Современные проблемы следственной власти в России

(Смирнов А. В.) (Подготовлен для системы КонсультантПлюс, 2009)

Подготовлен для системы КонсультантПлюс

СОВРЕМЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ СЛЕДСТВЕННОЙ ВЛАСТИ В РОССИИ

Материал подготовлен с использованием правовых актов по состоянию на 30 октября 2009 года

А. В. СМИРНОВ

Смирнов А. В., д. ю.н., проф., советник Конституционного Суда РФ.

В сфере осуществления предварительного расследования в российском уголовном процессе сегодня можно отметить ряд острых проблем, уходящих своими корнями в далекое прошлое, но имеющих на сегодняшний день важнейшее значение как для государственно-правовой, так и политической жизни страны. Прежде всего, следует указать на проблему реформирования органов предварительного следствия. История нашего уголовного процесса — это главным образом история его предварительного расследования. Долгие годы собственно судебная деятельность «сияла» отраженным светом, в то время как подлинное, скрытое светило давало о себе знать лишь цепкой силой своего обвинительного тяготения. Именно предварительное расследование фактически предопределяло конечную судьбу уголовных дел, в результате чего теоретически состязательное судопроизводство на практике низводилось до уровня розыскного, с присущим ему сосредоточением центра тяжести уголовной юрисдикции в руках одного субъекта. В значительной степени это было связано с тем, что с конца двадцатых годов следователь, который до этого — по УПК РСФСР 1922 и 1923 гг. — исполнял судебную по своему характеру функцию, относящуюся к предварительному расследованию (судебный следователь в составе органов юстиции), оказался в полной организационной и дисциплинарной зависимости от прокурора, а позднее — и от органов дознания <1>. Следователь из представителя судебной власти, из «маленького судьи» превратился в «маленького прокурора». За это на IV и V съездах деятелей советской юстиции (1922, 1924 гг.) активно выступал прокурор Верховного Суда СССР А. Я. Вышинский. Он предлагал отказаться от «старой» точки зрения на предварительное следствие как на судебную деятельность и рассматривать ее как однопорядковую с дознанием <2>. Против реализации этой идеи высказались видные юристы. Н. Н. Полянский констатировал, что в результате этих изменений в советском уголовном процессе прекратило существование предварительное следствие в его традиционном понимании <3>. Для прекращения научной дискуссии потребовался беспрецедентный акт силового давления — Постановление объединенного заседания коллегий наркоматов Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ) СССР и РКИ РСФСР от 10 сентября 1927 г. о полной передаче народных следователей в подчинение прокуратуры и превращение их в «местных агентов прокурорского надзора» <4>. Постановлениями ВЦИКа и СНК РСФСР от 3 сентября 1928 г., ЦИКа и СНК СССР от 30 января 1929 г. <5> следственный аппарат был передан в прокуратуру. Результатом этих трагических событий стала гибель в советском уголовном процессе предварительного следствия, которое фактически превратилось в прокурорское дознание, наделенное, однако, судебными полномочиями. С точки зрения распределения процессуальных функций предварительное расследование окончательно утратило признаки состязательности. Это явилось шагом назад по сравнению с Уставами уголовного судопроизводства и даже УПК 1922 и 1923 гг. Как заметил тогда Председатель Верховного Суда РСФСР П. И. Стучка, речь шла о рецепции старого французского процесса по наполеоновскому Кодексу 1808 г., от слепого следования которому большинство стран отказались еще в XIX в. <6>. В дальнейшем именно инквизиционный характер предварительного расследования станет определяющей чертой нашего уголовного процесса, которую в полной мере перенял потом УПК 1960 г., а затем, в основном, и УПК РФ 2001 г. ——————————— <1> В 1963 г. в органах Министерства охраны общественного порядка был создан следственный аппарат, находящийся в структуре ОВД, а значит, в штатном и материальном подчинении органа дознания. <2> См.: V Всероссийский съезд деятелей советской юстиции. 10 — 15 марта 1924 г. Тезисы. Стенографический отчет. Резолюции. М., 1924. С. 193 — 194. <3> См.: Полянский Н. Н. Новая редакция Уголовно-процессуального кодекса. С. 24. <4> Еженедельник советской юстиции. 1927. N 40. С. 125. <5> СУ РСФСР. 1928. N 117. Ст. 733; СЗ СССР. 1929. N 3. Ст. 106. <6> См.: Стучка П. И. Тезисы о реформе УПК // Революция права. 1928. N 2. С. 68.

Однако идея о разделении функций прокуратуры и следствия не умерла. Уже начиная с середины 50-х гг. предлагалось создать единый самостоятельный следственный аппарат, независимый и от МВД, и от прокуратуры <7>. Однако речь тогда шла лишь об организационной предпосылке независимости следствия, а не о ее процессуальных гарантиях. Постановлением Верховного Совета РСФСР от 24 октября 1991 года N 1801-1 была одобрена Концепция судебной реформы, которая предусматривала необходимость отделения оперативно-розыскных служб от следственного аппарата и организационного выделения следственного аппарата из структур прокуратуры, МВД и АФБ (КГБ). ——————————— <7> См.: Бородин С. В., Грун А. Я. К вопросу о реформе судебного управления и следственного аппарата в СССР // Сов. государство и право. 1957. N 7; Перлов И. Д., Рагинский М. Ю. Назревшие вопросы дознания и предварительного следствия // Сов. государство и право. 1957. N 4; Тикунов В. С. О дальнейшем совершенствовании предварительного следствия // Сов. государство и право. 1965. N 6; Вахитов Ш. К. Место следственного аппарата в системе государственных органов // Советское государство и право. 1988. N 2. С. 77 и др.

В наши дни представление о необходимости освободить прокурора от ответственности за руководство предварительным следствием и тем самым очистить его надзорную функцию от наслоений чуждых ей интересов явилось теоретической основой для законодательных новаций. 5 июня 2007 г. Федеральным законом «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Федеральный закон «О прокуратуре Российской Федерации» предварительное следствие было выделено из единой системы органов прокуратуры путем создания нового, относительно самостоятельного органа — Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации. Этим Законом прокурор был полностью лишен и процессуальных полномочий по руководству предварительным следствием, они сохранились у него только в отношении органов дознания <8>. Отныне функция уголовного преследования осуществляется прокурором на предварительном следствии большей частью лишь постольку, поскольку он участвует в подготовке и формировании будущего государственного обвинения в суде. Эта функция проявляет себя здесь в основном на завершающем этапе расследования — в полномочиях прокурора при рассмотрении уголовного дела, поступившего к нему от следователя с обвинительным заключением (гл. 31 УПК РФ). Ведь с этого момента, но никак не ранее, прокурор становится ответственным за качество обвинения, которое прокуратуре предстоит поддерживать в суде. Таким образом, прокурор получает возможность для реализации беспристрастного надзора на всем протяжении предварительного следствия, вплоть до его окончания. В результате этих изменений объективно строй российского предварительного расследования существенно изменился. Теперь до момента утверждения обвинительного заключения прокурор еще не является уголовным преследователем и потому, принимая меры по устранению допущенных следователями нарушений, до некоторой степени может исполнять роль арбитра между сторонами обвинения и защиты. ——————————— <8> Из всех властных полномочий в отношении органов предварительного следствия у прокурора осталось лишь право отменять постановление о возбуждении уголовного дела, если прокурор признает постановление о возбуждении уголовного дела незаконным или необоснованным. Однако он вправе реализовать данное право лишь в течение 24 часов с момента получения материалов (ч. 4 ст. 146 УПК РФ). Впрочем, 17.09.2009 в Государственную Думу РФ был внесен законопроект N 254445-5, в котором предлагается возвратить прокурору право отменять постановление о возбуждении уголовного дела в течение всего срока предварительного расследования.

Создание Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации стало первым шагом на пути реформирования органов предварительного расследования. Некоторыми наблюдателями не исключается, что следующим станет создание единого Следственного комитета (либо Федеральной службы расследований), объединяющего все действующие в настоящее время органы предварительного следствия (Следственный комитет при прокуратуре, Следственный комитет при МВД, следственные подразделения ФСБ и ФСКН). Проект Закона «О Федеральном следственном комитете» был разработан еще в начале 1990-х годов С. М. Шахраем, возглавлявшим тогда Государственно-правовое управление Президента РФ. В 2001 г. к этой идее вернулся назначенный заместителем главы Администрации Президента (ныне — заместитель Председателя Правительства РФ) Д. Н. Козак, который, по сообщениям СМИ, заявил, что принципиальное решение о необходимости создания Федеральной службы расследований принято. Вместе с тем он подчеркнул, что решено пока отложить этот вопрос до внесения изменений в законодательство. «Необходимо посмотреть на функционирование следственного аппарата в условиях нового Уголовно-процессуального кодекса, — сказал Д. Козак. — Главный замысел состоит в том, чтобы выделить в самостоятельную отрасль предварительное следствие. Тогда она не будет зависеть от интересов ведомств, по которым следствие рассредоточено сегодня (МВД, ФСБ, прокуратура, налоговая полиция)». Одним из аргументов в пользу создания комитета называется то, что «подведомственные» следователи настроены на придание делу обвинительного уклона. Второй аргумент — с созданием единого следствия будут исключены попытки «монополизировать» ведение дел, тем самым «улучшая» статистику раскрываемости преступлений. Наконец, это устранит разногласия между ведомствами по поводу подследственности уголовных дел и число межведомственных согласований, а стало быть, ускорит саму процедуру следствия <9>. Кроме того, при обсуждении вопроса о дальнейшем пути реформ применительно к системе и организации прокуратуры высказывается получавшая определенную поддержку в обществе (с обоснованием как историческим опытом Российской империи, так и опытом других государств, в частности США) позиция о целесообразности включения органов прокуратуры в состав Министерства юстиции РФ в качестве подразделения, ответственного за государственное обвинение <10>. ——————————— <9> Новости N ESru. com // http:// www. ntvsport. ru/ russia/ 24may2001/ razvedka. html. <10> Как писала 8 сентября 2008 г. газета «Ведомости», Генеральная прокуратура России уже осенью 2008 года могла стать частью Министерства юстиции. При этом полностью она ликвидирована не будет, поскольку упоминается в Конституции Российской Федерации (статья 129) // http:// www. akm. ru/ rus/ news/ 2008/ september/ 08/ ns_2461865.htm.

Необходимо, однако, сказать, что произведенное разделение функций имеет пока половинчатый и не вполне последовательный характер. Все же прокуратуре, которая исторически сложилась именно как главный субъект уголовного преследования, всегда будут значительно ближе интересы органов предварительного следствия, стороны обвинения, чем нехарактерная и непривычная роль беспристрастного арбитра в споре сторон. К тому же появление фактически самостоятельной следственной власти, которая во многом лишь формально остается в составе прокуратуры, влечет определенное ограничение конституционного принципа единства и централизации прокуратуры с подчинением нижестоящих прокуроров (прокурорских работников) вышестоящим (статья 129 Конституции РФ), поскольку разрешение ряда важных вопросов, связанных с деятельностью Следственного комитета (назначение и снятие с должности Председателя этого органа и его заместителей, формирование структуры и личного состава следственных органов, процессуальное руководство следователями и др.), ныне не входит в компетенцию Генерального прокурора РФ и подчиненных ему прокуроров <11>. В СМИ публиковались оценки ряда специалистов, которые указывали на то, что создание Следственного комитета при прокуратуре вряд ли сможет дать толчок активизации состязательного процесса в самом суде <12>. С этим можно согласиться, поскольку ключ к решению проблемы лежит, по-видимому, не в укрупнении следственного ведомства, а в преодолении инквизиционного характера его деятельности, что связано, в первую очередью с нахождением его в системе органов уголовного преследования под эгидой исполнительной власти <13>. ——————————— <11> В марте 2009 года главенство Генерального прокурора над руководителем Следственного комитета при прокуратуре (СКП) признал Верховный Суд РФ, который рассмотрел дело об увольнении Генеральным прокурором заместителя начальника Главного следственного управления по Южному федеральному округу А. Глущенко. В своем решении Суд подчеркнул — внутриведомственная субординация в системе прокуратуры в главном не изменилась. В соответствии со статьей 129 Конституции РФ «прокуратура составляет единую централизованную систему с подчинением нижестоящих прокуроров вышестоящим и Генеральному прокурору», — говорится в решении Суда. Установлено, что Генеральный прокурор руководит системой прокуратуры, издает обязательные для исполнения всеми работниками органов и учреждений прокуратуры приказы. Председатель СКП — первый заместитель Генерального прокурора. Следовательно, юрисдикция последнего распространяется на должностных лиц СКП, в том числе и его Председателя. Позднее Верховный Суд РФ также признал правоту Генеральной прокуратуры, выступавшей за увольнение главы московского управления Следственного комитета при прокуратуре РФ А. Багмета. <12> См., например: Создание Следственного комитета России: чем нам это грозит? // Закон. Интернет-журнал Ассоциации юристов Приморья. http:// www. proknadzor. ru/ articles/ showart. php? id=15371. <13> Вместе с тем само по себе укрупнение следственного органа, по-видимому, способно принести и некоторый краткосрочный эффект. Это подтверждает опыт Казахстана, где единый Следственный комитет, будучи создан в середине 90-х гг., оказался способен на решительную борьбу с коррупцией на самых высоких этажах власти. Однако его дальнейшая судьба была недолгой.

Представляется, что вопрос о разделении процессуальных функций на досудебных стадиях уголовного процесса может быть удовлетворительно решен лишь тогда, когда между уголовным преследователем и стороной защиты на предварительном следствии будет поставлен подлинно независимый орган юстиции — по сути, следственный судья. В этом смысле прокурору и следователю в перспективе следовало бы поменяться местами: прокурору — вернуться к естественной для него роли руководителя уголовного преследования по всем уголовным делам, имея в своем полном процессуальном подчинении органы дознания, осуществляющие поиск и собирание доказательственной информации. Есть ли смысл в учреждении самостоятельного Следственного комитета, если прокурор в судебных стадиях фактически отвечает за результаты его деятельности? Но в таком случае было бы логично предположить, что прокурор и должен руководить если не Следственным комитетом, то хотя бы уголовным преследованием. Судебный же следователь (или следственный судья) может производить — в основном по требованию сторон — следственные действия по легализации в качестве судебных доказательств материалов, представленных сторонами, а также судебный контроль над мерами процессуального принуждения и соблюдением органами уголовного преследования конституционных прав и свобод граждан. Именно по такой либо близкой к ней модели организовано предварительное расследование в устоявшихся процессуальных системах Испании, Германии, Англии, США и некоторых др. В этом смысле создание единого следственного ведомства могло бы сослужить добрую службу российскому правосудию при условии, что на его следователей будут распространены все гарантии судейской независимости, а сама выполняемая ими функция в уголовном процессе станет судебной. Подобное решение проблемы могло бы привести к политическому и правовому консенсусу, удовлетворив амбиции всех заинтересованных сторон. Так, Генеральная прокуратура вернула бы себе контроль над расследованием уголовных дел, причем не только о преступлениях небольшой или средней тяжести (чего она добивается в настоящее время), но и о тяжких и особо тяжких преступлениях; Следственный комитет аккумулировал бы в своем составе все предварительное следствие <14> и пользовался полной самостоятельностью в системе разделения властей. Вместе с тем, получив все, чего они добивались, эти политические игроки оказались бы встроены в систему сдержек и противовесов на основе достижения конституционного баланса сил, а российский уголовный процесс стал бы, наконец, полностью отвечать требованиям Конституции Российской Федерации о том, что всякое судопроизводство осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон (часть 3 статьи 123). ——————————— <14> Согласно классическим представлениям уголовно-процессуальной теории предварительным следствием принято называть лишь судебную и состязательную часть предварительной подготовки дела.

С вопросом о реорганизации органов предварительного следствия тесно связана проблема дифференциации процедуры предварительного расследования. Учитывая опыт других государств, в принципе можно говорить о целесообразности упрощения порядка досудебного и судебного производства по уголовным делам о малозначительных и очевидных преступлениях. Однако для этого необходимо более глубокое концептуальное определение понятий предварительного следствия и дознания, после чего можно начать проработку принципиальных изменений в их содержании с целью поэтапного приближения досудебного производства к европейской модели. В этом направлении одной из эффективных мер представляется максимальное сокращение периода между возбуждением уголовного дела и вынесением приговора <15>. Считается, что это поможет преодолеть волокиту — то зло, с которым безуспешно пытаются бороться руководители правоохранительных органов и председатели высших судов. ——————————— <15> См.: Рогов И. И. Председатель Конституционного Совета Республики Казахстан. Материалы Круглого стола: «Вопросы оптимизации уголовного судопроизводства и проблемы обеспечения прав и свобод человека и гражданина в уголовном процессе». Алматы. 30 апреля 2009 г. // http:// www. constcouncil. kz/ rus/ vyst/?cid=0&rid;=482/.

Так, на расследование дела об элементарной краже до начала судебного заседания уходит более 3 месяцев в календарном исчислении, а затем всего 15 — 30 минут затрачивается на судебное разбирательство и около 1 часа на составление приговора. В целом на предварительное следствие и судебное разбирательство современный уголовно-процессуальный закон отводит минимум полгода <16>. Эти выкладки подтверждаются и результатами социологических исследований. Например, по результатам Нижегородского проекта содействия правосудию (2001 — 2002 гг.), выполненного во взаимодействии с правоохранительными органами Нижегородской области при участии Центра содействия правосудию при региональном общественном фонде «Индем», только общее время, проведенное под стражей с момента задержания подозреваемых и до выбытия осужденных из следственного изолятора, составляло соответственно 160 суток <17>. ——————————— <16> См.: Колоколов Н. А. УПК РФ: ждут ли нас опасные перемены? // Мировой судья. 2008. N 12. <17> http://magazines. russ. ru/oz/2003/2/gavril. html

Сообщается, что в ходе Всероссийского координационного совещания, которое прошло в ноябре 2006 г. с участием В. В. Путина, в то время Президента РФ, глава государства высказался за дифференциацию форм предварительного расследования: «Очевидно, следственные аппараты правоохранительных ведомств должны сосредоточиться на расследовании наиболее серьезных дел, тогда как дела о менее сложных преступлениях необходимо расследовать и можно расследовать в ускоренном порядке в форме дознания» — привел в СМИ слова В. В. Путина начальник правового управления Генпрокуратуры Е. В. Сидоренко <18>. ——————————— <18> См.: http://www. rg. ru/2008/01/16/sizo. html и др.

Во исполнение результатов этого совещания Генеральной прокуратурой был подготовлен некий законопроект. Он предусматривал передачу практически всех уголовных дел о преступлениях небольшой и средней тяжести из подследственности следователей в подследственность органов дознания, а также введение сокращенной или упрощенной формы дознания, в рамках которой предлагалось учредить особую процедуру — «возбуждение уголовного дела и направление его в суд без производства предварительного расследования (сокращенный порядок досудебного производства)». Предварительное расследование со всеми его многочисленными процессуальными решениями и действиями планировалось свести к одному документу — «обвинительному постановлению». Другими словами, планировался почти полный отказ от проведения предварительного расследования приблизительно в половине уголовных дел. Для этого необходимо было бы лишь признание вины лицом, в отношении которого будет возбуждено уголовное дело, и письменное согласие потерпевшего. За признание виновности без проведения предварительного расследования обвиняемому предлагалось назначать наказание не более 2/3 от максимума санкции. А если он, кроме того, откажется и от судебного следствия, то назначенное наказание будет менее 1/2 максимально возможного срока <19>. ——————————— <19> См.: Колоколов Н. А. Указ. соч.

Данный законопроект не стал предметом рассмотрения Федерального Собрания РФ. Однако в связи с появлением подобных планов вызывает определенное беспокойство соблюдение основополагающих конституционных принципов судопроизводства. Так, Конституция РФ в статье 118 (часть 2) устанавливает, что судебная власть осуществляется посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства. Кроме того, согласно части 3 статьи 123 Конституции судопроизводство осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон. То есть в процессе должно иметь место состязание сторон — ради того, что именно «в споре рождается истина». Общество заинтересовано не только и не столько в том, чтобы стороны между собой договорились, и уж вовсе не в том, чтобы обвиняемый во что бы то ни стало признался в преступлении, а, прежде всего, в том, чтобы лишь действительно виновные понесли заслуженное наказание, а все невиновные были реабилитированы. В этом состоит назначение уголовного судопроизводства (статья 6 УПК РФ). Реализация государственного права (в данном случае уголовного) не может ставиться в зависимость от усмотрения частных лиц. В противном случае в значительной степени терялась бы задача частной и общей превенции преступлений. Конституционный Суд Российской Федерации в Постановлении N 7-П от 20 апреля 1999 г. указал: «Согласно конституционному принципу презумпции невиновности каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. Из этого принципа в совокупности с принципом состязательности (статья 123, часть 3, Конституции Российской Федерации) следует, что суд вправе устанавливать виновность лица лишь при условии, если ее доказывают органы и лица, осуществляющие уголовное преследование» (пункт 3 мотивировочной части) <20>. Таким образом, доказывание виновности, согласно конституционным требованиям, не может быть подменено лишь получением от обвиняемого формального согласия с обвинением либо потерпевшего с упрощенной схемой процесса. Это противоречило бы и фундаментальному положению современного уголовно-процессуального права, известному как принцип «свободы оценки доказательств», в соответствии с которым доказательства могут быть положены в основу обвинения только тогда, когда они неформальны и оценены по внутреннему убеждению, основанному на рассмотрении этих доказательств лишь в совокупности. ——————————— <20> Собрание законодательства РФ. 26 апреля 1999 г. N 17. Ст. 2205.

Смежной с дифференциацией предварительного расследования является проблема досудебного соглашения о сотрудничестве. В главе 40.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, введенной Федеральным законом от 29 июня 2009 г. N 141-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» <21>, предусмотрен новый для нашего процесса институт — досудебное соглашение о сотрудничестве. Согласно определению, данному в п. 61 ст. 5 УПК РФ, оно представляет собой договор между сторонами обвинения и защиты, в котором они согласовывают условия ответственности подозреваемого или обвиняемого в зависимости от его действий после возбуждения уголовного дела или предъявления обвинения. Сущность такого соглашения состоит в том, что подозреваемый или обвиняемый берет на себя обязательства оказать содействие следствию в раскрытии и расследовании преступления, изобличении и уголовном преследовании других соучастников преступления, розыске имущества, добытого в результате преступления, в обмен на существенное снижение наказания в соответствии с положениями ч. 2 и 4 ст. 62 УК РФ. ——————————— <21> Российская газета. 2009. 3 июля.

Насколько принципы равенства сторон (часть 4 статьи 15 Конституции РФ), в том числе потерпевшего, а также справедливости гарантированы той процедурой, которая предусмотрена данной главой? Прежде всего, бросается в глаза явное противоречие между содержанием норм главы 40.1 УПК РФ и понятием досудебного соглашения о сотрудничестве, данным в основных положениях Кодекса (п. 61 ст. 5 УПК РФ). Как отмечалось выше, под ним понимается соглашение между сторонами обвинения и защиты. Между тем к стороне обвинения закон относит не только прокурора, следователя, руководителя следственного органа и т. д., но также и потерпевшего, его законного представителя и представителя, гражданского истца и его представителя (п. 47 ст. 5 УПК РФ). Сторона защиты — это не только обвиняемый и его защитник, но также и гражданский ответчик, его законный представитель и представитель (п. 46 ст. 5 УПК РФ). Тем не менее ч. 3 ст. 317.3 гл. 40.1 УПК РФ сама по себе не требует, чтобы досудебное соглашение о сотрудничестве подписывалось не всеми участниками процесса со стороны обвинения и защиты, а упоминает о его подписании лишь прокурором, подозреваемым или обвиняемым и его защитником. Однако нельзя не учитывать, что среди целей (назначения) уголовного судопроизводства закон называет в первую очередь защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений (ч. 1 ст. 6 УПК Российской Федерации). Данное положение отнюдь не случайно — оно вытекает из приоритета прав человека над интересами государства, провозглашенного Конституцией Российской Федерации (статьи 1, 2, 17 и 18). Согласно ст. 52 Конституции Российской Федерации права потерпевших от преступлений и злоупотреблений властью охраняются законом; государство обеспечивает потерпевшим доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба. Данное право относится к числу неотчуждаемых конституционных прав человека и гражданина, а в Российской Федерации не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина (ст. 17, 55 Конституции Российской Федерации), в том числе, очевидно, и права потерпевших. При этом понятие доступа к правосудию не формально, что означает для потерпевшего не просто право присутствовать при осуществлении судебных процедур, но возможность заявлять и отстаивать свою позицию и защищать собственные права и интересы на основе полного равенства и с наибольшей эффективностью как в суде, так и в ходе досудебной подготовки дела. Конституционный Суд Российской Федерации указывал, что реализация общеправовых принципов справедливости и юридического равенства при осуществлении судебной защиты в уголовном судопроизводстве предполагает предоставление сторонам — как стороне обвинения, так и стороне защиты — равных процессуальных возможностей по отстаиванию своих прав и законных интересов. В судебном разбирательстве сторону обвинения, согласно п. 47 ст. 5 УПК, помимо прокурора, представляет, в частности, потерпевший. Необходимой гарантией судебной защиты и справедливого разбирательства дела является равно предоставляемая сторонам реальная возможность довести до сведения суда свою позицию относительно всех аспектов дела. Причем данная правовая позиция в полной мере относится к обеспечению права на судебную защиту потерпевших от преступлений <22>. Такой подход отвечает и положениям Декларации основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью (утверждена Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН 40/34 от 29.11.1985), предусматривающей, что жертвам преступлений должна обеспечиваться возможность «изложения и рассмотрения мнений и пожеланий на соответствующих этапах судебного разбирательства в тех случаях, когда затрагиваются их личные интересы, без ущерба для обвиняемых и согласно соответствующей национальной системе уголовного правосудия», и предоставляться «надлежащая помощь на протяжении всего судебного разбирательства» (подпункты «b», «c» пункта 6). Эти требования соответствуют также Рекомендации Комитета Министров Совета Европы N R(85)11 «О положении потерпевшего в рамках уголовного права и процесса», в которой подчеркивается необходимость в большей степени учитывать запросы потерпевшего на всех стадиях уголовного процесса в соответствии с принципом предоставления ему права просить о пересмотре компетентным органом решения о непреследовании или права возбуждать частное разбирательство (преамбула, пункт 7 раздела I. A.). ——————————— <22> См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 11 мая 2005 г. N 5-П по делу о проверке конституционности статьи 405 УПК РФ в связи с запросом Курганского областного суда, жалобами Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации и др. // Российская газета. N 106. 20 мая 2005 г.

Изложенное позволяет сделать вывод, что правомерность заключения соглашения о сотрудничестве с подозреваемым или обвиняемым без участия и волеизъявления потерпевшего, предоставления ему возможности активно отстаивать свою позицию по делу в судебном разбирательстве, в том числе путем участия в исследовании доказательств, с точки зрения соблюдения конституционных требований и норм международного права весьма сомни тельна. Принимая во внимание конституционное право на доступ потерпевшего к правосудию, условием заключения соглашения о сотрудничестве с подозреваемым или обвиняемым должно быть, на наш взгляд, согласие потерпевших от преступления, что также прямо вытекает и из законодательного определения данного соглашения, предполагающего участие в нем всех сторон (п. 61 ст. 5 УПК Российской Федерации). Особое значение для пути дальнейшего развития российского уголовного процесса имеет проблема возвращения уголовного дела прокурору судом. После введения в действие нового УПК РФ первоначально стало ясно, что институт дополнительного расследования сохранился лишь на досудебных стадиях, а после поступления уголовного дела в суд направление дела на доследование невозможно. Статья 237 УПК Российской Федерации, хотя и предусматривает возможность в определенных случаях возвращения уголовного дела судом прокурору, но не подразумевает при этом какого-либо дополнительного расследования. Тем не менее органы, осуществляющие уголовное преследование, прибегают к расширительному толкованию закона и нередко усматривают в таком основании возвращения дела прокурору, как составление обвинительного заключения или акта с нарушением требований УПК (п. 1 части 1 ст. 237), предлог для направления дела для доследования, полагая, что это то же самое, что и существенное нарушение уголовно-процессуального закона органами дознания или предварительного следствия (п. 2 ч. 1 ст. 232 УПК РСФСР). Однако подобный подход противоречит конституционному принципу состязательности и равноправия сторон (часть 3 статьи 123 Конституции РФ). Нарушение указанного принципа заключается в данном случае в том, что стороне обвинения необоснованно предоставляются дополнительные привилегии, которых лишена сторона защиты. В частности, она получает возможность неопределенное число раз отзывать обвинение из суда для дополнительной подготовки в случае неудачной попытки добиться обвинительного приговора; устранять выявленные уже после направления дела в суд нарушения закона <23>. ——————————— <23> См.: Корнуков В. Допускает ли статья 237 УПК РФ возможность дополнительного расследования по уголовному делу? // Уголовное право. 2003. С. 71 — 72.

Конституционный Суд Российской Федерации в своем Постановлении от 8 декабря 2003 г. N 18-П по делу о проверке конституционности положений ст. 125, 219, 227, 229, 236, 237, 239, 246, 254, 271, 378, 405 и 408, а также гл. 35 и 39 УПК Российской Федерации <24> указал, что исправление допущенных на досудебных стадиях процесса нарушений после направления дела прокурору не должно быть связано с восполнением неполноты произведенного дознания или предварительного следствия, то есть сводиться к установлению органами предварительного расследования новых фактических обстоятельств дела; к доказыванию виновности обвиняемых; к дополнению ранее предъявленного обвинения; к переквалификации деяний. Иначе говоря, исправление нарушений не равнозначно здесь дополнительному расследованию. Отказ от института доследования имеет опору и в истории российского уголовного процесса. Так, согласно ст. 13 Устава уголовного судопроизводства (1864 г.) воспрещалось «останавливать решение дела под предлогом неполноты, неясности… За нарушение сего правила виновные (должностные лица) подвергаются ответственности как за противозаконное действие власти». Даже УПК РСФСР 1923 г. устанавливал, что, когда «дело недостаточно выяснено, и… могут быть собраны новые доказательства», суд вправе «отложить дело слушанием и потребовать новые доказательства» (ст. 302), но не возвращать уголовное дело для производства дополнительного расследования. В настоящее время подобным же образом решен данный вопрос в УПК Республики Беларусь от 16 июля 1999 г. (ч. 5 ст. 302) <25>. ——————————— <24> См.: Российская газета. 23 декабря 2003 г. <25> См.: Корнуков В. Указ. соч.

Однако в связи с упразднением института возвращения дела судом для дополнительного расследования самостоятельное значение приобретает вопрос о том, какое решение должен принять суд, если в ходе судебного разбирательства будут с полной несомненностью установлены основания для изменения обвинения на более тяжкое или существенно отличающееся по фактическим обстоятельствам по сравнению с тем, которое было предъявлено обвиняемому на предварительном расследовании. Например, в судебном разбирательстве по делу по обвинению лица в простом убийстве (ч. 1 ст. 105 УК РФ) было неопровержимо доказано, что на самом деле убийство было совершено с особой жестокостью, группой лиц и из корыстных побуждений или по найму (пункты «д», «ж», «з» части 2 ст. 105 УК РФ). Поскольку поворот обвинения к худшему в суде запрещен, суд сейчас не вправе вынести обвинительный приговор, скорректировав обвинение в истинную, но неблагоприятную для обвиняемого сторону. Представляется, что данная проблема может быть решена следующим образом. В случае обнаружения необходимости перехода к новому, более тяжелому обвинению стороне защиты надо предоставить определенное время (при необходимости и с отложением судебного заседания) для ознакомления в суде с обвинением, которое изменено обвинителем в сторону, ухудшающую положение подсудимого. При этом было бы возможно и проведение по ходатайству стороны защиты дополнительных судебных следственных действий, а также (по примеру французского судопроизводства) введение института отдельных судебных поручений органам предварительного расследования, благодаря которым, не передавая дело на доследование, можно было бы получать сведения о фактических обстоятельствах, необходимых для обеспечения права обвиняемого на защиту. И только тогда, когда защита изначально заявит о своем несогласии с осуществлением поворота обвинения к худшему непосредственно в суде, дело может быть направлено — фактически по настоянию стороны защиты — на дополнительное расследование для перепредъявления обвинения.

——————————————————————