умом крепок». Каратаев догадался-таки, что операция, так хорошо задуманная, прошла впустую. Тогда он объявил вернувшемуся из отпуска председателю президиума МГКА Г. А. Воскресенскому, что проведет ревизию всей деятельности юридической консультации. Идея интересная, но поздно возникшая. К этому времени заведующий ЮК уже подал в президиум заявление с просьбой освободить его от обязанностей заведующего, так как сложившаяся обстановка лишает его возможности руководить консультацией. Это событие обсуждалось на заседании президиума, о нем было доложено в ГК КПСС, и было принято решение о ликвидации ЮК N 8, тем более что этот вопрос возник за год до случившегося, поскольку ту же территорию обслуживала ЮК N 20. Тогда решение не было принято, но на этот раз ввиду новых событий ЮК N 8 была расформирована, ее документы переданы в центральную бухгалтерию, а помещение — ЮК N 20. Таким образом, акция с проведением ревизии провалилась. Между тем летом 1986 г. дело Пичугиной и Бойко поступило в Гагаринский народный суд. Пичугину защищала адвокат И. С. Карпинская, а Бойко — адвокат Г. М. Резник. Само по себе это дело не представляет никакого интереса, кроме того, что Бойко не признавал себя виновным и заявлял, что Пичугина его оговорила. Но неожиданно в деле появилась «изюминка». В конце судебного следствия адвокат Г. М. Резник заявил ходатайство. Ссылаясь на конкретные материалы дела, он обвинил Каратаева в утаивании протоколов допросов и очных ставок, ряда документов, в оказании давления на свидетелей, введении их в заблуждение по поводу показаний подсудимых, в запугивании свидетелей, извращении их показаний и т. д. В итоге адвокат Г. М. Резник ходатайствовал о привлечении Каратаева к уголовной ответственности по признакам ст. 170 (ч. I и ч. II) УК РСФСР и ст. 179 (ч. II) УК РСФСР (в редакции тех лет). Суд проявил снисхождение к Каратаеву и ходатайство отклонил. Поощренный судом, Каратаев бурно развивал свою деятельность. В ЮК N 1 были изъяты карточки адвокатов Сафронского, Носова и Косачевского. Э. Г. Сафронский был арестован по оговору и необоснованно содержался под стражей более 10 месяцев. Защищал его Г. П. Падва. Окрыленный состоявшимся арестом господин Каратаев решил, что пора лично познакомиться с председателем президиума. Он явился к Г. А. Воскресенскому и, судя по рассказам адвокатов, стал по-хозяйски расхаживать по кабинету и громко, словно диктуя, разговаривать повелительным тоном. Воскресенский некоторое время терпел, а затем вскричал: «Сядьте и перестаньте мельтешить перед глазами. Никто Вас здесь не боится, поэтому ведите себя прилично!» Каратаев сразу же сбавил тон и, главное, понял, что его действительно не боятся. Но он рассчитывал на другое и несколько растерялся. Поговорив еще немного и получив твердые ответы на все вопросы, Каратаев ретировался. Он переключился на М. И. Когана, решив, что он располагает надежными доказательствами против него. В это время адвокат М. И. Коган защищал несовершеннолетнего Шатилова, обвинявшегося в убийстве водителя такси. В судебном заседании в Мособлсуде подсудимый отказался от своего признания и заявил, что убийство совершил другой человек, назвав его. Дело возвратили на доследование. Но органы внутренних дел Московской области применили старый прием и решили допросить Когана в качестве свидетеля, лишив его права защищать Шатилова. Однако вызванный на допрос адвокат в соответствии с законом отказался дать показания. Следователь сообщил в юридическую консультацию, что адвокат будет допрошен в качестве свидетеля, и предложил назначить другого адвоката. Однако благодаря настойчивости президиума МГКА Коган был допущен к защите Шатилова. В поддержку Когана «Литературная газета» опубликовала очерк о «Строптивом адвокате». Но материал на М. И. Когана каким-то образом попал к Каратаеву. Применяется излюбленный прием — изъятие карточек. По показаниям некой Костюкевич о том, что она в квартире Когана передала ему 1000 рублей для передачи судье, возбуждается уголовное дело. В результате 2 февраля 1987 г. М. И. Когану предъявляется обвинение в подстрекательстве к даче взятки. А далее лучше предоставить слово самому М. И. Когану. Однажды его вызвали к Каратаеву, он ждал, сидя спиной к двери, пока Каратаев обратит на него внимание. Затем Коган в своих воспоминаниях пишет: «Слышу — дверь распахивается и раздается истошный женский вопль: «Марк Иосифович! Как вам не стыдно! Когда Вы отдадите мне тысячу рублей? Вы же знаете мое тяжелое материальное положение. Отдайте мне мои деньги…». Каратаев усадил ее напротив меня и объявил, что сейчас будет происходить очная ставка… Он немного запнулся, но закончил — свидетеля Когана и потерпевшей Костюкевич. Как только он назвал ее фамилию, я вспомнил подробности наших с ней отношений. Это было три года назад и продолжалось всего несколько дней. Костюкевич обвиняли в хищении государственного имущества в особо крупном размере, совершенном по предварительному сговору группой лиц в магазине «Диета». Ознакомившись с материалами дела в суде, я понял, что все доказательства против многих обвиняемых основаны только на ее показаниях и с удивлением высказал ей это. Она расплакалась и рассказала, как была завербована в ОБХСС. Ее подловили, когда она несла домой десяток банок дефицитной тогда черной икры, и угрожали привлечь к уголовной ответственности. После вербовки от нее, естественно, потребовали сдать руководителей и других работников магазина, и она наговорила на них оперативникам, а потом и следствию… Я с давних пор не люблю доносчиков и провокаторов. Поэтому, ознакомившись с материалами дела, предложил ей пригласить другого адвоката, так как плохо себя чувствую. Она все поняла и пошла, видимо, жаловаться к своим кураторам. Вскоре мне позвонили из УБХСС города и довольно резко спросили, почему я отказываюсь ее защищать. Я им ответил так же, как и ей, что плохо себя чувствую, и назавтра взял больничный лист. Как же при этих обстоятельствах и за что я мог с нее получить какие-нибудь деньги помимо кассы? Ведь даже те деньги, которые ею были внесены в кассу консультации официально, были ей возвращены из-за моей болезни… И вот эта самая мадам Костюкевич теперь утверждает, что я получил от нее тысячу рублей помимо кассы… По сценарию Каратаева (или тех, кто прислал к нему Костюкевич), мадам якобы передала эту злосчастную тысячу рублей не мне лично, а моей жене в дверях нашей квартиры, куда Валя ее впустила. Я тут же вспомнил: когда из-за этой дамочки я взял больничный лист и не ходил на работу, она позвонила и потребовала вернуть ей какие-то документы. Я обещал прислать их на следующий день в юрконсультацию… «Меня завтра не устраивает, — заявила Костюкевич, — мне нужны мои документы сегодня. Я уже возле вашего дома и звоню вам из телефона-автомата из аптеки». Возле аптеки в нашем доме действительно стояла телефонная будка, но, как у многих уличных телефонов, там давно была оторвана трубка… «Откуда вы узнали мой адрес?» «Мне дал его адвокат Косачевский». Я вспомнил, что ее ко мне действительно отправил адвокат В. А. Косачевский, который к тому времени был уже на пенсии. Он жил в нашем доме. И еще вспомнил, что он представил мне Костюкевич в своей квартире как старую знакомую. У меня же она никогда не была. Но зачем она врет про телефон-автомат? И я решил не впускать ее в квартиру. Сославшись на то, что лежу с высокой температурой, сказал, что жена вынесет ей документы. Жены дома не было, но была ее приятельница; я наказал ей открыть дверь и передать мадам Костюкевич ее бумаги, но в квартиру не впускать. Так и было сделано, хотя незваная гостья пыталась все-таки проникнуть в мое жилище. Вспомнив все это, я сообразил: Вали в то время вообще не было в Москве, что нетрудно подтвердить документально — еще один козырь в противостоянии с Каратаевым. Однако самое интересное было впереди. Показания Костюкевич убедили меня в том, что ее подготовили к провокации не только против меня, но и против других моих коллег. Я спросил, откуда она узнала мой домашний адрес. Мадам извлекла из ридикюля записную книжку, открыла ее на букве «К» и начала читать: «Вот — Козин, вот — Косачевский, вот — Каждан, вот — Каплан, а вот и Коган». Каким образом в ее записной книжке оказались адреса других известных адвокатов — этот мой вопрос Каратаев, конечно, снял… А потом Каратаев сам пихнул мне за пазуху увесистый булыжник. Он предложил Костюкевич нарисовать план моей квартиры. Я с наигранным волнением следил за ней. Так и есть — она набросала план квартиры моего соседа В. А. Косачевского. Хотя его квартира находилась прямо над моей, ее планировка была совсем другой. Вспоминая сейчас эти подробности, я как профессионал даже жалею, что дело не дошло до суда» (Коган М. Исповедь строптивого адвоката. С. 80 — 83). Очень красочно Марк Иосифович описал забавную детективную историю, в которой в собственную ловушку попал охотник. Но тогда ему было не до забав. Над ним висело обвинение в совершении преступления, и он понимал, что, несмотря на придуманность всей истории, он оказался в этой ситуации не в единственном числе — всех, кто значится в книжке Костюкевич на букву «К», может ждать такое же расследование. Но Каратаев тоже чувствовал себя прескверно. Применяемые им приемы по запугиванию адвокатов успеха не принесли. Он очень надеялся на них и даже вслух заявлял, что эти адвокаты скоро сами прибегут к нему и попросятся в тюрьму. Прием казался таким заманчивым — телефонные звонки в консультацию с вопросом: «А разве адвокат Падва еще не арестован?», звонок на квартиру к Когану, Резнику с теми же вопросами казались таким действенным психологическим давлением, прямо сродни «психической атаке». Но трусов среди адвокатов, членов их семей и секретарей консультаций не нашлось. Каждый спокойно написал докладную в президиум и знал, что эта докладная попадет по назначению. А докладная Г. П. Падвы была направлена в ЦК КПСС ввиду беспардонных козней, примененных к нему: свидетели по делу Сафронского заявили в суде, что накануне их допроса к ним приходил адвокат, очень похожий на Генриха Павловича, и просил изменить показания в пользу Сафронского, при этом назвали точное время. Но Г. П. Падва смог доказать, что именно в это время он находился в консультации, и это видели десятки людей. Все это он описал в докладной, которую направил в ЦК. Настроение Каратаева, несмотря на изобретательность в подговорах и подлогах, резко понизилось. Ничего не дали и поездки на Кавказ по адресам клиентов, установленным из карточек, изъятых в ЮК N 8. Адвокаты Стамбулян и Назарова случайно узнали о попытках допрашивать их кавказских клиентов и тоже в форме докладной с возмущением написали о заявлениях допрашивавших о том, что адвокаты арестованы и сознались в получении от них денег. Все действия Каратаева невозможно описать в хронологическом порядке, так как одновременно расследовалось и разрабатывалось в оперативном порядке сразу несколько дел. Помощники Каратаева не только звонили по телефону родственникам адвокатов с целью запугивания, но и проделывали другую работу по сбору компрометирующих материалов. Кроме того, в коллегии у них были осведомители и помимо Пичугиной. Например, адвокат М. вел себя вызывающе с коллегами, оскорблял их, обвинял в неправомерных делах, а позже выяснялось, что он тайно встречался со следователями и передавал им информацию. Заподозрив его в деятельности, направленной против законных интересов коллегии, в отделе кадров заинтересовались его прошлым и установили, что М. еще до поступления на юрфак был судим за злостное хулиганство, но скрыл этот факт от администрации факультета, а также при зачислении в МГКА и вступлении в КПСС. Узнав, что он разоблачен, М. покинул ряды коллегии, не дожидаясь принятия к нему официальных мер за сокрытие обстоятельств, препятствующих приему в коллегию и в КПСС, скрылся. Таким образом, никаких особых побед Каратаев в своей борьбе без правил против коллегии адвокатов не добился. Правда, дело Пичугиной и Бойко подходило к концу, но и его к достижениям отнести было нельзя, так как удар, нанесенный ему Г. М. Резником в виде ходатайства о привлечении следователя к уголовной ответственности, был очень чувствительным и часто напоминал о себе. Немного ободрили Каратаева показания Пичугиной о том, что за прием в коллегию она заплатила заместителю председателя М. П. Козину и работнице отдела кадров В. А. Шипиловой, но этот оговор никем и ничем не подтвердился. Козин, который был уже немолодым человеком, не захотел тратить последние силы на нелепые допросы и подал заявление об освобождении его от должности и переводе заведующим в юридическую консультацию. Президиум его ходатайство удовлетворил. Тогда Каратаев решил обратить свое внимание на другого заместителя председателя президиума коллегии — Б. Ф. Абушахмина. Применив ставший уже привычным метод телефонного запугивания, Каратаев понял, что надо изменить тактику и прибегнул к шантажу. Однажды Б. Ф. Абушахмину позвонила гражданка, которая потребовала вернуть деньги, якобы полученные им в июне 1985 г. в автомашине. Абушахмин в резкой форме предложил звонившей прекратить шантаж и оставить его в покое. После еще нескольких попыток угроз телефонные звонки прекратились. Кстати, деятельность Каратаева привела к появлению нового вида преступления — шантажу против адвокатов со стороны лиц, не имевших никаких дел с адвокатом, но знавших о том, что против них ведется расследование и грозивших сообщить следственным органам о преступлениях, якобы совершенных этими адвокатами. Так, в президиум поступило заявление от некой гражданки, требующей принять меры к возвращению большой суммы денег, якобы врученных ею адвокату А. за ведение трудового дела. Одновременно к А. обратился гражданин, назвавшийся работником милиции, который заявил, что адвокаты теперь «под колпаком» (имея в виду группу Каратаева), и во избежание ответственности предложил передать ему значительную сумму. Проверка заявления была поручена Г. П. Падве. Он выяснил, что никакого трудового дела, указанного в заявлении гражданки, в обозначенном суде не слушалось. Кроме того, он предложил А. встретиться со звонившим ей шантажистом и записать весь разговор на диктофон, что и было сделано. Шантажист, услышав свой голос в присутствии Падвы, умолял его пощадить, а заявительница взяла свое заявление из президиума. А. не захотела привлекать шантажистов к ответственности, и президиум пошел ей навстречу. Так последователи Каратаева отделались легким испугом. В это время Каратаева ждала новая задача: дело Э. Г. Сафронского было отправлено на доследование. Итак, у Каратаева оставалось только дело Пичугиной, да и то с приобщенным к делу ходатайством о привлечении к уголовной ответственности, которое никаких карьерных дивидендов не сулило, напротив, разрушало даже робкие мечты о повышении. Президиум не дремал. Было собрано множество докладных о кознях каратаевских приспешников, опубликована в «Правде» статья профессора В. Савицкого «Престиж адвокатуры» (Правда, 22 марта 1987 г.) и приняты все меры для воцарения в коллегии спокойной обстановки. Со временем родилась идея о создании Союза адвокатов СССР для объединения и защиты адвокатов, для того, чтобы избежать ситуации, когда любая коллегия могла остаться в одиночестве перед противником, не гнушавшимся никакими средствами.

——————————————————————