Административная реформа в контексте формирования электронного правительства: терминологические проблемы

(Кузнецов П. У.) («Российский юридический журнал», 2012, N 3)

АДМИНИСТРАТИВНАЯ РЕФОРМА В КОНТЕКСТЕ ФОРМИРОВАНИЯ ЭЛЕКТРОННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА: ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ

П. У. КУЗНЕЦОВ

Кузнецов Петр Уварович — доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой информационного права Уральской государственной юридической академии (Екатеринбург).

Автор изучает специальную терминологию, возникшую в процессе модернизации государственно-правовой жизни современной России. Отмечен недостаток исследований высокого уровня в области теории информационного права, а также необходимость методологического осмысления новых информационных феноменов и разработки правовых инструментов их регулирования. Предлагается закрепить правовые определения понятий «электронное правительство», «социальная миссия государства».

Ключевые слова: модернизация, административная реформа, электронное правительство, информационное право, социальное государство.

Administrative reform in the context of electronic government forming: terminological problems P. U. Kuznetsov

Author explores special terminology that has arisen during the process of innovative activities related with modern Russia state legal life modernization. Lack of high-level research in the doctrine of informational law and necessity of new informational phenomenon methodological reflection and of proper legal instruments development for its regulation are noted. In the matter of administrative reform it is necessary to determine legal definition of electronic government and state social mission.

Key words: modernization, administrative reform, electronic government, informational law, welfare state.

Терминологическое отражение модернизации государственно-правовой жизни

Принятый 10 лет назад в России стратегический курс на модернизацию всех сфер общественной жизни, несомненно, представляет собой важную инновационную ценность государственной политики. Хотелось бы отметить, что в официальных документах модернизация (отвечающий современным требованиям процесс совершенствования жизни <1>) в начале этапа реформ последнего десятилетия получала разные определения: она трактовалась как «процесс проведения административных реформ», как «политические и административные перемены», как «совершенствование системы исполнительной власти в целом» <2>. ——————————— <1> Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1994. С. 351. <2> Послание Президента РФ Федеральному Собранию // Рос. газ. 2001. 4 апр.; Послание Президента РФ Федеральному Собранию // Там же. 2002. 19 апр.

Только в 2009 г. этот термин получил на официальном уровне верную характеристику как отвечающий современности системный процесс обновления: «Сегодня мы говорим о модернизации — о нашем стремлении быть современными. При этом нужно помнить, что «современность», конечно, не является каким-то застывшим понятием, конечной остановкой прогресса, по прибытии на которую можно «расслабиться и отдохнуть». Как раз наоборот. По-настоящему современным может считаться только общество, настроенное на непрерывное обновление, на постоянные эволюционные преобразования социальных практик, демократических институтов, представлений о будущем, оценок настоящего, на постепенные, но необратимые перемены в технологической, экономической, культурной областях, на неуклонное повышение качества жизни» <3>. ——————————— <3> Послание Президента РФ Федеральному Собранию // Там же. 2009. 13 нояб.

Применение понятия «модернизация», видимо, требует всестороннего анализа, прежде всего в рамках философского осмысления проблемы общественного развития <4>. ——————————— <4> Силичев Д. А. Постмодернистская философия. Введение в философию / Авт. кол.: И. Т. Фролов и др. М., 2004. С. 315 — 328.

Инновационная деятельность, связанная с модернизацией государственно-правовой жизни как сущностный обновленческий момент бытия современной России, отражается в специальной терминологии, которая, к сожалению, пока еще недостаточно разработана. Приятным исключением можно считать монографию В. С. Белых, где автор подверг анализу не только понятийный ряд модернизации, но и «совершенствование государства, общества и экономики, отвечающее современным требованиям» <5>. ——————————— <5> Белых В. С. Модернизация российской экономики и предпринимательского законодательства: вопросы теории и практики: Моногр. / Под общ. ред. А. И. Татаркина. Екатеринбург, 2011. С. 17.

Терминологическое оформление предполагает двуединый синхронный интеллектуальный процесс, состоящий из общетеоретического осмысления государственно-правовой жизни и одновременного с ним доктринального исследования закономерностей формирования юридического текста, с помощью которого можно зафиксировать в официальных документах результаты анализа в области государствоведения. Научные знания по общей и специальной терминологии как комплексные знания в области формирования терминов имеют строго методологическое значение, поскольку формируют две стихии: мышление и язык. Это отмечают специалисты по терминологии как науке: «Методология терминологических исследований строится на основе ряда логических принципов, потому что термин — это имя понятия. Но поскольку имя — это слово, привлекаются и лингвистические приемы» <6>. ——————————— <6> Суперанская А. В., Подольская Н. В., Васильева Н. В. Общая терминология: терминологическая деятельность. М., 2005. С. 161.

Классическая юридическая терминология за двухтысячелетнюю историю пережила как минимум несколько модернизаций (во времена Юстиниана, в эпоху позднего средневековья и после Великой французской революции). В XX в. происходили уже трансформация классических терминологических ценностей и адаптация их к современности. Во всех случаях реформирования юридических систем сохранялись стержневые традиционные принципы и институты права, ставшие классическими. Как отмечает Ж.-Л. Бержель, «каждые новые направления и юридические мутации расцветали под сенью великих правовых институтов классической эпохи. Способность устоявшихся понятий приспосабливаться к новым условиям всегда позволяла вместить в их рамки достаточное количество новых реалий» <7>. ——————————— <7> Бержель Ж.-Л. Общая теория права. М., 2000. С. 278 — 279.

Отметим, что любые словообразовательные добавления к устоявшимся правовым понятиям и категориям обычно характеризуют практику на начальном этапе ее развития. Нередко словоупотребление является не больше чем произвольным использованием языковых средств без особого их осмысления, часто без оснований и учета правил формирования терминологии. Такие словообразовательные модели специалисты и авторы концептуальных текстов выбирают обычно с известной степенью условности, а нередко и с целью яркого, образного термино-употребления, от которого в последующем очень трудно освободиться, даже если подбираются более рациональные и научно обоснованные слова для выражения сущности предмета. Вероятно, со временем, когда использование информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) станет действительно всеобщим, терминология этой сферы оптимизируется, возможно, и неологизмы информационной эпохи получат четкие дефиниции. Но это будет достигнуто не само собой, а путем мучительных научных поисков, проб и ошибок. Одни термины, выбранные практикой, прочно войдут в понятийный ряд, другие, возможно, приобретут форму юридических условностей, в том числе юридических фикций, третьи останутся только теоретическими конструкциями и моделями, своего рода образами информационной действительности. Исследования в области терминологии информационной сферы (специальной терминологии как науки), на наш взгляд, следует начинать, с одной стороны, с анализа сущности выбранных феноменов информационного общества, а с другой — с поиска внутренней формы изучаемого предмета. Выдающийся российский философ Г. Г. Шпет, оказавший огромное влияние на развитие методологии и философии языка, подчеркивал значение внутренней словесно-логической формы явлений как «закона образования понятий, т. е. закона развития, последовательную диалектическую смену моментов которого отображает развитие самого смысла» <8>. Основываясь в том числе на учении Г. Г. Шпета, следует вести поиск внутренней формы слов, отражающих типичные ситуации информационной действительности, а также комбинировать словесно-логические единицы (понятия) с учетом их формальной повторяемости. ——————————— <8> Шпет Г. Г. Внутренняя форма слова: этюды и вариации на темы Гумбольта. М., 2003. С. 117.

«Такого рода алгоритмы суть формы образования понятий и, следовательно, диалектики самого смысла, динамические законы его развития, творческие внутренние формы, руководящие понимающим усмотрением смысла в планомерном отборе элементов, но допускающие свободу в установлении той или иной планомерности, ничем, кроме правды сообщения и соответствия предмету его, не нуждаемой и побуждаемой» <9>. В этой цитате сформулирована главная мысль автора о методологической ценности внутренней формы языка отображения феноменов и объектов информационной эпохи как терминологического способа и как основания науки информационного права. ——————————— <9> Там же. С. 119.

Инновационное прочтение природной сущности государства

Как представляется, новые информационно-технологические реалии создают во всех областях человеческой деятельности невиданные ранее по форме и содержанию жизненные ситуации, которые уже не могут быть описаны классическими правовыми средствами. Технический прогресс, порожденный фундаментальными знаниями в области физики, математики, биологии и других наук, создал предпосылки существования высокой «информационно-коммуникативной энергии» <10>, на основе которой информационное общество создает новые предметные пространства для государства и права, новые объекты информационной природы, новые вызовы и угрозы. Нередко такие объекты и вызовы имеют высокотехнологичное содержание, связаны с применением нанотехнологий и интеллекта при их создании. Поэтому одной из актуальных задач юридической науки в настоящее время является стимулирование теоретических и методологических исследований, направленных на осмысление информационных феноменов и разработку соответствующих им правовых инструментов (понятий, конструкций, институтов и т. д.), что далеко не всегда отражается в теоретическом научном анализе. Это объясняется, скорее, новизной и скоростью внедрения ИКТ, а также недостаточной рефлексией в ходе проведения разработок в области общей юриспруденции и теории информационного права, потенциально сфокусированных на своевременном осмыслении информационной парадигмы. ——————————— <10> Информационное право: актуальные проблемы теории и практики / Под общ. ред. И. Л. Бачило. М., 2009. С. 21.

Вместе с тем «индустриальные» способы производства все больше заменяются уникальными «легкими» и доступными технологиями создания и использования нетрадиционных объектов информационных отношений нематериального содержания, которые могут быстро менять характеристики и становиться средством приобретения традиционных материальных благ. Классические для юриспруденции и правотворческой практики правовые принципы, провозглашенные в основополагающих международных и внутригосударственных документах (хартиях, декларациях, конвенциях, конституциях, стратегиях, концепциях и т. д.), многие классические юридические понятия и конструкции общего характера оказываются «ветхими» правовыми инструментами, поскольку они не всегда охватывают ситуации информационной действительности и поэтому не могут создать эффективный механизм правового обеспечения защиты интересов субъектов информационного общества. В трудах по общей теории государства и права обозначенная тема, несмотря на ее актуальность, разрабатывается недостаточно последовательно <11>. Классические теоретико-методологические подходы к осмыслению новых информационных феноменов не всегда позволяют сформировать стройные теоретические модели и концепции правового воздействия на информационную сферу. Как известно, при отсутствии общетеоретических оснований невозможно определить направление исследований в области науки информационного права и сконструировать широкий спектр средств, методов и механизмов правового регулирования правоотношений нового, информационного, типа. ——————————— <11> Исключением являются труды Д. А. Керимова и С. С. Алексеева по теории и методологии права (Методология права (предмет, функции, проблемы философии права). М., 2001; Алексеев С. С. Право на пороге нового тысячелетия: некоторые тенденции мирового правового развития — надежда и драма современной эпохи. М., 2000; Он же: Восхождение к праву. Поиски и решения. М., 2001 и др.).

В 2000 г. в системе юридических наук появилась новая дисциплина — информационное право, призванная интегрировать знания о правовой природе феноменов и объектов информационного общества и на основе общей юриспруденции применять правовой арсенал позитивного воздействия на информационную сферу. Однако наука информационного права по-прежнему испытывает недостаток исследований высокодоктринального уровня, на основе которых могли бы формироваться базовые теории по основным структурам этой молодой научной дисциплины. Она переживает период становления, превращения из «преднауки» в науку, в полноценную отрасль юриспруденции. В. С. Степин пишет о значении новых методов науки: «Благодаря новому методу построения знаний наука получает возможность не только изучить те предметные связи, которые могут встретиться в сложившихся стереотипах практики, но и проанализировать изменения объектов, которые в принципе могла бы освоить развивающаяся цивилизация» <12>. ——————————— <12> Степин В. С. Философия науки. Общие проблемы: Учеб. для аспирантов и соискателей ученой степени кандидата наук. М., 2006. С. 122 — 123.

Сейчас специалисты по концептуальной практике без научного осмысления «вбрасывают» вначале как рабочие термины, а потом и вписывают в официальные документы такие новые словосочетания, как «электронное правительство», «электронное государство», «сервисное государство», «электронное правосудие», «электронный нотариат», «электронный сервис» и др. Казалось бы, это нормальный процесс создания терминологии, без которой невозможно выстраивание государственной политики в области формирования и развития информационного общества. Однако рабочие термины остаются таковыми до тех пор, пока они не переходят в разряд нормативно-правовых, где они должны наполняться праворегулирующим либо правообеспечивающим содержанием. Как известно, к концу 90-х гг. доверие граждан к государству предельно понизилось. Это связано и с упущениями юриспруденции, прежде всего вызванными «нигилистическим» отношением государствоведческой науки к термину «государство». В научных источниках в то время редко употреблялся термин «государственный порядок». Термин «государство» стал менее популярным, а вместе с ним непопулярным стало и понятие «государственное управление». В литературе справедливо отмечается, что самым слабым звеном тогда была система управления обществом со стороны государства <13>. ——————————— <13> Исполнительная власть в России. История и современность, проблемы и перспективы развития. М., 2004. С. 46.

Анализируя в 2005 г. предпосылки начала административной реформы, Президент РФ отметил, что «в течение последних пяти лет мы были вынуждены решать трудные задачи по предотвращению деградации государственных и общественных институтов» <14>. ——————————— <14> Послание Президента РФ Федеральному Собранию // Рос. газ. 2005. 26 апр.

Безрезультатные действия и инерционность начавшейся административной реформы во многом связаны с отсутствием четкого определения природы, родовой сущности феномена «публичность» и соотношения со всеми видовыми пространствами его проявления. Ставшие уже классическими научные трактовки «публичного подхода» в современный период российских трансформаций ожидают нового теоретического осмысления, поиска пропорций государственного и общественного начал в «публичном принципе» формирования правопорядка. Очевидно, миссия государства как ответственная роль в делах управления движением общества к благородным целям (первоначальная задача государственного управления) в XXI в. значительно меняется. Публичность государства в условиях политических, экономических, технологических, духовных и нравственных мутаций, вероятно, должна гармонично сочетаться с общественными и частными интересами, становиться гомогенной (однородной). Инновационное научное осмысление и новое категориальное прочтение терминов «государство», «государственная власть», «государственные органы», «государственное управление», наверное, еще впереди, возможно, в рамках этой проблемы следовало бы искать ключ к модернизации государственно-правового развития страны с целью повышения качества жизни. Несмотря на определенное семантическое единство и логическую связанность названных терминов, между ними нет содержательной близости, обозначать ими разные элементы публичной системы организации общества нельзя. Основными ценностными ориентирами административной реформы являются повышение качества жизни граждан, устойчивое развитие общества и повышение эффективности деятельности государственных органов власти — «основного рабочего инструмента реализации политики государственной власти как целостной системы» <15>. ——————————— <15> Исполнительная власть в России. История и современность, проблемы и перспективы развития. С. 59 — 96.

Пока явно преобладает ориентация на количественный параметр административной реформы как критерий результативности. Это проявляется в пересмотре количества государственных функций и сокращении численности государственного аппарата. Вместе с тем статистический итог, хоть и привлекателен для отчета, не должен быть главным параметром оценки модернизации системы государственного управления. Неслучайно Президент РФ заострил внимание на необходимости дополнительного политического импульса <16>. Такой импульс был найден в модернизации системы информационного обеспечения органов государственной власти, в том числе организации предоставления государственных услуг в электронной форме, в использовании информационного ресурса обеспечения административной реформы. В результате были значительно пересмотрены Концепция административной реформы в РФ <17> и Концепция использования информационных технологий в деятельности федеральных органов государственной власти <18>, а в 2008 г. — принята Концепция формирования в РФ электронного правительства (далее — Концепция электронного правительства) <19>. ——————————— <16> Послание Президента РФ Федеральному Собранию // Рос. газ. 2003. 17 мая. <17> Концепция административной реформы в Российской Федерации в 2006 — 2010 годах и план мероприятий по проведению административной реформы в Российской Федерации в 2006 — 2010 годах (в ред. распоряжения Правительства РФ от 9 февраля 2008 г. N 157-р) // СЗ РФ. 2005. N 46. Ст. 4720. <18> Концепция использования информационных технологий в деятельности федеральных органов государственной власти до 2010 года и план мероприятий по ее реализации: распоряжение Правительства РФ от 27 сентября 2004 г. N 1244-р (в ред. Постановления Правительства РФ от 10 марта 2009 г. N 219) // Рос. газ. 2004. 7 окт. <19> Концепция формирования в Российской Федерации электронного правительства до 2010 года: одобр. распоряжением Правительства РФ от 6 мая 2008 г. N 632-р // СЗ РФ. 2008. N 20. Ст. 2372.

Сервисное электронное правительство

Словосочетание «электронное правительство» (electronic government) и его сокращенный вариант (e-government) вначале использовались в международной практике внедрения информационных технологий в деятельность правительственных учреждений. В обиход политики и практики информатизации неологизм «электронное правительство» вошел наряду с другими терминами, обозначающими комплексное развитие процесса удовлетворения информационных потребностей с помощью применения ИКТ. Новое обозначение такого процесса связано и с внедрением автоматизированных информационных систем в какой-либо профессиональной деятельности (например, в судебной, нотариальной деятельности или бизнесе: «электронное правосудие», «электронный нотариат», «электронный бизнес»), однако слово «электронное» стали распространять и на крупные проекты реформирования деятельности при переходе на ИКТ. Так, программы информационного обеспечения социально-экономического развития страны, региона или города стали сокращенно обозначать словосочетаниями «электронная Россия», «электронный регион», «электронный город» и др. Следуя названной тенденции, авторы разрабатываемого проекта организации деятельности органов исполнительной власти с переходом к предоставлению услуг на основе ИКТ использовали термин «электронное правительство». Имеет ли смысл понятие «электронное правительство», возможно ли его применение в практике нормотворчества или это всего лишь официальная метафора, образное выражение нового явления, сущность которого еще не определена? На первый вопрос сегодня можно ответить утвердительно, поскольку использование рассматриваемого неологизма на концептуальном уровне становится тенденцией. Что касается второго вопроса, то вряд ли можно однозначно ответить на него без тщательного анализа. В современных словарях трактовка термина «электронное правительство» отсутствует, лингвистически его определить трудно, поскольку слова «электронное» и «правительство» никак синтаксически не связываются в силу их существенных семантических различий. Подобные сочетания в лингвистике носят название метонимий (гр. переименование), они возникают между гетерогенными категориями, в том числе принадлежащими принципиально разным пространствам. В понятии «электронное правительство» объединены два пространства: физико-техническое и социальное. Словосочетания, образованные в результате метонимии, получают лексическое значение, отличное от смысла составляющих сочетание слов. При этом в семантике таких словообразований могут совмещаться принципиально разные типы значений: признаковые и предметные. Лингвисты отмечают, что типы метонимических связей и возникающих на их базе семантических явлений еще недостаточно изучены <20>. Языковедческое объяснение появления неологизмов в сфере ИКТ вполне допустимо. ——————————— <20> Русский язык: Энцикл. / Гл. ред. Ю. Н. Караулов. М., 1998. С. 236 — 237.

Необходимо отметить, что авторы Концепции электронного правительства искусственно сузили значение главного термина, распространив его только на оказание государственных услуг и предоставление информации. Остальные направления деятельности государственных органов, которые также должны осуществляться на основе ИКТ, остались за рамками названного официального документа, на них термин «электронное правительство» не распространился. Вместе с тем в число целей формирования в Российской Федерации электронного правительства, кроме сервисных, включены другие направления: повышение качества административно-управленческих процессов; совершенствование системы информационно-аналитического обеспечения принимаемых решений на всех уровнях государственного управления, обеспечение оперативности, полноты контроля за результативностью деятельности органов государственной власти и требуемого уровня информационной безопасности электронного правительства при его функционировании. Однако в Концепции электронного правительства не сформулированы способы достижения названных целей. Не обозначены они и в приоритетных направлениях формирования электронного правительства. Следовательно, ни в Концепции электронного правительства, ни в последующих документах по ее реализации новая (электронная) форма деятельности органов государственной власти, обеспечивающая за счет широкого применения ИКТ другие функции государства, входящие в компетенцию правительства, пока концептуально не определена. Текст Концепции использования информационных технологий в деятельности федеральных органов государственной власти явно свидетельствует о том, что широкое применение ИКТ в деятельности органов государственной власти обязательно. Значит, понятие «электронное правительство» надо было распространить на все направления, перечисленные в этой Концепции. Также возможны рассмотрение понятия «электронное правительство» в качестве исходного и обозначение отдельных его видовых проявлений терминами, отражающими приоритетные направления использования информационных технологий в деятельности органов государственной власти. Например, деятельность органов исполнительной власти по предоставлению услуг, включая предоставление официальной информации, на основе применения ИКТ можно называть «сервисным электронным правительством».

Социальное государство и социальная миссия

В связи с переходом государственной политики от деклараций к реальным действиям актуальной стала тема социальной роли государства. В последнее время заметно внимание к ней как в научной <21>, так и в учебной литературе <22>. ——————————— <21> Кутафин О. Е. Российский конституционализм. М., 2008; Глотов С. А. Социальная политика и социальная безопасность Российской Федерации: конституционно-правовые вопросы реализации. М., 2007; Зорькин В. Д. Социальное государство в России: проблемы реализации // Сравнительное конституционное обозрение. 2008. N 1; Чиркин В. Е. Конституция и социальное государство: юридические и фактические индикаторы // Журн. рос. права. 2008. N 12; Баев В. Г., Шуняева А. Е. Социальное государство: понятие, содержание, конституционное закрепление // Конституционное и муниципальное право. 2008. N 17; Старшова У. А. Социальное государство: конституционно-правовой анализ // Вестн. Саратовской гос. академии права. 2004. N 1, и др. —————————————————————— КонсультантПлюс: примечание. Учебник «Теория государства и права» (под ред. А. С. Пиголкина) включен в информационный банк согласно публикации — Городец, 2003. —————————————————————— <22> Проблемы общей теории права и государства: Учеб. для вузов / Под общ. ред. В. С. Нерсесянца. М., 2006. С. 697 — 713; Теория государства и права: Учеб. / Под ред. А. С. Пиголкина. М., 2007. С. 117 — 125, и др.

Социальное предназначение государства стало очевидно давно. Еще в XIX в. в период социальных реформ интерес общественности к социальному содержанию государственных институтов был представлен в трудах К. Маркса, Л. Дюги, С. Муромцева, П. Новгородцева, Г. Шершеневича и др. Социальная государственность, с их точки зрения, проявлялась в гуманистических мерах прогресса: свободе, справедливости, солидарности, нравственности. Социальная сущность социального государства определялась ими на основе главной стратегической линии «государство — человек». В XX в. к названной траектории взаимодействия государственного и социального был добавлен феномен «гражданское общество». Таким образом, социальное государство получило почти законченное цивилизационное начало, ограниченное тремя сферами: государство — человек — гражданское общество. Поэтому приоритетными направлениями государственной социальной политики в современный период выступают не только деятельность работников «социальной сферы», но и более объемные и комплексные области обеспечения среды обитания человека: сфера информации и знаний, культурно-духовная сфера и сфера национальной идентичности, сфера труда и отдыха, сфера безопасности и жизнеобеспечения. Сфера информации и знаний неслучайно считается приоритетной: она предопределяет природную сущность и идентичность человека, его ориентацию и существование в окружающем мире. С информационностью человека связано качество его жизни, потому логично в Стратегии развития информационного общества в России <23> повышение качества жизни обозначено главной целью информационного общества. Президент РФ неоднократно подчеркивал, что важнейшим политическим вопросом современной государственной политики является обеспечение права граждан на объективную информацию: «Это важнейший политический вопрос, и он прямо связан с действием в нашей государственной политике принципов свободы и справедливости» <24>. ——————————— <23> Рос. газ. 2008. 16 февр. <24> Послание Президента РФ Федеральному Собранию // Рос. газ. 2005. 26 апр.

Сфера информации и знаний — это пространство реализации сервисной функции государства с помощью института доступа к информации, необходимой человеку, юридическим лицам и общественным институтам для реализации их материальных и духовных интересов. Поэтому сервисное электронное государство — новое измерение и проявление исторического типа социального государства. Но сфера информации и знаний в социально-государственном измерении — это не только частное, но и публичное (в смысле сочетания государственного и общественного) пространство. Инновации и модернизация как комплексные характеристики цивилизации и траектория прогресса без информационных ресурсов и знаний обречены на бесполезность. А. Г. Светланов, характеризуя социальное государство, подчеркивает: «Государство, развивая социальную сферу, должно выступать в роли потребителя знаний, а это потребует от законодателя в первую очередь восполнить данный пробел в существующей ныне правовой системе. В современных условиях именно государство как потребитель знаний способно решить и другую важную задачу, стоящую перед Россией, — обеспечить ее инновационное развитие» <25>. ——————————— <25> Светланов А. Г. Социальная функция государства: некоторые правовые аспекты // Права человека и современное государственно-правовое развитие: Сб. М., 2007. С. 17.

Социальное качество государства включает также параметр культуры, зафиксированный в концепции «культурного государства», эволюционно вытекающего из концепций «социального государства» и «правового государства» <26>. В контексте синтеза многих измерений государственности (сервисного электронного, социального, правового) в понятии «культурного государства» выявляется и проблема борьбы с коррупцией. Доступность услуг через электронный сервис (электронное правительство) создает благоприятные условия для удовлетворения потребностей практически без участия чиновника как посредника в доступе к услугам. Уникальность такого доступа проявляется в том, что государственные или муниципальные услуги в электронной форме будут предоставляться на принципиально иной, чем ранее, основе: предусмотре н заявительный порядок обращения за предоставлением государственных и муниципальных услуг (п. 2 ст. 4 Федерального закона от 27 июля 2010 г. N 210-ФЗ «Об организации предоставления государственных и муниципальных услуг») <27>. Такое оказание услуг, по существу, лишает чиновника возможности требовать дополнительные документы и справки, которые ранее он требовал под угрозой отказа либо препятствования в удовлетворении потребностей человека. В этом смысле новый порядок предоставления услуг действительно становится одним из механизмов устранения причин коррупции <28>. ——————————— <26> Там же. С. 10. <27> Рос. газ. 2010. 30 июля. <28> Стенографический отчет о совместном заседании Государственного совета и Совета по развитию информационного общества, 23 декабря 2009 г. // Официальный сайт Президента России: URL: http://kremlin. ru.

Понятие «социальное государство», зафиксированное в ч. 1 ст. 7 Конституции РФ, в литературе толкуется по-разному. О. Е. Кутафин рассматривал термин «социальное» в этом словосочетании в двух аспектах: в широком — как нечто общественное (социальная структура и пр.) и в узком — как наличие определенных благ, предоставляемых человеку, система специальных услуг и т. п. Ученый подчеркивал: «Государственная власть социальна по своей природе. Поэтому ее целями и задачами является не только устройство жизни человека, но и удовлетворение его материальных и духовных потребностей и интересов, осуществление требований социальной справедливости. Эта сторона деятельности государства и охватывается понятием «социальное» <29>. ——————————— <29> Кутафин О. Е. Указ. соч. См. также: Глотов С. А. Указ. соч. С. 192.

По мнению С. А. Глотова, социальное государство решает «общесоциальные задачи, в том числе организует социальные программы, направленные на повышение квалификации рабочей силы, рост образовательного уровня, сохранение физического и духовного здоровья нации и т. д.» <30>. ——————————— <30> Глотов С. А. Указ. соч. С. 13 — 14.

Как видим, социальная функция государства — это исторически обусловленная комплексная государственная функция, охватывающая многие другие управленческие предназначения государства, ценностные ориентации которого фокусируются прежде всего на повышении качества жизни человека. Наиболее подходящим для названного предназначения наименованием является сочетание «социальная миссия государства», которое отражает все признаки социального государства и как функции, и как института, и как принципа современного этапа развития общества. Социальную миссию государства следует понимать как ответственную его роль и комплексную государственную функцию в делах управления движением общества к благородным целям, связанным с обеспечением материального и духовного качества жизни человека. Ведь именно повышение качества жизни провозглашено главной целью Стратегии развития информационного общества в РФ.

Bibliography

Alekseev S. S. Pravo na poroge novogo tysyacheletiya: Nekotorye tendencii mirovogo pravovogo razvitiya — nadezhda i drama sovremennoj ehpoxi. M., 2000. Alekseev S. S. Vosxozhdenie k pravu. Poiski i resheniya. M., 2001. Baev V. G. Shunyaeva A. E. Social’noe gosudarstvo: ponyatie, soderzhanie, konstitucionnoe zakreplenie // Konstitucionnoe i municipal’noe pravo. 2008. N 17. Belyx V. S. Modernizaciya rossijskoj ehkonomiki i predprinimatel’skogo zakonodatel’stva: voprosy teorii i praktiki: Monogr. / Pod obshh. red. A. I. Tatarkina. Ekaterinburg, 2011. Berzhel’ Zh.-L. Obshhaya teoriya prava. M., 2000. Chirkin V. E. Konstituciya i social’noe gosudarstvo: yuridicheskie i fakticheskie indikatory // Zhurn. ros. prava. 2008. N 8. Glotov S. A. Social’naya politika i social’naya bezopasnost’ Rossijskoj Federacii: konstitucionno-pravovye voprosy realizacii. M., 2007. Informacionnoe pravo: aktual’nye problemy teorii i praktiki / Pod obshh. red. I. L. Bachilo. M., 2009. Ispolnitel’naya vlast’ v Rossii. Istoriya i sovremennost’, problemy i perspektivy razvitiya. M., 2004. Kutafin O. E. Rossijskij konstitucionalizm. M., 2008. Metodologiya prava (predmet, funkcii, problemy filosofii prava). M., 2001. Ozhegov S. I., Shvedova N. Yu. Tolkovyj slovar’ russkogo yazyka. M., 1994. Problemy obshhej teorii prava i gosudarstva: Ucheb. dlya vuzov / Pod obshh. red. V. S. Nersesyanca. M., 2006. Russkij yazyk: Ehncikl. / gl. red. Yu. N. Karaulov. M., 1998. Shpet G. G. Vnutrennyaya forma slova: ehtyudy i variacii na temy Gumbol’ta. M., 2003. Silichev D. A. Postmodernistskaya filosofiya. Vvedenie v filosofiyu / Avt. kol. I. T. Frolov i dr. M., 2004. Starshova U. A. Social’noe gosudarstvo: konstitucionno-pravovoj analiz // Vestn. Saratovskoj gos. akademii prava. 2004. N 1. Stepin V. S. Filosofiya nauki. Obshhie problemy: ucheb. dlya aspirantov i soiskatelej uchenoj stepeni kandidata nauk. M., 2006. Superanskaya A. V., PodolSkaya N. V., Vasil’eva N. V. Obshhaya terminologiya: terminologicheskaya deyatel’nost’. M., 2005. Svetlanov A. G. Social’naya funkciya gosudarstva: nekotorye pravovye aspekty // Prava cheloveka i sovremennoe gosudarstvenno-pravovoe razvitie: Sb. M., 2007. Teoriya gosudarstva i prava: Ucheb. / Pod red. A. S. Pigolkina. M., 2007. Zor’kin V. D. Social’noe gosudarstvo v Rossii: problemy realizacii // Sravnitel’noe konstitucionnoe obozrenie. 2008. N 1.

——————————————————————