Таможенные книги Московского государства XVII века. Северный речной путь: Устюг Великий, Сольвычегодск, Тотьма (опыт финансово-экономического и правового исследования)

(Шейнин Л. Б.) («Таможенное дело», 2006, NN 3, 4; 2007, N 1)

ТАМОЖЕННЫЕ КНИГИ МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА XVII ВЕКА. СЕВЕРНЫЙ РЕЧНОЙ ПУТЬ: УСТЮГ ВЕЛИКИЙ, СОЛЬВЫЧЕГОДСК, ТОТЬМА <*>

(ОПЫТ ФИНАНСОВО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО И ПРАВОВОГО ИССЛЕДОВАНИЯ)

/»Таможенное дело», 2006, N 3/

Л. Б. ШЕЙНИН

——————————— <*> Таможенные книги Московского государства XVII века. Северный речной путь: Устюг Великий, Сольвычегодск, Тотьма / Под ред. А. И. Яковлева. Т. I. 1633 — 1636 гг. М.; Л., 1950. 887 стр. Т. II. 1650 — 1656 гг. М., 1951. 899 стр. Т. III. 1675 — 1680 гг. М.; Л., 1951. 887 стр.

Шейнин Л. Б., кандидат юридических наук, старший научный сотрудник Института социальной политики АТиСО.

Таможенное обложение товаров и сделок с ними возникло, по-видимому, вместе с образованием ряда самых древних государств. При таможенном обложении внутреннего торгового оборота цивилизованные государства старались выполнить тройную задачу. Во-первых, «не упустить» своей доли дохода от торговых сделок. Во-вторых, не очень стеснять при этом сам торговый оборот, ибо всякое таможенное обложение — это не просто уплата пошлины, но нередко и технически тягостный процесс ее взимания. В-третьих, по возможности избегать двойного обложения — не только на таможнях, но и при сочетании торговых пошлин с обложением участников торговых оборотов по линии прямых налогов. Ставилась ли при этом дополнительная задача — оберегать конечного потребителя от чрезмерного повышения товарных цен, поскольку они «впитали» в себя таможенные сборы, неясно. Но если судить по сравнительно невысокой «интегральной» ставке таможенного обложения товара по мере его продвижения к конечному потребителю во второй половине XVII веке в Московском государстве (по совокупности обычно в пределах 12,5 — 15% от цен, опосредствующих оптово-розничный оборот этого товара), эта идея была не чужда тогдашним государственным деятелям. Опубликованные таможенные книги и другие относящиеся к таможенному делу документы не ограничиваются теми тремя таможенными пунктами, которые названы в заглавии этой работы. Всех таможенных книг и других документов намного больше. Но время для их совместного рассмотрения, по-видимому, еще не пришло. Во-первых, многие из них еще не опубликованы. Во-вторых, даже хронологически близкие между собой таможенные книги, если они были составлены в разных географических пунктах, различаются между собой и формулярами, и составом взимаемых пошлин, а возможно — и ставками пошлин. За одним и тем же титулом пошлины в разные годы может скрываться разное ее содержание (например «перекупная пошлина» по известным таможенным книгам Саранска и Устюга). На эти различия должны были влиять не только областные, но и ведомственные традиции и правила, поскольку разные таможни подчинялись разным Московским приказам. Например, приведенные в заголовке таможенные пункты (как и вся окружающая их обширная территория) в XVII веке входили в состав Устюжской чети. Вологодская же таможня, хотя и была связана с ними географически (по линии обложения общих торговых оборотов), подчинялась другому Московскому ведомству — Новгородской чети. Указанные различия довольно существенны. Так, «рублевая пошлина» (пошлина, взимавшаяся в виде доли с рубля продажи или купли) применялась на всех таможнях как сквозная. Но в отличие например от Устюга, на Вологде (по Таможенной книге 1634 — 1635 гг.) она была соединена обычно с «замытом». В устюжских книгах нет такого отдельного платежа, как «тепловое», которое взималось одно время на Вологде вместе с «гостиным». В отличие от Вологды, в Устюжских книгах нет платежей под названием «поворота» (этот платеж взимался на Вологде с невологодских торговцев в размере тысячной доли от цены проданного товара <1>), «записки» и «на бумагу» <2>, а также «свала» с саней или с телеги продавца в размере полутора копеек. На Вологде с покупателей соли взимался особый платеж «рогозинный» (рогожный?) — по полтора алтына с меха, а с продавцов скота «привязное» — по деньге с головы; «привязное» взималось также с причаливавших к пристани судов. В Устюжских таможенных записях платежей с такими названиями не встречается. «Анбарщина» (или близкий по смыслу) платеж присутствует в записях разных таможен, но связанное с ним «сторожевое» выделяется только на Вологде. При обложении продавцов соли на Вологде с них взималась пошлина «за откуп весу, за припуск и подъем и рукозноб» (за эти операции полагался платеж чуть более трети копейки с рубля цены). По Устюжским же записям такой дробности обложения не прослеживается. На Вологде при явке таможенникам своих денег или товаров иногородние проезжающие купцы платили пошлину в размере 10 копеек с саней (телеги), а с работника на судне — «шестовика» 2 коп. <3> На Устюге же, если подобные пошлины и взимались, то они могли иметь другие названия или включаться в другие (укрупненные) платежи. Термина «шестовик», который применялся на Вологде, на Устюге не было, судовые работники назывались там обычно ярыжками; в Соли же Вычегодской шестовики именовались осначами. ——————————— <1> Этот платеж, привязанный к приезжим торговцам, дает нам возможность уточнить границы Вологодского уезда 1630-х годов. <2> Отдельный платеж с торговца, призванный погасить расход таможни «на бумагу», необходимой для оформления взятой с него пошлины, свидетельствует о высокой ценности бумаги в те годы. <3> Таможенная книга города Вологды 1634 — 1635 гг. М., 1983. С. 22, 23 и след.

Выходит, прежде чем проводить общий анализ дошедших до нас таможенных документов, нужно хорошо разобраться в каждом из них и в отдельных их группах. Совместное рассмотрение книг трех таможенных пунктов, вынесенных в заголовок, представляется оправданным с двух сторон. Во-первых, все эти таможни подчинялись Устюжской чети, а потому их записи должны были отражать направление не только общегосударственной, но и ведомственной политики в области таможенного дела (хотя формуляры, по которым строятся записи книг этих таможенных пунктов, не вполне идентичны). Во-вторых, все эти пункты расположены сравнительно недалеко один от другого на общем водном пути (Сухона-Вычегда). Эти же пункты контролировали начало (или конец) торгового пути вдоль магистральной речной дороги, начинающейся после слияния Сухоны и Вычегды и ведущей по Северной Двине к Холмогорам и Архангельску. (Сохранились ли таможенные книги по Холмогорам и Архангельску, автору неизвестно.) Таким образом, работу всех трех названных таможенных пунктов должна была объединять некая общая «руководящая нить». По-видимому, этими же соображениями руководствовался коллектив историков во главе с А. И. Яковлевым, готовивший таможенные книги по Северному речному пути к печати, а вместе с ним Институт истории АН СССР, издавший трехтомник как одно целое в 1950 — 1951 годах. В некоторых случаях автор привлекает для сравнения таможенные книги по Вологде, Саранску и Великим Лукам; такое привлечение оговаривается в тексте или же в скобках указываются инициалы Великих Лук (В. Л.). При ссылках на тома Яковлевского издания в скобках указывается номер тома римскими цифрами и страница — арабскими цифрами. При ссылке на 1-й том в скобках указывается только страница <4>. ——————————— <4> Указание на номер тома является в то же время указанием на годы, к которым относится таможенная запись (см. в заголовке относящуюся к каждому тому хронологию).

Таможенные книги не раз попадали в поле зрения историков. Используя таможенные книги, исследователи выясняли состав тех товаров, которые зарождались, пересекали или продавались в отдельных таможенных пунктах; таким путем они устанавливали наличие торговых связей между регионами. Аналитики уточняли, как были построены товарные производства; таким путем они описывали тогдашнюю картину рыночных отношений <5>. Но в литературе практически не анализировалось, как строились таможенные пошлины, какие налоговые концепции находили свое выражение в таможенных сборах и как обеспечивалось их выполнение. ——————————— <5> См., например: Мерзон А. Ц. Таможенные книги XVII века: Учебное пособие по источниковедению истории СССР. М., 1957. Более полную библиографию см.: Таможенные книги г. Великие Луки, 1669 — 1676 гг. М., 1999. С. 3 — 5.

Между тем фискальные отношения времен Московского государства (и не только этих времен) были ничуть не менее важны, чем экономические. Правда, в таможенных книгах и некоторых других документах они находятся как бы в тени. Ставки фискальных платежей — намного меньше, чем суммы оборотов облагаемых товаров. Но в моменты социальных взрывов и неурядиц нередко выяснялось, что именно государственные поборы определяли многие стороны экономической и социальной жизни народа (например, несправедливое распределение среди плательщиков бремени прямых налогов). Нельзя также забывать, что от этих поборов нередко зависело, какие продукты, в каком количестве и в каких географических направлениях будут вовлечены в торговые обороты. Профессиональный интерес представляет также техника таможенного дела. Ниже я попытался хотя бы частично осветить именно эти стороны. В ходе дальнейшего чтения следует иметь в виду, что таможенные сборы не оставались постоянными; менялись как ставки обложения, так и правила их взимания. К тому же ставки и правила обложения могли различаться в зависимости от характера товаров <6> или от категории плательщиков — например, когда облагались иногородние или местные торговцы, иностранные купцы или монастырские «старцы», профессиональные торговцы или продавцы своих изделий. ——————————— <6> Например, по-особому облагались хлебные грузы, а также соль.

Заслуживает внимания, что в качестве торговцев почти не упоминаются женщины. Записи об обложении торговых сделок с участием женщин встречаются, но они весьма редки. Следует иметь в виду, что до нас дошли только беловые таможенные документы, переписанные с каких-то предварительных (черновых) записок. Можно полагать, что последние повторялись в беловых записях не автоматически. Иными словами, беловые записи могли быть и более и менее полными по сравнению с черновыми заметками. Грамматика XVII века во многих случаях отличается от нынешней. Автор старался (по возможности) сохранить ее при цитировании, например фамилию Филиппов передавать по тогдашнему написанию как Филипов.

1. Организационное и правовое обеспечение государственных таможенных доходов. (Внутренние таможни)

В XVII веке в число весомых денежных доходов государства входили косвенные налоги — кабацкие и таможенные сборы. Таможенные сборы относились не только к внешней, но и к внутренней торговле. Существовала сложная таможенная система обложения товаров, транспортных средств и занятых в торговле лиц (она была упрощена в 1650-х, а затем в 1670-х гг.). В каждом таможенном пункте она возлагалась на особое лицо — таможенного голову, в качестве которого иногда фигурировал член высшего купеческого сословия — Гостиной сотни, приписанной к Москве. Такое лицо назначалось администрацией не только за свое знание торгового дела, но и для обеспечения полноты сборов; за просчеты, а тем более за злоупотребления таможенный голова отвечал личным имуществом <7>. В помощь ему назначались так наз. целовальники, обычно из местных сведущих лиц, на которых ложилась обязанность по сбору пошлин с облагаемых товаров — в том числе на торговых площадях в посадах, а также на ярмарках в волостях — «в сельской глубинке». На них лежали и некоторые другие сборы. В ряде случаев на них же были возложены кабацкие («кружечных дворов») доходы (III; 397), но отчетность об этих доходах в таможенных книгах городов Северного речного пути не отражалась. (Она присутствует в Саранской таможенной книге 1692 г. // Саранск, 1951.) В волостях таможенные сборы иногда поручались каким-то закащикам — которые, видимо, действовали единолично. ——————————— <7> Этому лицу не возбранялось вести собственные торговые операции по месту службы. Так, в таможенной книге Соль-Вычегодска имеются записи о торговых операциях местного таможенного и кабацкого головы Ивана Лелька с мехами и рыбой (с. 318).

По некоторым волостям Устюжского и Тотемского уездов упоминаются «заказные (только на период ярмарки?) целовальники», а в двух волостях первого — откупщики казенных сборов <8>. Суммы откупов (видимо, за год) составляли 3 и 5 рублей, то есть тамошние обороты были незначительны (с. 288). В 1630-х гг. в Соли Вычегодской мелкие таможни также сдавались, с разрешения Москвы, на откуп частным лицом. Например, таким лицом был Иван Мокиев «с товарыщи». Сумма откупов была невелика (9 — 14 рублей), причем срок откупа не указывался (видимо, год). Таможенные сборы в основном высылались в Москву, частично расходовались на месте по приказам из Москвы, например, на выдачу подмоги добровольным переселенцам в Сибирь, на жалованье местным служилым людям, на пропитание (заслуженных) монахинь, частично — на нужды самих таможен. Эти суммы обычно исчислялись сотнями рублей в расчете на год. ——————————— <8> А. И. Яковлев упоминает, что откупщики мало считались с правилами обложения. С помощью всевозможных придирок они взимали с торговцев пошлины законные и незаконные. См.: Саранская таможенная книга за 1692 г. Саранск, 1951. С. 4 — 5.

В Устюге на откуп местному дворнику (сейчас мы бы сказали управляющему или завхозу) сдавался Гостиный двор (II; 154). За использование приезжими торговцами помещений на таких дворах полагалась специальная плата — «амбарное»; но что касалось «гостиного», то оно взималось, по-видимому, вообще со всех профессиональных торговцев (см. ниже). Гостиные дворы были не только налоговыми, но и торговыми центрами. Из других источников известно, что Гостиный двор на Устюге занимал площадь 20 x 27 3/4 сажени (по нынешним меркам несколько более 0,2 гектара); в нем было две казенных избы, 20 амбаров и 9 лавок <9>. Товарные склады могли находиться и вне Гостиного двора. ——————————— <9> Мерзон А. Ц. Тихонов, Ю. А. Рынок Устюга Великого. XVII век. М., 1960. С. 232.

У таможен были (выражаясь современным языком) филиалы, например в Лальском погосте — от Соль-Вычегодской таможни. В свою очередь таможенники этого погоста руководили «заказчиками» в волостях, где существовал сбор «с мелких товаров» (видимо, он же площадной сбор, а в Великих Луках — «с носящих товаров»), а также годовой сбор с половников и бобылей, «не служащих государевых служб», и некоторые другие сборы. Пошлины взимались с продавцов при продаже товаров, а также — с «явленых» денег покупателей (или с «объявленных» денег, как в книгах по Великим Лукам), поэтому в итоговых записях говорится о сборе «рублевой пошлины» как «с денег», так и «со всяких продажных товаров» (напр., III; 488). Но иногда облагался покупатель «за продавцов» — видимо в тех случаях, когда продавец находился вне досягаемости таможни, например «в волости». При заведомо розничных продажах («лавочный товар») облагался один продавец, например в 1678 г. по ставке 10 денег с рубля сразу за весь годовой оборот (III; 622). Точно так же облагались мелкие продавцы, возможно, продававшие свой товар оптом. Таможенные записи были детальными. Фактически они делались по каждой торговой операции, совершенной определенным лицом на какую-то дату. Приводилось имя лица, административная привязка его постоянного жительства, иногда его социальное положение (посадский человек, крестьянин и откуда, приказчик торгового человека, иностранец какой земли), наименование товаров, их оценка (обычно — цена сделки <10>), происхождение товара и его направление, способ транспортировки, размер пошлин, уплачиваемых сторонами (как правило — одной из сторон, о которой сделана запись). В некоторые годы указывались облагаемые транспортные средства и число работников при них. Нередко уточнялось, приехал торговец «сверху» или «снизу», и откуда именно. Если товар шел водой, то почти всегда упоминался род судна («лотка», дощаник, каюк <11>, облас, плот, байдара и др.), поскольку обложение судов было дифференцированным. ——————————— <10> Таможня Великих Лук использовала формулу «по продажной цене». <11> Крытая лодка. Различались каюк берестяной и дощаной; в Соли Вычегодской в 1650-х годах облагался только последний.

Если товар отправлялся в другой город или «в глубинку» (в волость), то указывалось, куда он направляется, с кем, в каком транспортном средстве, сколько его осталось на месте. На такой товар торговцу выдавалась «выпись», которая обычно означала, что товар прошел процедуру «первичного» его обложения, или же не был обложен по иной причине, например, ввиду того, что приобретен на «товарные деньги» (см. ниже). Не считалось нарушением, если по пути следования в пункт продажи торговец прикупит товар дополнительно. Однако если в месте прибытия товара оказывалось больше, чем по выписи, то с «прибылые цены сверх выписи» полагалось двойное или во всяком случае дополнительное обложение (см. ниже) <12>. ——————————— <12> Так произошло в одном случае с медом и воском, привезенными в Устюг из Уфы. На Устюге товар «по выписи» был обложен по той же ставке, что и в месте его отправки, по 5 денег с рубля цены, но избыточное его количество было обложено по двойной ставке (III; 159). Очевидно, двойная ставка применялась постольку, поскольку излишний товар раньше не подвергался обложению. В сходном случае добавочная пошлина была взята с торговца, у которого оказались добавочные единицы «брусьев каменных» (III; 175 — 176). Иногда в качестве «излишка» показывались дополнительно вырученные торговцем суммы за счет разницы цен места закупки товара и места его продажи. Например, Варзинские татары Дусейко да Дусыка привезли в Устюг несколько десятков пудов меда и воска по Хлыновской (с Вятки) и Полеманским (?) выписям на 275 руб., а сверх выписи — «по устюжской продажной цене объявилось в лишке» 61 рубль. (III; 158). Эти записи можно понять так, что в Хлынове товар при его обложении был оценен по местной цене, а в Устюге цена была выше, что и повлекло повышенное обложение «прибылые цены» товара при продаже его в Устюге (наряду с ординарным обложением той же суммы, которая была однажды обложена в Хлынове). О такой «хитрой» системе обложения см. ниже.

Записи часто упоминают о приказчиках крупных торговцев, об их братьях, сыновьях, племянниках, ведущих товарные операции (они же нередко плательщики пошлин). По этим записям можно судить о существовании некоторых торговых домов (Грудцины, Усовы). Нередко упоминается группа торговцев. В таких случаях записи указывают на их лидера (или лидеров), а об остальных говорят как о его товарищах. Однако записей, дающих основание для вывода о существовании формальных компаний (где торговец действовал бы как представитель сложившейся корпорации) — таких записей нет. Впрочем, таких записей нет и об англичанах и об иных иностранных торговцах, хотя известно, что некоторых из них объединяли их национальные компании. Таможня не только взимала пошлинные платежи, но и способствовала торговле, хотя и в очень скромных размерах. Так, расходная книга Тотемской таможни за 1675 — 1676 гг. содержит запись: «Дано от чищенья Пельшемского волока дву человеком 11 алтын 4 деньги», то есть 35 коп. При этом весь годовой ее приход составлял около 975 руб. (III; 584). На следующий год за чищенье Ляпина волока двум человекам заплачено 13 алтын две деньги, то есть 40 коп. (III; 624). На Устюге и в некоторых других пунктах существовали гостиные дворы с амбарами, за пользование которыми взималась отдельная плата. Таможня Великих Лук имела дополнительные доходы от устройства перевоза через р. Ловать, от «полавотчины», а равно от продажи дров и лучин (происхождение излишков которых неясно).

2. Обложение участников товарных сделок. Рублевая пошлина

Особенности таможенных записей. Анализ обложения товарных сделок осложняется тем обстоятельством, что таможенные записи и даже целые книги велись — нельзя сказать, чтобы отдельно для продавцов и покупателей, но близко к этому. Таможенники, видимо сознательно, группировали записи, освещавшие однородные операции. Например, были книги, где записывались пошлины с (приезжих) иногородних торговцев. Но поскольку они в основном продавали свои товары, то записи в этих книгах отражают обычно пошлины с продавцов. Местные оптовые торговцы закупали местные же товары, чтобы продать их в других местах. Поэтому записи об обложении местных торговцев фиксируют размеры пошлин в основном с покупателей. Группа записей относится к закупкам, которые производили приезжие торговцы, и т. д. Разумно исходить из предположения, что таможенная доктрина имела в виду обложение прежде всего продавцов и покупателей — оптовиков. Розничные покупатели, по всей видимости, не облагались. При таком предположении обложение оптовиков-покупателей надо рассматривать только как «предварительное», поскольку окончательно их дооблагали в тех местах и тогда, где и когда они продавали купленные товары. Таким образом, нормально товар облагался два раза в двух местах по некоторой половинной ставке. Если же продавец был одновременно изготовителем товара, то он облагался по двойной ставке, поскольку он не был обложен предварительно — при условии, что для продажи товара он использовал пункт с более высокой ценой, то есть перемещал его (см. ниже). Вот пример двойных записей об одной и той же торговой операции. В таможенной книге по Тотьме об обложении иногородних торговцев и тотемских солеваров сделана запись о ярославце Петре Рукавишникове, который не продавал свой товар, а купил у тотемцев лошадей на «явленые деньги». Его покупка была обложена по стандартной для покупателя ставке 5 денег с рубля, но об обложении продавцов лошадей в этой книге ничего не сказано (III; 590). Но это не значит, что они были свободны от обложения. Сведения об их обложении находятся в другой книге об обложении «посадцких людей и Тотемского уезда волостных крестьян». В этой последней есть запись, что крестьянин «Царевские волости» Тарасов, да трое тотемцев посадских людей (поименованы) продали Петру Рукавишникову, ярославцу, четыре лошади и платили за эту продажу пошлину по 10 денег с рубля (III; 617). О взимании пошлины за покупку лошадей с Рукавишникова в этой книге ничего не говорится, поскольку его статус не отвечал титулу книги. Итог обложения всех операций с лошадьми неизвестен. Можно думать, что если бы Рукавишников продавал лошадей в другом пункте, то его «дообложили» бы там по ставке 5 денег с рубля его выручки <13>. ——————————— <13> Деньга была ходячей монетой, как и алтын, и составляла полкопейки; в алтыне было 6 денег, или 3 копейки. Но копейки в тогдашних расчетах не фигурировали. Ниже в тексте они присутствуют лишь как счетные единицы.

Записи о взятии пошлины «привязаны» не столько к торговым сделкам, сколько к плательщикам пошлин, покупателям и продавцам, которые фигурируют обычно в разных записях. Поэтому восстановить целостную картину обложения участников одной и той же сделки удается далеко не всегда. Обычно в записях об обложении торговых покупок не упоминается об обложении продавцов. Но бывают исключения. Так, в 1679 г. в Соль-Вычегодской таможенной книге в записях о покупателях мехов (уже «явивших» свои деньги и заплативших при этом 5-деньговую пошлину) содержится указание, что по 5 денег с рубля платили продавцы и промышленные люди — продавцы мехов (III; 479). Почему продавцы мехов платили 5-деньговую пошлину, понятно. Можно думать, что они уже платили 5-деньговую пошлину при покупке своего товара. Однако этого нельзя сказать о промышленных людях. По идее, они должны были заплатить за продажу своих мехов 10-деньговую пошлину. Взимание же с них только 5-деньговой пошлины означало, видимо, что они имели льготу. Не исключено, что льготное обложение касалось только продажи мехов, поскольку они служили чем-то вроде суррогата денег; денег не хватало, отсюда (возможно) поощрение добычи мехов и их оборота <14>. ——————————— <14> Но возможно иное объяснение. Если товар продавался «на месте», без передвижения его в пункт с более высокой ценой, то продавец платил только минимальную пошлину — в данном случае 5 денег с рубля. Так бывало, если торговец приезжал закупать товар «в глубинке» и там находил продавца.

В таможенной книге по Тотьме 1677 г., предназначенной для учета операций местных торговцев, отдельно записаны рублевые пошлины (то есть взимаемые с рубля цены), взятые с продавцов товаров, и отдельно — пошлины с тех, кто «явил» деньги — с покупателей товаров. Таможенная пошлина по 10 денег с рубля могла взиматься как с цены проданных товаров, так и с денег, явленных «на покупку в уезд». Такая же пошлина полагалась при явке денег «на перекуп», а по некоторым записям, «на покупку в уезд» (III; 622 — 624) <15>. ——————————— <15> Повышенное обложение денег, «явленых» для покупки в уезд, возможно, объясняется тем, что с (будущего) покупателя взималась пошлина также за того продавца, который продаст ему товар «в уезде» (и которого Тотемские таможенники иначе обложить не в состоянии). Смысл «перекупных» денег не вполне ясен. Возможно, речь идет о закупке в Тотьме товаров, предназначенных для продажи в уезде. Если это так, то «явивший деньги» торговец уплачивал 5 денег на явленный рубль за покупку товара в Тотьме, плюс 5-деньговую пошлину вперед за себя за этот же товар, поскольку он намерен был продать его в уезде, итого 10 денег с рубля. С покупателя же товара в уезде взимание пошлины не предусматривалось, поскольку его покупка предполагалась потребительской. В «типовом случае» при покупке на явленные деньги хмеля (братья) Гулины платили обычную для закупок товара в отъезд 5-деньговую пошлину (III; 622 — 623). Очевидно, хмель они предполагали продать не «в уезде», а в другом городе, где была своя таможня, способная дополнительно обложить их конечную операцию.

При взимании пошлины с продавцов дворов, сенных покосов, отдельных строений 10-деньговую пошлину платили продавцы; особых записей об обложении покупателей нет (III; 618). Возможно, принималось во внимание, что покупки были потребительскими — без цели перепродажи (см. ниже). Облагались прежде всего оптовые обороты и мелкооптовые сделки. Не облагались покупатели по розничным сделкам (обложить их было невозможно даже технически); при торге «врознь» пошлина взималась только с продавца. Например, когда в 1679 г. 4 товарища из Брусенской волости продали в Устюге 4 кипы хмеля (видимо, своего производства), из которых 3 оптом, а четвертую «врознь», то пошлину они платили со всей вырученной суммы по 10 денег с рубля (III; 231). Мелкие партии «неписьменных» товаров продавались на посадах на площадях и облагались без записи в книги. Таможенный доход этого рода назывался Площадным сбором (например: II; 154, 302). В записях по таможне Великих Лук сборы с продаваемых на площадях (без записи) товаров иногда называются «с носящих товаров и хлеба» (В. Л.; 228). В разные годы ставки обложения были неодинаковыми. В 1630-х гг. на Устюге обычная ставка пошлины с продавцов составляла 3 деньги с рубля (1,5%), а в 1650-х гг. и позже с иногородних взималось 5 денег с рубля. Неодинаковыми были ставки обложения сделок с разными товарами. За продажу меда и воска на Устюге в 1652 г. полагалась пошлина по ставке 8, а с проданной икры, вязиги, орехов, рукавиц — 5 денег с рубля (II, 194, 195). В Тотьме примерно в то же время ставка пошлины колебалась от 5 денег с рубля, например при продаже рыбы, до 2,5 денег при продаже лаптей, мыла, щепья, рогож. Продавцы хмеля, воска и меда платили по 3,5 денег с рубля; такая же ставка действовала для продавцов кричного железа и меди (II; 604, 605, 606). Основание и кратность таможенного обложения. Принципиальный вопрос заключается в том, мог ли товар облагаться неопределенное количество раз (по мере перехода его из рук в руки) или же существовал некоторый фиксированный (хотя бы в умах авторов налоговой системы) размер пошлины, который так или иначе распределялся между участниками сделок. По всей видимости, главным было первое соображение. Основанием обложения служила (естественно) прибыль торговца, а последняя обычно возникала ввиду разницы в ценах между местом закупки товара и местом его продажи <16>. Сделки, не имевшие в виду выход товара за пределы одного пункта, тоже облагались, но покупатель облагался по пониженной ставке; с него взимали пошлину, которая в некоторых записях называется перекупной. Возможно, это последнее обложение было рассчитано на разницу сезонных цен в одном и том же пункте. Но термин «перекупная пошлина» иногда употреблялся для обозначения некоторых других торговых операций (местная мелкооптовая закупка с последующей оптовой перепродажей). ——————————— <16> Согласно правилу: «Чем сильнее разность цен, тем полезнее обмен».

В некоторые годы местный купец <17> при его обложении имел преимущество перед иногородним, если тот приезжал для закупки товара. Например, при покупке хмеля на Тотьме в 1630-х годах иногородний покупатель платил по ставке 7 денег с рубля покупки, а местный — вдвое меньше (с. 535, 537) <18>. Возможно, тут присутствовало соображение, что иногородний торговец получает от своих операций больше барыша, чем местный. Не исключено, однако, что действовало другое соображение, согласно которому местный торговец платил меньшую таможенную пошлину, поскольку на него падали местные прямые налоги <19>. ——————————— <17> Источники называют купцом покупателя товара. Здесь и ниже сохраняется этот смысл. <18> По Новгородскому таможенному уставу 1571 г. с иностранного торговца за привозимый и проданный им товар взималось 7 денег с рубля оценки, с иногородних торговцев по 4 деньги, тогда как «свои» Новгородские платили только полторы деньги. Покупатели товаров, предназначенных для местной (розничной) торговли, (лавочники) облагались по полуденьге. Пошлина («тамга») взималась нередко также с государевых товаров. Товарная пошлина не отменяла особых сборов с телег, судов, саней, судовых работников. При взвешивании товара «пудовщики» взыскивали по 2 деньги с рубля цены; «а пуда себе не держати никому». Запрещался вывоз за рубеж драгоценных металлов в изделиях и денег. Отвозимые товары подлежали упаковке в присутствии таможенников, которые накладывали свою печать; так же должны были «выглядеть» прибывающие товары за печатью Московской таможни. Разгрузка возов, судов полагалась только в присутствии таможенников. Торговцы должны были «ставиться» на гостиных дворах (Карамзин Н. М. История государства Российского. СПб., 1843. Книга III. Примечания к тому IX. С. 174 — 175). Из текста Устава видно, что он опирался на более старые документы. <19> Та кое указание встречается иногда в таможенных записях, но оно требует дополнительного объяснения. Оно предполагает узкую ведомственность таможенных сборов и иных налогов — в данном случае только в пределах территории, управляемой Устюжской четью.

Среди облагаемых товаров у частных торговцев изредка отмечается порох и ртуть, измеряемые пудами, очень редко золото. В таможенной книге по Вологде есть записи также об иных военных припасах, но только изредка делаются пояснения относительно того, что это государевы закупки. В определенные периоды некоторые товары облагались по мере или по весу — либо наряду с «рублевой пошлиной», либо вместо нее. Это касалось зерновых товаров, хмеля, а также соли, льна, говяжьего сала, (коровьего) масла, закупаемых нередко «в глубинке». Такой порядок объясняет, почему торговец-скупщик нередко платил «померные» пошлины также за (отсутствующих) продавцов этих товаров. Покупатель соли мог платить и «рублевую», и попудную пошлину; но с продавца ржи и овса взималась (как правило) только «померная» пошлина (пример — на с. 481). Если же он платил с рубля продажной цены, то не платил померной пошлины. Упрощение системы пошлин в марте 1654 г. (Торговый устав 1653 г.) сводилось к уничтожению отдельных пошлин за транспортные средства, за приезд-отъезд и проезд торговцев и их работников. Вместо выпадавших доходов казны была повышена пошлина за каждую торговую операцию — в общем случае до 5 денег с рубля, а вместо взимания платы с солеваров за «варнишные дрова» было повышено обложение соли. Тем самым прежние пошлины с транспортных средств, возчиков, рабочих были переложены на торговцев. Это должно было отразиться на «внутренних расчетах» между торговцами, с одной стороны, и их трудовыми и транспортными партнерами — с другой; возможно, первым удалось уменьшить цены, которые они ранее платили вторым. Иными словами, налоговая реформа должна была отразиться на цене транспортных услуг и рабочей силы. Но как технически проявила себя эта закономерность, и в какой мере она фактически действовала, остается неизвестным. Поводом и «сигналом» к взиманию пошлины служило не само перемещение товара, а сделка с ним. Так, Василий Саблин из Кичменской волости Устюжского уезда в 1679 г. поплавил в Холмогоры рожь, пшеницу и горох «своих деревень», плюс рожь южской (по р. Юг) волостной закупки, с которой он платил пошлину — видимо, за себя и за продавцов — 10 денег с рубля (III; 238). Об обложении продукции «своих деревень» запись молчит — видимо, по той причине, что с нею никаких сделок еще не было произведено. Пошлина «за волостную покупку» была взята на Устюге с Первого Протодьяконова, который поплыл к Холмогорам на дощанике с крупой и рожью (с. 203) <20>. Можно полагать, что ему был выдан на это документ, с тем чтобы в Холмогорах местная таможня взяла с него пошлину только за продажу привезенного товара. ——————————— <20> Холмогоры писались как Колмогоры. Архангельск именовался Городом.

Волостная торговля могла производиться на ярмарках, и в этих случаях 5-деньговую пошлину платили все продавцы, как местные, так и приезжие. Товары последних (видимо, как профессиональных торговцев) были «письменные», так как каждый случай продажи заносился в книгу. Скупщики ярмарочных товаров (в отъезд) также облагались по обычной 5-деньговой пошлине. Это видно из записей 1676 г. филиала Устюжской таможни на Красном Бору (III; 126 и след.). Пошлин с потребительских покупок ярмарочных товаров, по-видимому, не полагалось. Из записей Саранской таможенной книги 1692 г. (Саранск, 1951 г.) видно, что лица, явившие деньги для покупки товара в Саранске, платили с них 5-деньговую пошлину. Если же деньги предназначались для покупки «в уезде», то 10-деньговую. Очевидно, повышенная ставка во втором случае учитывала необходимость обложения (неизвестных таможне) продавцов товара «в глубинке». Когда устюжанин Семен Сусоров поехал в верховские города с кожами, то пошлина с него была взята с кож «волостной покупки»: на рубль — 10 денег — видимо за его покупку, а также «за продавца». За перевозимые кожи «своего промыслу» пошлина взята не была (III; 232). Надо думать, пошлину за последние он должен был заплатить в момент и в месте их продажи. Главным «экономическим мотором» служил торговец, перемещавший товар из одного пункта (с относительно низкой ценой) в другой пункт (с более высокой ценой). Поскольку эта операция приносила «мотору» доход, последний и был основой обложения; обычно торговец вносил пошлину и в месте отъезда (где он приобрел товар), и в месте приезда (где этот товар он продавал). Но своим доходом «мотор» должен был делиться и с тем, у кого он закупал товар, и с тем, кому он перепродавал товар в месте приезда. Поскольку эти последние лица получали свои доходы, последние также подлежали обложению. Таким образом, сделки с одним и тем же товаром облагались столько раз, сколько было этих сделок. Практически за каждую сделку облагались оба ее участника, между ними делилась налагаемая на них «двуединая» пошлина. Так, можно думать, что в 1670-х гг. сделка в отношении перемещенного товара облагалась на Устюге «стандартной» пошлиной в размере 10 денег с рубля, так что на каждого участника падало по 5 денег. Предполагалось, что товар может перемещаться не один раз, если он меняет хозяина. Но при этом пошлина взимается на каждом «переломе», в качестве которого принимается его переход из рук в руки (то есть когда за него уплачивается цена). Но весь путь товара в записях какой-то одной таможни нередко не прослеживается. Сложные системы обложения товарных сделок базировались (в основном) на том обстоятельстве, что существовала разница в ценах на товар в месте его закупки (получения) и в месте его продажи. Поэтому систему обложения товаров, которая формально выглядела как обложение товарных сделок, следовало бы называть обложением валовых доходов торговцев, поскольку эти доходы в основном формировались за счет разницы в ценах на их товары, перемещаемые из одних пунктов в другие. Можно полагать, что существовала «базовая пошлина», например в 1670-х гг. 10 денег с рубля, которая подразумевала минимальное число сделок с товаром. Такая ставка была применена к устюжскому винокуру Ивану Мотрошилову. Последний по договору с головой Соль-Вычегодского кружечного и таможенного двора Герасимовым поставил на Лальской кружечной двор 500 ведер вина, которые он скурил «ис покупных хлебных и всяких припасов» (III; 235). Платил ли пошлину за эту покупку кружечной двор — в этой записи не указано, скорее всего, не платил. Такой же формуляр записей характерен для многих других случаев, когда в качестве плательщика указана только одна сторона, например продавец, а о другой умалчивается. При буквальном прочтении остается неясным, то ли другая сторона вообще пошлины не платит, то ли на ее платеж существует отдельная запись (например, в форме записи о «явленых деньгах» в отношении покупателя). Но в ряде случаев записи прямо указывают, что пошлину платят оба лица. Поэтому можно сделать вывод, что пошлина настигала обе стороны, поскольку дело касалось оптовых и мелкооптовых сделок. Из Устюжской таможенной книги 1679 г. (равно как из других таможенных записей) видно, что при продаже своего товара иногородние торговцы платили чаще 5, а реже 10 денег с рубля выручки. Последний платеж должен был объясняться тем, что торговец не уплачивал пошлины в месте закупки своего товара. Но иногда при продаже привезенного из глубинки или купленного по дороге товара («без выписи») торговец платил только 5 денег с рубля; возможно, такая ставка обложения действовала по той причине, что товар покупался на ярмарках, где существовал таможенный сбор. Облагались «хлебные припасы своих деревень» гостя Василия Грудцына из Устюга, израсходованные на курение вина «на государевы кружечные дворы». Они были оценены в 435 рублей, и с каждого рубля оценки было взято пошлины 10 денег — хотя ни купли, ни продажи этих припасов не происходило; очевидно, облагалось их превращение в товарное вино. На покупные же припасы для винного курения была начислена обычная половинная пошлина в размере 5 денег на израсходованный рубль. По-видимому, дополнительное обложение Грудцына происходило тогда, когда он поставлял свой товар на государев кружечный двор в Соль-Вычегодске, причем запись об этом должна была присутствовать в таможенной книге скорее не Устюга, а Соль-Вычегодска. При скупке в Устюге ржи у волостных крестьян «с плотов» Грудцын платил пошлин 10 денег с рубля «за продавцов» <21> (III; 177). Он же платил 10 денег с рубля, когда его приказчики закупали «в волостех» рожь и ячмень для отправки в другие места. О том, что уплата пошлины последовала в этом последнем случае «за продавцов», не упоминается, но возможно, что это объясняется лаконичностью записи (III; 178). Характерно, что записи об уплате пошлины «за продавцов» не упоминают об уплате закупщиком 5-деньговой пошлины «за себя». Здесь возможно два объяснения (варианта). 1) Когда закупщик выезжал «в глубинку» для закупки товара, он предварительно «являл» деньги на эту закупку и платил за них пошлину. Поэтому последующий акт закупки им товара в волости уже не облагался. Облагался лишь продавец товара. 2) Продажа волостным человеком товара у себя на месте (в отличие от случая доставки им своего товара в город) облагалась по льготной 5-деньговой пошлине; поэтому запись об уплате покупателем «за продавца» на самом деле означала, что покупатель платил 5-деньговую пошлину за продавца и 5-деньговую пошлину за себя. ——————————— <21> Из других записей видно, что когда производитель товара являлся в Устюг, он платил с цены товара 10-деньговую пошлину.

Скорее всего указанная запись (как и многие другие) отражает второй из приведенных вариантов. Взимание полной (10-деньговой) пошлины «за волостные покупки» могло иметь терминологический вариант. Когда устюжский мясник Железницын покупал скот на Двине в Телеговом монастыре, то на Устюге с него взяли 10-деньговую пошлину «за старцов». По высшей ставке облагался также некупленный (свой) товар, поскольку он «набрал цену» после перемещения. Так, Кокшар Швалев с товарищем «явили своих огородов» кипу хмеля весом 14 пудов. Устюжские таможенники обложили ее по ставке 10 денег с рубля (III; 40). Когда устюжанин Семен Сусоров повез в «верховския городы» среди других товаров кожи своей выделки («своего промыслу»), он не платил за их отвоз никакой пошлины (само перемещение товара в 1679 г. не облагалось). Но поскольку он повез также кожи «волостной покупки» на рубль, то за них он внес 10 денег пошлины (III; 232). Эта пошлина была внесена им (видимо) как за себя, так и за продавцов <22>. Таможенники на Устюге не имели права облагать кожи, выделанные Сусоровом, поскольку никаких торговых операций Сусоров с ними еще не производил. Но что касается волостных торговцев, продавших Сусорову свой товар, то «за них» и за свою покупку у них Сусоров подлежал обложению в ближайшем же таможенном пункте, то есть на Устюге. ——————————— <22> При такой трактовке надо принять, что волостные продавцы, сбывавшие свой товар не месте, платили за продажу 5 денег с рубля. Если бы они явились с ним в город, то платили бы 10-деньговую пошлину.

Обложение производителя, привезшего и явившего свой товар (например хмель «со своего огорода») в Устюг, по ставке 10 денег с рубля надо расценивать как обычную уплату пошлины за его валовой производственно-торговый доход. Никаких выписей на такой товар у продавцов (естественно) не было. Аналогичным образом стандартное обложение по ставке 10 денег с рубля применялось к мелким торговцам при продаже ими «домокормленного скота» — быков устюжским мясникам (III; 527 и др.). Хотя быки изначально принадлежали самим продавцам (так что вариант платы пошлины «за продавца» отпадает), тем не менее при их продаже владельцы скота платили максимальную ставку пошлины — очевидно за себя, как за продавцов. (Именно такие случаи дают основание считать 10-деньговую пошлину как полную при обложении даже непрофессионального торговца, если только он перемещал свой товар в другой пункт.) По всей видимости, 10-деньговая ставка была «базовая» — но не для товара, а для данного торговца. Он мог уплатить ее сразу после продажи товара, но мог и по частям: 5 денег с рубля при закупке товара и 5 денег же с рубля при продаже. (Если товар продвигался дальше, то новую 10-деньговую пошлину платил следующий хозяин товара.) Об этом говорит тот факт, что 10 денег с рубля платили группы становых людей с Ветлуги, приезжавшие в Устюг на десятках санях с нехитрым товаром: лаптями, кулями, холстом, льном и прочим, а также с зерном и некоторыми другими продуктами (III; 163 — 167). Скорее всего, они продавали товар собственного изготовления, не купленный. Обычно на вырученные деньги они закупали соль. Надо думать, что покупка была потребительская, потому что записей о взимании за нее обычных пошлин нет. Некоторые записи говорят об особом способе обложения транзитных товаров, хозяева которых не были обложены в местах своего выезда. Так, Василей Кочнев поехал через Устюг из Архангельска в Туглим со своим товаром — воском, шелком и краской, а также с аналогичным товаром Ивана Бетюкова. Воск и шелк он явил на Устюге «по Городовой выписе», то есть из Архангельска. Хотя Устюг для Кочнева был только транзитным пунктом, но его воск был оформлен «устюжскою покупкою», что позволило устюжским таможенникам обложить его 5-денежной пошлиной (в Архангельске воск, видимо, не был обложен). Устюжские таможенники сделали запись, что «цена всему отпускному воску, кроме шелку и краски, 49 руб. 5 алтын» <23>. С этой суммы и была взята 5-денежная пошлина (III; 344). Поскольку шелк и краска не были оценены и обложены, надо думать, эти операции устюжские таможенники оставили своим коллегам на Туглиме, где товар подлежал продаже и где цены были выше, чем в Устюге. Но почему «устюжской покупкой» был оформлен только воск, не вполне ясно. ——————————— <23> Привоз из Архангельска воска сам по себе требует объяснения, ибо воск был экспортным, а не импортным товаром. Возможно, Кочнев не сумел продать в Архангельске привезенный туда воск и повез его назад.

С некоторых пор ставка пошлины с продавца зависела от того, продает он товар оптом или в розницу. Во втором случае пошлина была меньше. В 1680 г. половник Л. Федоров из Соль-Вычегодска купил «врознь» у мясников Устюга для мыльного промысла своего хозяина 70 пудов «сала говяжья сырцу», с которым поплыл в Соль Вычегодскую. За себя он платил пошлин «с покупки с явленых денег» по 5 денег с рубля. Но он же «по договору» платил «за продавцов перекупных пошлин по государеву новому указу» по 2,5 денег с рубля (III; 272). Льгота для продавцов при продаже их товара «врознь» подразумевала, видимо, местного покупателя (он же потребитель товара). Федоров же воспользовался этой льготой, хотя он был приезжий и хотя его покупка не была потребительской <24>. ——————————— <24> А. И. Яковлев утверждает, что перекупной пошлиной называлась пошлина, взимаемая с того покупателя, который предназначал товар для перепродажи (Саранская таможенная книга за 1692 г., с. 7). Но в данном случае покупатель предназначал купленное им сало для производства мыла, а не для перепродажи. Да и платил он перекупную пошлину не за себя, а «за продавцов».

В некоторых случаях таможенники прибегали к условностям. Так, вологжанин Дьяконовых, привезший по Вологодской выписи в Устюг чеснок и лук, исчисляемый в сотнях тысяч головок (как их считали?), часть товара продал в Устюге. С вырученной цены он платил 10 денег с рубля. По-видимому, это означало, что при закупке товара в Вологде пошлина с него самого там не была взята. С частью же товара из Устюга он «пошел на лотке в Туглим» (где был свой таможенный пункт). Этот товар был оценен на Устюге, и на него Дьяконовых получил выпись, как на «Устюжскую покупку». На основании такой записи он заплатил на Устюге пошлину 5 денег с рубля (III; 272) — видимо, как предварительную, упреждающую его обложение в Туглиме, где он должен был заплатить другую половину таможенной ставки. Такие приемы можно рассматривать как компромисс между интересами экономического оборота и притязаниями фиска. Дьяконовых по какой-то причине не заплатил пошлины за покупку овощей в Вологде. Тем самым он сохранил некоторую часть своей наличности, и это позволило ему закупить там больше товара в отъезд <25>. Но когда часть привезенного товара он продал в Устюге и когда у него появились деньги, он заплатил на Устюге полную пошлину за эту часть и половинную (упреждающую) — за ту часть, которую он повез в Туглим. ——————————— <25> Неуплата части следуемой пошлины на месте закупки товара могла иметь несколько причин. В данном случае можно предположить, что Дьяконовых «не заехал» на таможню в Вологду со своим товаром, потому что ему пришлось бы везти свои овощи в обратном направлении.

При аналогичных обстоятельствах товар Прокопия Бобошина, не имевшего выписи с места отъезда (видимо, из района Вологды), когда он был доставлен в Устюг (для дальнейшего следования в Соль-Вычегодск), оказался оформленным там «Устюжскою покупкою», за что полагалось внести 5 денег с рубля. Надо полагать, что у Бобошина свободных денег для уплаты пошлины не было, потому что их внес за него «порутчик» (поручитель) Реутов (III; 273). Но такая операция производилась не всегда. Галичанин Самойло Агафонов доставил по Архангельской выписи сукна, бумагу, иголки и другой товар в Устюг. Часть его он продал в Устюге (заплатив 10-деньговую пошлину), а с «достальным городовым товаром» и с прикупным устюжским товаром поехал в Галич. Но этот остаток не был оформлен как «Устюжская покупка», и пошлина за него взята не была (III; 277). Возможно, закупив новый товар в Устюге, Агафонов уже не имел свободных денег, чтобы платить 5-денежную пошлину за свой «достальной» товар, поэтому оформлять его «Устюжской покупкой» для местной таможни не было смысла. Однако не исключено, что у таможенников был и более дальний прицел (см. ниже). При наличии «выписи» обложение торговца строилось обычно по-другому. Когда гостиной сотни О. Булгаков продал в Тотьме воск «по Вологоцкой выписе», то платил пошлины только 5 денег с рубля (II; 653). Очевидно, в выписи было указано, что половину полной пошлины (принимая за полную 10 денег с рубля) он уже заплатил на Вологде, где скупил воск. Если же являлся иногородний торговец без документа, откуда у него товар, то пошлина с продажи бралась с него больше обычной: видимо, за неуплату первой половины пошлины по месту закупки своего товара. Отсюда вытекает, что торговец мог платить пошлину (и платил ее) нередко по частям: сначала в месте закупки товара, а затем в месте его продажи. Если же в месте закупки торговец не вносил полагающейся с него части пошлины, то она взималась в двойном размере там, где товар продавался. Иными словами, при окончательном расчете с фиском таможня учитывала «пропущенный» платеж. Поскольку не все купленные товары предназначались для перепродажи, покупатель мог освобождаться от платежа пошлины при их закупке. Но если покупатель приобретал товар в больших размерах для потребительских нужд, последнее обстоятельство должен был засвидетельствовать официальный документ. Так, по указу великого государя «иноземец Галанской земли» Андрей Микулаев не платил покупной пошлины за массу купленных им «в волости» деревьев (видимо, для собственных нужд), которые заготавливали в основном устюжане — жители Никольской слободы. Последние же платили с продажной цены 10-деньговую пошлину (III; 236, 237). По-видимому, продавцы сплавляли лес к месту его передачи покупателю, хотя это обстоятельство в таможенной записи не отмечено (возможно, как самоочевидное) <26>. ——————————— <26> Запись не упоминает, была ли взята с продавцов особая плата за вырубку (как мы бы сказали) казенного леса. Таких указаний нет и в других записях о продаже лесных материалов. Отсутствие таких записей говорит, по-видимому, о том, что лесные материалы можно было заготавливать бесплатно. (О дровах для выварки соли см. ниже.)

«Переводные» налоговые отношения отражены в записи о покупке 100 дерев устюжанином Толоконцовым «на Устюге» у приплавивших их туда жителей Тотемского уезда во главе с Акинфием Романовых. Толоконцов платил 10-деньговую пошлину «за крестьян (продавцов) по переводу» (III; 237). Это можно понять так, что с указанных крестьян на Устюге полагалась пошлина, которую взял на себя Толоконцов. О пошлине с самого Толоконцова как с покупателя запись умалчивает; видимо, лес шел на потребительские нужды, а не для перепродажи. В 1651 г. таможня в Устюге зафиксировала, что покупатели оследей (бревен), дерев, драниц и тесниц — братья Усовы «перевели платить за себя» пошлину, полагавшуюся с известных продавцов этих лесных материалов (II; 60 — 61). Очевидно, так было проще для таможни; что же касается продавцов товара, то Усовы взяли на себя уплату за них пошлины. По-видимому, лес предназначался для использования в хозяйстве самих Усовых (не для перепродажи), потому что о взимании какой-либо пошлины с Усовых в таможенной книге не упоминается. «Переводы» (по)рублевой пошлины с продавца на покупателя могли быть и при коммерческих сделках. В 1653 г. вкладчик Гледенского монастыря С. Шаламов явил на Устюге <27> в числе других товаров, купленных на Красном Бору, 9 пудов «скупного хмеля с Сухоны». За свои покупки он платил пошлины 5 денег с рубля, плюс гостиного 2 алтына, плюс весчего 4 деньги, «да за продавцов» хмеля по 8 денег с рубля <28>. С «покупного товара» же, который он привез из Красного Бора, он платил за продавцов по 3 денег с рубля, «что целовальников на Красном Бору для пошлинного збору нет» (II; 176). ——————————— <27> Предлог «на» я использую, чтобы указывать то место, где товар проходил таможню. <28> Торговые операции с хмелем в свое время облагались по более высокой ставке, чем операции со многими другими товарами.

В одном случае келарь и казначей двух иногородних монастырей продали в Устюге несколько сотен мер овса Ф. Павлову, который поплыл с ним на Вычегду в Сереговское усолье. Таможенная запись зафиксировала, что он заплатил пошлин по 10 денег с рубля «за старцов» (III; 171 — 172). Возможно, что с Павлова взяли не 15-, а 10-деньговую пошлину, потому что Павлов уплатил 5-деньговую пошлину за себя ранее, при явке денег на покупку овса. Оценка непроданного товара производилась, видимо, «со страховкой» в пользу продавца, поскольку действительная продажная цена была неизвестна. Так, с Ульяны Еремеевой, «явившей» на продажу кипу хмеля, на Устюге была взята пошлина 20 алтын (60 коп.). В то же время Павел Кокорев, уже продавший кипу хмеля, заплатил пошлин 26 алтын 4 деньги, то есть 80 коп. (с. 218). (Правда, не исключено, что кипы были неравные.) Два костромича, приплывшие в Устюг в августе, «явили» продать холсты. Они платили явку и анбарное за 4 недели по 7 денег за неделю. Но сам товар не получил оценки, и с его цены не была взята пошлина. Объяснением служит запись: «А холсты остались не в продаже во 162 год» — то есть на 1654 г. (II; 240). Методы оценки товаров при взимании пошлин с товарных сделок. По сравнению с таможнями Северного речного пути эти методы были более разнообразными в Саранске. Из записей Саранской таможенной книги за 1692 г. (Саранск, 1951) видно, что при взимании рублевой пошлины с цены сделки таможенники неодинаково подходили к оценке товара, ибо применяли для этого разные термины. Выделяется четыре таких термина. 1. Цена (пошлина бралась «с цены»). 2. Товарная цена (пошлина бралась «с товарной цены). 3. Товарные деньги (пошлина бралась с «товарных денег», иногда «с продажи… с товарных денег» <29>). Особо выделяется 4. Торговая цена. Это выражение встречается на с. 23 при оценке «лишнего сверх записки» товара (пуха), обнаруженного у Микиты Карпова, и потому у него конфискованного («взято на великих государей»). На с. 32 сказано, что за этот утаенный товар «взято по торговой цене», но речь, видимо, идет не о его рыночной продаже и не об обратной продаже владельцу, а только о его оценке (по какой он был взят на учет). Поэтому логично предположить, что «торговая цена» означала то, что сейчас называют экспертной оценкой. В других Саранских записях и в других таможенных книгах термин «торговая цена» не упоминается. Возможно, этот термин использовался только при оценке казенных товаров, поэтому он оказался уникальным. Иначе надо принять, что экспертным оценкам при взимании пошлин не было места, хотя это маловероятно. ——————————— <29> «С сорока пуд меду», как отмечено в записи по Саранской таможенной книге в отношении «деревни Тавлы мордвина» Живайки Русяева (с. 13).

Что касается цены, то, скорее всего, имелась в виду действительная продажная цена товара. Например «с цены» был обложен служилый татарин Байситок Сайганов «с проданого ево товару» 50 яловичных кож и 60 конин (с. 26). Термин «товарная цена» в Таможенной книге Саранска 1692 г. встречается нередко, но смысл его не вполне ясен. Оцененный по товарной цене (скорее всего) продажный товар облагался обычной для Саранска 10-деньговой пошлиной. Так, с товарной цены был обложен служилый татарин Кшелейка Бахтеев с его товара 70 конин и 20 кож яловичных (с. 27). С товарной цены был обложен мордвин Трешка Микитин «с тавару» его с 40 пудов меду, 5 пудов чистого воска и с 2 кип хмеля. По таможенным книгам Северного речного пути упоминания о товарной цене нет. (Возможно, однако, что там она фигурировала под другим названием.) Одно из возможных толкований товарной цены — это «экспертная цена», то есть цена товара, определенная таможенниками как реальная для продажи товара. Но это предположение требует (естественно) проверки. В таможенных записях 1650 г. по Великому Устюгу прямо говорится о взимании пошлин с продаваемого товара на основе его оценки (II; 139 — 140). Товарные деньги. Одно из возможных толкований этого термина — что оно употреблялось как синоним товарной цены. Но такое «вольное» обращение с важным финансовым понятием маловероятно. Другое толкование — техническое. Обычно от покупателя товара требовали «явки» денег, с которых и взималась пошлина за будущую покупку. Тем самым таможенники страховались от ситуации, при которой после покупки товара у торговца не останется свободных денег для уплаты пошлины. Но явка денег по разным причинам происходила не всегда, и тогда обложение покупателя могло происходить после того, как он закупил товар — поскольку у него еще оставались для этого деньги. Такую финансовую операцию могли именовать взиманием пошлины «с товарных денег». Однако это толкование все же маловероятно. Так, по Саранской таможенной книге за 1692 г. сделана запись об обложении трех Мурашкинцев «с серебренова их сережнова промыслу, с товарных денег с 13 рублев» (с. 19). Для своего промысла эти лица должны были закупать серебро. Однако в приведенной таможенной записи ни о какой закупке серебра не упоминается <30>. ——————————— <30> Возможен вариант, что свой товар — серебряные серьги три Мурашкинца отдали кому-то продавать в кредит. О таким варианте см. ниже.

Возможно два дополнительных объяснения этого термина: а) Либо это цена, связанная с обменными операциями. «С товарных денег» в Саранске нередко облагался москательный товар (о котором не было сказано, что он «лавочный»), то есть продаваемый оптом. Лавочный же москательный товар оценивался по «товарной цене» <31>. Если принять, что «товарная цена» — это экспертная оценка товара, то для «товарных денег» остается понятие «цена обмена» <32>. ——————————— <31> Например, арзамасец Алексей Прохоров пошлину «с москательного лавочного товара» платил «с товарной цены» (с. 28), а не с товарных денег. <32> Обмен мог происходить с доплатой. Тогда логически допустимо, что пошлина взималась за «денежную часть» обменной операции, обложение же базовой части стоимости товара откладывалось на потом. Однако это маловероятно, ибо тогда соответствующая таможенная запись должна была содержать указание на ту сумму, которую торговец остался должен таможне.

Но это толкование небесспорно. С коммерческой точки зрения, обмен товара на товар (если только обмен не потребительский) означает, что владельцы обоих товаров не сумели продать их в данном пункте за деньги. Сам обмен имеет смысл только в том случае, если вымененные товары их новые владельцы развезут «в разные стороны» — туда, где они смогут продать их за деньги. Отсюда следует, что товарным обменом проще было заниматься тем торговцам, которые в данном пункте являются гостями <33>. Между тем «с товарных денег» были обложены некоторые торговцы из посадских людей Саранска, причем такие же, как их, товары — москательные, шелк, золото (судя по другим записям) другие продавцы сумели продать за деньги, так как они были обложены «с цены» (с. 29, 28). Таким образом, нельзя считать бесспорным, что «товарные деньги» — это (экспертная) цена обмениваемых товаров. ——————————— <33> Известно, например, что обменным пунктом был Архангельск. Русские купцы увозили в глубь страны вымененные там иностранные товары, иностранцы же (не желавшие углубляться в Россию) увозили к себе приобретенные в Архангельске товары русского производства. Об этом писал Н. И. Костомаров в своем «Очерке торговли Московского государства в XVI и XVII столетиях». СПб., 1862.

б) Либо товарные деньги — это деньги, полученные за проданный товар и тут же истраченные на покупку другого. Но при таком толковании требуется объяснить, зачем надо было таможенникам выделять этот тип торговых операций из всех остальных. Это толкование рассмотрено ниже. Не вполне исключен также дополнительный вариант понимания «товарных денег» как перевода долга. Можно допустить, что приезжий торговец передавал свой товар в долг розничному торговцу, а затем этим долгом «расплачивался» с местным же оптовиком, у которого закупал нужный ему товар в отъезд. Однако прямых ссылок на подобные операции в таможенных книгах нет. Вообще записи таможенных книг не распространяются о кредитных операциях в торговом мире. Ставки пошлины, взимаемые в Саранске с торговых сделок, не зависели от того, взималась пошлина «с цены», «с товарной цены» или «с товарных денег»; как правило, ставка («рублевая пошлина») составляла 10 денег с рубля. Размер пошлины мог колебаться — но не от ставки обложения, а от высчитанной тем или иным способом цены сделки <34>. ——————————— <34> Несколько загадочным предстает то обстоятельство, что в итоговых записях по Саранской таможенной книге 1692 г. не упоминается доход от рублевых пошлин с продажи товаров «из денег» (предъявленных для закупки товаров).

Две основные модели обложения товарных сделок. Все изложенное позволяет сконструировать две принципиальные модели при обложении торговых сделок в зависимости от географии цен. По первой модели таможня места закупки товара облагала покупателя половинной пошлиной (например, по ставке 5 денег с рубля) по цене места закупки. После перемещения товара таможня места его продажи «дооблагала» торговца по той же ставке, но исходя из более высокой цены, которая существовала в месте реализации товара. По второй модели таможня места закупки товара фиксировала факт закупки товара, но не облагала купца. Его полное обложение (например, по ставке 10 денег с рубля) происходило в месте продажи товара — но исходя из более высокой цены, которую приобретал товар в этом месте. Многие записи Устюжской таможни по взиманию полной пошлины с товаров, привозимых из «Города» (Архангельска) и Холмогор, говорят как будто о том, что именно в этих северных пунктах отправляемые на юг товары не облагались — хотя на них полагались выписи. Тем самым более северные таможни «передавали» Устюгу и другим южным таможенным пунктам право полного обложения привозимых товаров по более высоким ценам, которые действовали в этих пунктах. Последний вариант был для казны более выгодным, но и более рискованным. Ведь торговец мог потерять товар в пути или распродать его, не доезжая до места назначения, и тогда казна ничего не получала. Кроме того, этот вариант требовал высокой солидарности работы двух таможен — места зарождения товарного потока и места, где он подлежал реализации. Можно думать, что каждая таможня имела свой «план» сбора пошлин, поэтому передача сбора другой таможне требовала учета заслуги той таможни, которая свой план «упустила». Что касается выгод и невыгод торговца, то результат применения к его товару «второй модели» обложения также не вполне ясен. С одной стороны, общая сумма обложения оказывалась для него выше — ибо товар облагался по цене места продажи, а не места закупки. Но с другой стороны, в месте закупки товара на руках у торговца оставалась дополнительная сумма (не уплаченная таможне пошлина по ставке 5 денег с рубля), которую он мог потратить на увеличение партии закупленного товара. Имелся и третий вариант обложения. Как упоминалось, он заключался в том, что в месте продажи товара торговец облагался по двум ставкам. Во-первых, он вносил вторую половину той пошлины, которую он уже уплатил по месту закупки товара; последняя была известна из предъявляемой торговцем выписи. А во-вторых, он вносил полную пошлину, рассчитанную по прибавке цены, которую товар приобрел в результате его перемещения. При этом «хитром» варианте доход казны оказывался больше, чем по первой модели обложения, но не больше, чем по второй <35>. ——————————— <35> Это можно показать на условном примере. Пусть товар в пункте А был куплен торговцем за рубль, а в пункте Б продан им за два рубля. Тогда при обложении по первому варианту общая сумма уплаченной пошлины выразилась бы как 15 денег (полупошлина с рубля цены, уплаченная в размере 5 денег в пункте А, плюс полупошлина с двух рублей цены в размере 10 денег, уплаченная в пункте Б). Но если применить третий вариант, то общая сумма увеличится. Она будет складываться, во-первых, из 5 денег (с рубля цены), выплаченных торговцем в пункте А, во-вторых, из 5 денег (с того же рубля цены), выплаченных им в пункте Б, и в-третьих из 10 денег — полной пошлины, которой будет обложен прирост цены товара на рубль после его перемещения из А в Б и продажи в пункте Б. Общая сумма, которую заплатит торговец по этому варианту, составит уже не 15, а 20 денег. Такую же сумму казна получила бы при обложении торговца по второму варианту (с двух рублей продажной цены в пункте Б он уплатил бы в виде пошлины 20 денег).

Именно такой случай можно видеть в обложении двух Каринских торговцев, явивших по двум выписям на Устюге 35 пудов воска и продавших его там за 142 рубля. Платили они пошлин «против выписей с цены 112 рубля» по 5 денег с рубля. «А с прибылой цены с 30 рублей платили по 10 денег с рубля» (III; 312). 112 руб. «против выписей» можно понимать как цену мест закупки товара, о которой устюжские таможенники узнали из выписей. Очевидно, устюжские таможенники проконтролировали, что цена продажи воска в Устюге превосходила его цену «по выписям» на 30 рублей, и эту последнюю сумму обложили по повышенной ставке. Цена привезенного воска в местах, где составлялись выписи (Варза и Пьяноборск), была на 30 рублей ниже, чем в Устюге. По третьему варианту товар облагался как бы трижды. Первый раз по ставке 5 денег с рубля по цене его в месте закупки и отвоза. Второй раз по той же цене и по той же ставке в месте продажи. Но поскольку в этом месте товар стоил дороже, он дооценивался. От суммы дооценки, поскольку она прежде не облагалась, взималась максимальная ставка 10 денег с рубля. Некоторые записи дают повод думать, что третий вариант применялся преимущественно к воску и меду. Приехавшие на Устюг с медом и воском карынские татары являли выписи (то есть таможенные квитанции с указанием взятой пошлины) на свои товары, начиная от Уфы и Хлынова (Вятка). Продав в Устюге товар, они дополнительно платили там пошлины 5 денег с рубля по ценам места вывоза. Но поскольку цена «объявлялась в лишке по Устюжской продаже сверх выписей», то с лишку пошлина взималась по ставке 10 денег с рубля (III; 154). По величине обложения «прибылой цены» можно судить о разнице цен тех мест, откуда товар привозился и где он был продан. Примером может служить обложение Давыда Павлова «с товарищы», продавших в Устюге товар «вологоцкой покупки по выписе» — лук, чеснок и огурцы (III; 319). Размер пошлины в Устюге за прибылую цену составил в этом случае 31 коп. На Устюге обложение «прибылой цены», как ранее не обложенной, должно было производиться по максимуму — на уровне 5% от цены товара (10 денег с рубля). Если это так, то прибылая цена была принята как (31 коп. x 20) = 620 коп. Пошлина с покупной цены в Вологде была уплачена в размере 8 коп. Если эта пошлина исходила из 5-денежной ставки (2,5 коп. на рубль), то сама покупная цена была равна (8 x 40) = 320 коп. Сложив 320 и 620, находим, что продажная цена в Устюге равнялась 940 коп. Таким образом, купив в Вологде товар за 3 руб. 20 коп., Павлов и его товарищи продали его в Устюге за 9 руб. 40 коп. Со своих операций по закупке — продаже товара они должны были заплатить пошлин на Устюге (31 + 8) = 39 коп., а на Вологде и на Устюге в общем итоге (8 x 2) + 31 = 47 коп., то есть 5% от вырученной цены. Но их транспортные и другие хозяйственные издержки по этим торговым операциям неизвестны <36>. ——————————— <36> В Устюжской таможенной записи сделана отметка о взыскании с Павлова 13 алтын, то есть 39 коп.

Еще пример, когда таможня места назначения взимала пошлину с суммы, которая осталась не обложенной в том месте, откуда выехал торговец. Так было с Сулеманом Дускеевым, который привез и продал в Устюге 22 пуда воска по выписям из двух пунктов и 8 пудов — по выписи из Хлынова. За продажу воска из Хлынова (8 пудов он продал за 32 рубля) он платил пошлину по ставке 10 денег с рубля — видимо, по устюжской оценке проданного воска. Это означало, что на Хлынове Дускеев никакой пошлины не платил, хотя выпись на товар у него была. Остальной воск он продал за 88 руб. 5 копеек. Для обложения этой последней суммы устюжские таможенники разбили ее на две части. Во-первых, была взята 5-деньговая пошлина «против выписей» с (закупочной) цены, равной 70 руб. 50 коп. Очевидно, другая часть пошлины с той же суммы по 5-деньговой ставке уже была взята в тех местах, откуда Дускеев выехал (и где он закупал воск). Во-вторых, таможенники Устюга взяли 10-деньговую пошлину «сверх выписей» с прироста первоначальной цены, равного 17 руб. 55 коп. (III; 310). Таким образом, они обложили Дускеева по «хитрой» схеме в отношении той части его воска, которая не была обложена в месте закупки. Обложение «прибылой цены» применялось только в том случае, когда товар был уже предварительно обложен в месте его покупки по 5-деньговой ставке <37>. Если же он там не облагался, то в месте его продажи он облагался по полной 10-деньговой ставке по цене места продажи. В обоих случаях итоговая сумма пошлин оказывалась одинаковой. Обложение прибылой цены («хитрый способ») во втором случае был уже не нужен, ибо 10-деньговая пошлина, полученная таможней места продажи товара, оказывалась такой же, как сумма пошлин по «хитрому» способу. ——————————— <37> С финансовой точки зрения представляется несомненным, что обложение «прибылой цены» стоит ближе к подоходному обложению, чем обложение одной только цены продажи, а тем более цены закупки.

Последний метод обложения («третий вариант») в таможенных записях встречается редко. По своим результатам он не отличался от взимания пошлин по «второй модели», поэтому его применение надо рассматривать только как вариант записи обложения по «второй модели». В большинстве случаев «прибылая цена» отдельно не облагалась. Так, устюжанин Козьма Клестов, привезший в Устюг из Вологды чеснок, лук и огурцы, выручил за них 13 рублей, с которых и платил пошлину по 5-денежной ставке (III; 347). Уплата на Устюге только 5-денежной ставки означала, что 5-денежную же пошлину Клестов уплатил ранее по месту закупки товара, в данном случае в Вологде. По ставке пошлины (да и по другим данным из «Вологоцкой выписе») на Устюге могли судить, какова была цена, которую Клестов заплатил за покупку товара. Тем не менее никакой «прибылой цены» для него не вычислялось, и отдельно она не облагалась. Такой метод обложения (по «первой модели») оказывался более льготным для плательщика по сравнению как со «второй моделью», так и с «хитрым вариантом». Повышенные пошлины полагались за некоторые (видимо, особо доходные) товары. Так, за покупку в Тотьме в 1653 г. говяжьего сала, ворвани, хмеля, воска пошлина с рубля цены повышалась с обычных 5 до 7 денег (II; 564 и след.). Пошлина с покупателя в некоторые годы была нередко ниже, чем с продавца. Так, Василий Яковлев за продажу кипы хмеля внес на Устюге 70 коп. пошлины, тогда как «купец» — только 12,5 коп. «померу» (с. 215). Правда, нельзя исключить, что пошлина с покупателя была взята еще при «явке денег» (см. ниже). Таможенное обложение сделок: их влияние на цены сделок. Можно думать, что уплата пошлины «за продавца» отражалась на ценах сделок. Участники сделок представляли, сколько заплатит пошлины каждый из них, и следовательно, кто в результате получит относительно больший, а кто меньший барыш. Соответственно, ущемляемая сторона могла требовать корректировки цены в свою пользу. Но прямых указаний на это обстоятельство таможенные записи не содержат. Таможенные выписи по месту закупки товаров и «явка товара». Такие выписи торговцы предъявляли в таможнях по месту продажи их товара. Обычно эти выписи содержали указание, что товар был уже предварительно обложен, и поэтому с продавца следует «добрать» только вторую часть полной пошлины. Отсутствие выписи «уже точно» означало, что товар не был обложен в начале пути, а потому по месту его продажи он подлежит обложению полной пошлиной. Например, в 1677 г. на Устюге ее платил в размере 10 денег с рубля котельничанин Белявиных, явившийся в Устюг с медом, воском и пшеницей, но (видимо) без «выписи» (III; 33). Тем не менее «выпись» с места отъезда не всегда давала право не платить полную пошлину в месте приезда. Вот типичный случай. Торговец из Саратова Ощин предъявил на свой товар — соленую рыбу выпись из Города (Архангельска), но за ее продажу он заплатил на Устюге в 1679 г. максимальную пошлину 10 денег с рубля (III; 13). Такую же 10-деньговую ставку пошлины платил на Устюге предъявивший «городовую выпись» тюменец Прокопьев, привезший в Устюг импортный (в основном) товар в виде перца, меди в котлах, бумаги, ножниц, стекол, игл, олова и др. (III; 13 — 14). 10 денег с рубля продажи платил «колмогорец Жереб(цо)в», хотя на эту рыбу у него была выпись Колмогорской таможни (III; 161) <38>. ——————————— <38> Одно из возможных объяснений отказа Холмогорской таможни облагать рыбу Жеребцова — низкая цена отправляемого товара по месту его закупки. Как упоминалось, казне было выгоднее обложить товар полной пошлиной по месту его продажи, где цена была намного выше. Такое обложение было типичным для случаев привоза в Устюг товаров из Архангельска и Холмогор (соль, рыба и др). Однако отказ от взимания пошлины на одной таможне ради повышения доходов другой таможни облегчался — или даже был возможен — только в том случае, если обе таможни входили в одно ведомство. Поэтому приведенное объяснение заслуживает внимания только в том случае, если будет доказано, что Холмогоры и Архангельск входили в ту же Устюжскую четь, что и Великий Устюг.

Надо думать, это обстоятельство фиксировалось в выдаваемой торговцу выписи. Так, привоз на дощаничке серой соли из Сереговского усолья по выписи из Яренской таможни был обложен на Устюге по максимальной ставке — гривне с рубля, то есть 20 денег с рубля (III; 171) <39>. Это означало, что в Яренске, где товар был явлен и записан, пошлина за него уплачена не была. ——————————— <39> Продажа соли облагалась по максимальной ставке. Однако неясно, отражала эта ставка в разные периоды акцизный платеж в пользу государства или же плату за «казенный» лес, который в виде дров использовался для выварки соли. См. ниже.

Если таможня места отправки товара не взимала пошлины за его закупку, то у торговца не было причины «являть» ей свой товар. Но поскольку такая явка все-таки происходила, приходится думать, что это происходило по инициативе не торговца, а самой таможни. Врученная торговцу выпись о составе его товаров и их количестве препятствовала торговцу продать часть товара в пути — до явки в пункт назначения. Контролировать же отбытие товара по воде таможня могла в том случае, если в зоне контроля существовала только 1 — 2 пристани. Тем не менее некоторые записи фиксируют прибытие торговцев в Устюг из Архангельска и Холмогор без таможенных выписей оттуда. Показательным может служить случай с обложением устюжанина Маркова, который поехал через Устюг в «сибирские городы» с Архангельским товаром. За этот товар (как за транзитный) Устюжская таможня пошлины не взяла, но записала и (видимо) дала на него Маркову выпись (возможно, она сделала это на основании Архангельской же выписи). Для отправки в Сибирь он дополнительно закупил в Устюге «50 подсвечников проволочных», но об уплате за них половинной пошлины запись не упоминает. В записи перечислен был также направлявшийся в Сибирь товар Маркова не архангельской, а «волостной закупки» (сукна, овчины, кафтаны). Последняя была оценена в 16 рублей, с нее полагалась 10-деньговая пошлина (в сумме она составляла 26 алтын 4 деньги = 80 коп.), но была сделана запись, что эта сумма осталась за ним как неуплаченная (III; 231). Можно думать, что в Сибири архангельский товар Маркова, а равно товар, закупленный им в Устюге и «в волости», стоил намного дороже, чем в местах его закупок. Казне было выгоднее, чтобы по крайней мере часть не уплаченных Марковым пошлин была рассчитана не по архангельским и не по устюжским, а по сибирским ценам на его товары. Для этого взимание пошлин и было отсрочено до Сибири. «За волостную закупку» он должен был заплатить пошлину на Устюге, но почему-то не заплатил. Характерно, что Устюжская таможня оценила купленные Марковым товары «в волости», но не попыталась сделать этого ни в отношении архангельского товара, ни в отношении подсвечников устюжской закупки. Устюжская таможня зафиксировала размер обложения, полагавшийся с Маркова за его закупку в волости, поскольку она отвечала за это обложение, но не зафиксировала ни цен, ни полагающегося размера обложения других его закупок (в Архангельске и в Устюге), на которые были составлены соответствующие записи и выписи только в натуральном выражении. Отказ от фиксации цены закупок Маркова в Архангельске и в Устюге объясняется, видимо, тем, что Устюжская таможня (как бы привычно) «передавала» взыскание более высоких пошлин (по сибирским ценам) Верхотурской или иным Сибирским таможням. При обложении продажных товаров, привезенных из другого уезда, города (где была своя таможня), таможенные записи, перечисляя эти товары, упоминают, что этот перечень отвечает «выписям», сделанным на таможне в месте отъезда торговца. (У продавца мог оказаться и быть проданным товар также сверх выписей.) Но по многим продажным товарам о выписях не упоминается. По общему правилу это означает, что по какой-то причине закупленный товар перед его отвозом не был явлен в местную таможню, например, он был закуплен «в волости». Смысл «выписей» не однозначен. «Выпись» могла означать, что товар подвергся обложению в месте его предъявления (где зародилась его перевозка), и тогда в месте продажи он должен был облагаться легче <40>. Отсутствие выписи точно означало, что товар ранее не облагался, и поэтому в месте его продажи продавец должен был платить более высокую пошлину, 10 денег с рубля, вместо 5, как это происходило на Устюге в 1670-х гг. Но имеются записи, из которых видно, что на товар есть выпись, тем не менее он обложен по ставке 10 денег с рубля. По таможенным записям видно, что обычным было предъявление Холмогорских и Архангельских выписей на Устюге за привезенные туда товары, которые облагались на Устюге при их продаже полной 10-деньговой пошлиной. Поэтому можно полагать, что «выпись» не обязательно содержала запись о (предварительно) уплаченной пошлине. ——————————— <40> Например в Великих Луках «по выписи» были обложены кожи, продаваемые местным стрельцом Коротким. С 27 рублей продажной цены он заплатил пошлин 67 коп. Это отвечало ставке 5 денег с рубля — вместо обычной ставки 10 денег с рубля (В. Л.; 128).

Явка на Устюге товаров по выписям из другого таможенного пункта, например Сысольского <41>, сама по себе не облагалась. Так, об обложении устюжанина Ивана Зырянова, предъявлявшего в разное время свои товары на Устюге по сысольским выписям, таможенные записи умалчивают. Но когда тот же Зырянов продал их на Ваге, это повлекло за собой обложение продаж его товаров и по 10-деньговой, и по 5-деньговой ставке — видимо, в зависимости от того, как покупка этих товаров была обложена ранее. Так, когда Иван Зырянов в числе других товаров повез к Ваге 10 норок и 40 заячин «волостной закупки», за которую он ранее уплатил 10-деньговую пошлину, то за их «важскую продажу» он платил только 5-деньговую пошлину (III; 330) <42>. ——————————— <41> Река Сысола — в нынешней Коми автономной республике. Сысолой назывался, видимо, и нынешний Сыктывкар, который ближе к нашему времени был Усть-Сысольском. <42> Откуда таможенникам стало известно об этих продажах и об их цене — можно только догадываться. Возможно, товар был обложен по цене его закупки в Устюге.

В 1655 г. на Соль-Вычегодской таможне привозимые для продажи товары при наличии выписи обычно облагались по ставке 5 денег с рубля. При отсутствии выписи ставка повышалась вдвое — надо думать, учитывалось то обстоятельство, что не было обложено его приобретение. Обычно это касалось товаров «из глубинки» — пригнанного скота, зерна, лука и чеснока, бревен. При этом в отношении зерна уже не упоминалась плата за «померное». В некоторых же случаях записи указывали, что продавец платит за покупателей, а без выписи привозился товар, который был скуплен где-то «в глубинке», где не было таможни (для такого товара существовало указание, что он «волостной покупки»), а также своего изготовления («своего огорода», например хмель). При продаже на Устюге он облагался по ставке 10 денег с рубля. Для торговца-скупщика это было равносильно обложению за того продавца в волости, у которого он купил товар. Последний не платил за это особой пошлины, ибо ее платить было некому. Но поскольку скупщик при явке товара в первую же таможню обычно платил «за волостную покупку» (или «за продавца»), это обстоятельство, возможно, влияло на снижение цены его волостной покупки. Таможенные записи дают основание думать, что было два главных назначения «выписи»: во-первых, зафиксировать, платил торговец пошлину по месту выдачи ему выписи на предъявленный им в отъезд товар или нет, а во-вторых, зафиксировать состав и количество товара, предъявленного в отъезд. Если у торговца имелась Городская (Архангельская) или Холмогорская выпись (которая и предъявлялась на Устюге), то на Устюге продажа такого товара неизменно облагалась по наивысшей ставке 10 денег с рубля. Отсюда можно сделать вывод, что в месте зарождения товарного потока торговец не был обложен вовсе. По-видимому, такая отсрочка допускалась в случае покупки товара на «товарные деньги», то есть на деньги, вырученные от продажи привезенного товара (см. ниже). Но возможны и другие объяснения. Доставка товаров с Севера признавалась рискованной операцией, поэтому торговцу могли предоставлять отсрочку платежа за покупку товара, поскольку существовал риск его потерять <43>. Возможно, что в Архангельске и в Холмогорах происходила не покупка товара, а приобретение его путем обмена с иностранными торговцами <44>. В этом случае местной таможне трудно было оценить товар, и она также допускала вывоз его необложенным (в расчете, что он будет обложен по полной ставке и по более высокой оценке в месте продажи). Не исключен также вариант, что товар был закуплен в кредит. При этих обстоятельствах у покупателя (естественно) не было денег, чтобы расплатиться на месте ни с продавцом, ни с таможней <45>. ——————————— <43> В таможенных книгах есть немало записей, что товар вывозится из «замороза», то есть из судна, которое не успело достигнуть пункта своего назначения еще до наступления ледостава. <44> О нехватке денег на Руси и о вынужденном использовании такого приема, как обмен товаров, в том числе в торговле с иностранцами, писал Н. И. Костомаров в своей книге «Очерки истории торговли Московского государства в XVI и XVII столетиях». СПб., 1862. <45> Иностранные купцы были ограничены в праве продавать свои товары «в глубинке» — ни «собою», ни через своих агентов — русских торговцев. Возможно, они обходили этот запрет, вручая товар своим агентам, но оформляя эту операцию как куплю-продажу «в кредит». Правда, в этом случае формальная продажа товара должна была обходиться им в дополнительно уплачиваемую пошлину.

В 1654 г. (когда был принят Торговый устав) произошло важное упрощение сбора пошлин. Каждая сделка с товарами была обложена по ставке в 5 денег с рубля (2,5%), за куплю или продажу, а продажа соли по ставке 20 денег с рубля, одновременно перестали взиматься транспортные, личные и некоторые другие пошлины, в частности облагавшие соль (II; 320, 581). По новым правилам если торговец являлся с товарами, на которые были «выписи» из соседней таможни, то он платил 5 денег с рубля оценки (по месту явки); если же такой выписи не было, то 10 денег с рубля оценки (II; 322, 329). Это можно объяснить тем, что весь комплекс купли-продажи товара облагался в сумме 10-деньговой пошлиной, но за каждую операцию по отдельности полагалось платить по 5 денег с рубля. Для приезжих торговцев продолжали действовать «выписи» с мест их выезда, где (по всей видимости) они платили местный сбор 5 денег с рубля при скупке товара в отъезд. Это страховало их от повышенного обложения (10 денег с рубля) в тех местах, где они сбывали свой товар. Но если привозной товар не был куплен, а добыт (произведен) самим плательщиком, то «выпись» не спасала: при продаже своего товара он платил 10 денег с рубля. Так, Афонасей Кузнец продал на Устюге «по вологодцкой выписе» железа и железных изделий на 18 рублей и платил пошлину с выручки по ставке 10 денег с рубля (III; 32). По этой же ставке платил за проданную на Устюге стопу бумаги писчей «ис колмогорской выписи» Иван Шешекин (III; 26). В этом случае, надо думать, он платил повышенную пошлину на Устюге, так как с него не была взята 5-деньговая пошлина в Холмогорах. Видимо, по аналогичной причине платил на Устюге по 10 денег с рубля продаж каргополец Михайло Елфимов, предъявивший Городовую (Архангельскую) и Каргопольскую выписи на ряд импортных товаров (бумага, анбурские <46> сукна, аглинское блюдное и прутковое олово, перец и др. (III; 35) <47>. ——————————— <46> Гамбургские. <47> Повышенная пошлина по ставке 10 денег с рубля взималась при продаже на Устюге привозимой с севера рыбы: трески соленой, пикши, палтусины. По 20 денег с рубля облагалась привозимая с Севера соль (III; 95), но здесь, видимо, присутствовал налог, рассчитанный быть переложенным на конечного покупателя (акциз).

В 1670-х гг. в случае отправки товара из Архангельска («Города») пошлина в месте отправки не взималась (или же взималась крайне редко). Это видно из того, что не все торговцы имели выписи на свой товар, вывозимый из Архангельска, а те, что имели, все равно платили на Устюге максимальную 10-деньговую пошлину с рубля. Между тем таможня Архангельска обслуживала внутреннюю торговлю. Если она не взимала пошлин с торговцев, то здесь (как упоминалось) возможны разные объяснения. Либо в Архангельске «местные цены» (ввиду слабого развития розничной торговли) стояли на низком уровне, и таможенникам Архангельска было приказано «передавать» не обложенный товар для его полного обложения в следующие таможенные пункты, где суммы пошлин оказывались выше. Либо некоторые торговые операции в Архангельске обходились вообще без денег, то есть путем обмена товаров (см. ниже), и это затрудняло оценку последних <48>. Либо некоторые товары закупались в кредит, так что у покупателей не было денег для расчета с продавцами, а не только что для платежа пошлин. Тем не менее три последних обстоятельства (если бы они имели место) не исключают первого объяснения — фискального. ——————————— <48> Обмен товарами происходил иногда и в Устюге. В 1656 г. галичанин Филипов продал устюжанину Бороткину костромского мыла на 12 руб., но «вместо денег взял сукна аглинского 12 аршин 2 четверти» (II; 337). О мене в Архангельске говорит такая запись: «По Городовой выписе» приказчик В. Грудцына явил на Устюге хозяйского «менового перца и ладана белого» (III; 76).

Одно время если торговец являлся на таможню с товарами, но без документов об их официальном учете (и оплате пошлин) в местах приобретения, то уплаченная им пошлина называлась «протаможье». Эта пошлина взималась с него в двойном размере. Вместе с тем «протаможьем» могло называться нарушение в виде уклонения от платежа пошлины.

/»Таможенное дело», 2006, N 4/

Явка товара в отъезд или на продажу по приезде. Оба вида явки должны были облегчать таможенникам сбор пошлин. Несомненно, что явка товаров касалась «весомых» их партий, например соли, которая требовала специального укрытия. Отсюда нередки дополнительные записи в таможенных книгах относительно взимания с торговцев «амбарного». Это означало, что товар был доставлен на Гостиный двор и там же продавался. Часть товаров, прежде всего лесных, прибывала «на плотах». По-видимому, такой товар подлежал досмотру на воде. Такая же процедура могла касаться транзитных товаров. Но явке нередко подлежали и другие товары. Если товар предназначался в отъезд, то «явить» его нередко было в интересах самого торговца. Ведь при явке товар подлежал (половинному) обложению по местной цене, которая по определению была ниже, чем цена того места, куда товар направлялся и где надо было вносить вторую половину пошлины. Правда, тем самым торговец брал на себя риск уплаты — пусть половинной — пошлины за товар, который мог быть и не продан, погибнуть в пути и т. п. «Арифметический» смысл явки товаров в отъезд состоял в том, что в совокупности (по месту отъезда и по месту приезда) торговец платил 10 денег с рубля — была у него выпись на увозимый товар или нет. По-видимому, у торговца были выгоды, связанные с явкой товара и уплатой пошлины по месту отъезда. Например, ему было проще сохранить в пути бумажку (выпись), чем деньги (которые все равно пришлось бы уплатить по месту приезда, если бы он не имел выписи). Приезд в конечный пункт без выписи на свой товар должен был ставить торговца под особый надзор тамошних таможенников, а это могло быть ему неудобно. Но главная его выгода (как упоминалось) заключалась в том, что при уплате части пошлины «вперед» таможня места отъезда расценивала увозимый торговцем товар по местной цене, а не по цене места продажи. Тем самым торговец выигрывал на общей сумме платежа. Именно о таком результате можно судить по расчетам с Устюжской таможней Михайла Алексеева за привезенную им «в лотке» с Тотьмы пшеницу. На 5 четвертей пшеницы (всего около 700 кг) Алексеев имел Тотемскую выпись, «цена по выписи (видимо, за товар по Устюжской цене) 6 рублей» <1>. Сверх выписи у Алексеева было 4 четверти пшеницы, по записи Устюжской таможни «цена 5 р.». С пшеницы по выписи Алексеев платил пошлину по 5 денег с рубля, а с пшеницы сверх выписи — по 10 денег с рубля, очевидно, тоже по Устюжской цене (III; 174). Разницу в ставках пошлины за разные партии пшеницы можно объяснить тем, что за пшеницу «по выписи» Алексеев частично уплатил вперед, еще на Тотемской таможне, по 5 денег с рубля тамошней цены. Пошлину за эту же пшеницу по 5-денежной ставке он уплатил на Устюге по устюжской цене. Для разных партий доставленной им в Устюг пшеницы четверть пшеницы на Устюге была оценена чуть по-разному: в (6 руб. : 5) = 1 руб. 20 коп. и в (5 руб. : 4) = 1 руб. 25 коп. ——————————— <1> Если бы имелась в виду тотемская цена, то запись на Устюге гласила бы: «против (тотемской) выписи».

Если торговец дополнительно скупал по дороге товары, например мед и воск, то в месте продажи, куда он приезжал, «избыточно» купленные товары, как упоминалось, выявлялись и облагались, причем (если не было частичной уплаты пошлины в месте отъезда) по максимальной ставке 10 денег с рубля. Так был, например, обложен на Устюге «Каринской тотарин» Усей Арасланов, приехавший с Вятки (III; 18). По общему правилу если товар скупался вне таможенного пункта на неявленные деньги, то он подлежал явке (и уплате пошлины) на первой же таможне по пути его вывоза. Обложение происходило при «явке» товаров, которые предназначались для продажи на месте. Но иногда по записям видно, что облагались товары, уже проданные. (Понятно, что доход продавца во втором случае не вызывал сомнения, тогда как в первом случае он был предположительным.) Часть товара не продавалась, и тогда его владелец производил процедуру «отъявки», с тем чтобы повезти его в другое место. Но весьма сомнительно, чтобы ему при этом возвращалась уже уплаченная пошлина; подобных записей в таможенных книгах нет. Скорее всего, «отъявка» давала право продавцу не платить полной пошлины в том месте, куда он перемещал свой товар и где он надеялся его сбыть; на этот случай он и запасался документом об «отъявке». Явка продаваемых товаров. Выражение «явка товара» на разных таможнях могло иметь неодинаковое значение. Так, на Великих Луках стандартная формула записи о явке товара упоминала о взятии с торговца пошлин «по продаже» с такой-то суммы. Иными словами, явка товара приравнивалась к его продаже. (С той разницей от обычной продажи, что в нее был вовлечен еще контрольный орган — таможня.) Примерно такое же значение явки товара прослеживается по таможенным книгам Вологды. Из записей таможенной книги по Вологде видно, что «явка» продаваемого товара и выплата пошлины за его продажу иногда не совпадали по времени — выплата происходила позже. Например, костромитин Родионов явил на Вологде три короба яблок ценой 3 рубля 1 сентября, а пошлины за продажу в размере 28 копеек внес только 18 октября. (Таможенная книга города Вологды, 1634 — 1635 гг. М., 1983. С. 26.) Но чем был вызван такой «отложенный» по времени платеж, сказать трудно. (Возможный вариант — товар был продан в кредит, и продавец сам дожидался, пока покупатель вернет ему долг.) В некоторых случаях записи отмечают, что продавцы «сидели с проданным товаром» на Гостином дворе и платили амбарное, как Козьма Пугвишников на Устюге (III; 318 — 319). При этих условиях таможенники могли проконтролировать и цены сделок, и объемы проданных товаров. При покупке товара в отъезд можно было являть таможенникам не деньги на покупку, а уже купленный (в отъезд) товар; в этом случае товар облагался так же, как явленные деньги (III; 23). Смысл явки товара для торговца, как упоминалось, был в том, что на такой товар давалась выпись. Возможно, что по некоторым товарам (соль, хмель) пошлина до 1654 г. взималась не с цены товара, а с его объема, то есть действовала заменяющая пошлина. Явка товара в пункте прибытия нередко не сопровождалась предъявлением выписи из пункта отъезда (вряд ли таможенные записи об этом умалчивали). Устюжские таможенники в таких случаях иногда отмечали, что товар городской (архангельской) или вологодской покупки. В этом случае продажа привезенного товара облагалась по максимальной ставке 10 денег с рубля. С фискальной точки зрения процедура явки товара может иметь не одно объяснение. Одно из них заключается в удобстве таможенного контроля за продаваемым товаром. Таможенникам трудно было уследить за каждой операцией по продаже товара; им проще было обложить его сразу же по прибытии — в предположении, что он весь будет продан по известной цене. Правда, продавец мог бы уклониться от предъявления товара (чтобы не платить за него пошлины), но тогда у него на руках не оказывалось соответствующего документа (об уплате пошлины). Если бы в ходе продажи незарегистрированного товара это было обнаружено, то он рисковал таможенной карой — взысканием с него протаможья. Правда, записей о «поимке» подобных торговцев в таможенных книгах очень мало. Но возможно и другое объяснение. По-видимому, явке товаров способствовало то обстоятельство, что оптовые партии привозились на Гостиный двор, где были склады (амбары), которыми пользовались владельцы «явленых» товаров. Косвенно об этом говорят записи о явке товара в другом месте, например, «в своем каюке» или «с дощаника» (III; 350, 351). Если же партия товара была невелика и она продавалась в розницу, то продавец «с мелких товаров» платил площадной сбор, который собирали особые сборщики, облагающие продажные мелкие товары (иногда упоминаются «закащики» — сборщики по волостям) (III; 421, 515). О явке товара в этом случае в таможенных книгах не упоминается. Запись о явке товара содержала указание о его цене. Скорее всего, это была не его таможенная оценка для взимания пошлины, а фактическая продажная цена. (Об этом говорят многочисленные записи Вологодской таможенной книги.) Естественно, нет указаний на совершенную продажу, когда товар являлся для продажи его «в уезде». В этом случае пошлина — 10 денег с рубля — взималась заранее, то есть до фактической продажи. Но из какой цены в этих случаях исходили таможенники (из цены места его предъявления или из цены места его продажи), остается неясным. В таможенных записях нет специальных упоминаний о продаже именно явленного товара; это можно толковать так, что запись о продаже подразумевала, что товар уже был явлен. За многие явленные товары, видимо, своей добычи и собственного (продавцов) производства взималась 10-деньговая пошлина. Это касалось соли, рыбы, мехов, металлов и металлоизделий, мелочного товара, бычков на убой, хмеля, меда и воска, щепья (посуды), лаптей, рукавиц, овчин, льна, ржи, пшеницы, мыла, юфти, белил, сукон, бруса и точил, овощных семян, лука и чеснока, говяжьего мяса и сала, варнишных дров и лесных товаров и даже мелочных товаров (III; 526). Можно полагать, что во всех этих случаях 10-деньговая пошлина отражала не дошедшую до нас налоговую концепцию, согласно которой от оборота перемещенного товара, находящегося в руках одного и того же лица, казна должна получить в итоге 10 денег с рубля цены. Имеется немало таможенных записей о продаже «осталого с прошлого году» товара, за явку которого пошлина не взималась. Возможно, что этот товар уже был когда-то «явлен». Можно предположить, что замедление оборота товаров вызывалось нехваткой в обороте денег (см. ниже). Таможенный доход от явки товара назывался «таможенный збор с товаров и с скота», он противопоставлялся тому, что «собрано на площади со всяких мелких продажных товаров и с хлеба» (III; 520 — 521). Можно полагать, что часть товаров являлась на Гостиный двор, но продавалась не сразу, поэтому таможенники воздерживались указывать в своих записях об их продаже <2>. ——————————— <2> В итоговых таможенных записях иногда говорится о «продажных» товарах, а иногда о «проданых» (III; 536, 537). Первые относились к «мелким товарам» и хлебу, вторые — просто к товарам.

Если при явке товара торговец заранее платил продажную пошлину, то эта операция таила для него определенный риск. Ведь товар мог остаться непроданным, и его пришлось бы везти в другой город. По-видимому, для этих случаев служила процедура «отъявки» товара (см. выше). Явка транзитных товаров. В 1670-х годах транзитные товары, если они были обложены в месте их закупки, не облагались пошлиной по дороге. Тем не менее они подлежали «явке» в промежуточной таможне — нередко в том пункте, откуда происходил торговец. Например, это касалось устюжских торговцев, везших купленный ими товар из Архангельска. В этом случае товар записывался и перечислялся в натуре. Денежная же оценка и взимание пошлины происходили в том случае, если товар не был обложен в месте его закупки. Так, товар устюжанина Кубарева, привезенный в Устюг из Архангельска, где он его купил, при дальнейшем следовании в Соль Камскую был оформлен по Устюжской выписи как «Устюжская покупка» и был обложен на Устюге 5-деньговой пошлиной (III; 219) <3>. Почему товар не был обложен в Архангельске, можно только предполагать; возможно, он был закуплен там на «товарные деньги» (см. ниже). Во всяком случае, при обложении его на Устюге казна оставалась в выигрыше, так как цены импортных товаров в Устюге должны были превышать таковые в Архангельске. ——————————— <3> Если бы Кубарев продал товар в Устюге как в конечном (для товара) пункте, то заплатил бы 10-деньговую пошлину. Об этом можно судить на примере устюжанина Шарыпова, привезшего товар из Архангельска в Устюг и продавшего его там (III; 218).

За привезенный на Устюг и «явленый» там кокшаром Г. Федоровым хмель была взята пошлина в 10 денег с рубля «с цены» (II; 327), — надо думать, цены Устюга. Возможно, Федоров явил хмель «своего огорода». Всего Федоров явил три кипы хмеля весом 48 пудов, но пошлину платил «с 40 пудов с цены с 16 руб.», — видимо, за ту часть партии, которую продал в Устюге, а 8 пудов повез к Соли Вычегодской без обложения. При явке в Устюге товара, купленного в Красном Бору («в глубинке»), торговцы из Соликамска Павловы заплатили 10 денег с рубля, тогда как «с устюжской посадцкой покупки» — 5. С купленными товарами они поехали на трех лошадях в Кайгородок (II; 327). Скорее всего, повышенная пошлина в первом случае была «за продавцов». Очевидно, явка товара в промежуточной таможне должна была свидетельствовать, что товар не был беспошлинно продан в дороге. Если же товар не был обложен при его покупке, то промежуточная таможня выполняла дополнительную функцию по его (предварительному) обложению. Явка денег. К «выписи» на предъявленный товар примыкает «явка» торговцем денег (предъявление их таможенникам) на закупку товара иногда на месте, иногда в отъезд; явка облагалась обычной половинной пошлиной в виде нескольких денег с рубля. По-видимому, явка была необходима для получения «выписи». Таможенникам явка облегчала их работу в том отношении, что им не надо было контролировать все акты по закупке товаров, которые производил торговец на «явленые деньги». В некоторых случаях «явочные» деньги торговец расходовал вне таможенного пункта, где они были предъявлены. Так, в 1652 г. вологжанин Глотов явил на Устюге «на покупку» 48 рублей, которые израсходовал на приобретение 5000 рогож в волостях на р. Юг. Рогожи он «поплавил на немецком большем лесу к Архангельскому городу». На Устюге с него была взята пошлина 10 денег с рубля «за волостную покупку», — видимо, как за себя, так и за продавцов (III; 283) <4>. Таможня на Устюге могла отследить груз, когда судно проплывало мимо Устюга. Но вряд ли она могла проверить точно, сколько потратил Глотов на закупку. Если бы Глотов потратил на рогожи несколько более 48 рублей (и тем самым не заплатил бы пошлину за утаенные деньги) и если бы Устюжская таможня не знала точных цен на рогожи в Южских волостях, то этот факт мог пройти мимо ее внимания. Теоретически не исключено, что пошлина с 48 рублей была взята, исходя из цен на рогожи в самом Устюге, о которых Устюжская таможня (естественно) знала. В этом последнем случае Глотов должен был переплатить на пошлине, ибо продавцы рогож в волости получили от него за свой товар не 48 рублей, а меньше. Но такой сценарий событий маловероятен. ——————————— <4> При этом пошлина в 2 рубля 40 коп. была начислена со всей суммы 48 рублей, хотя 300 рогож Глотов оставил в волости «не в продаже» (на будущий год). Формально все было правильно: пошлина была взята за покупку товара.

В ряде случаев предъявивший деньги на закупку товара платил повышенную пошлину по ставке 10 денег с рубля. Это означало, что он облагается также за продавцов, например, если закупка происходила «в глубинке». Так, по ставке 10 денег с рубля был обложен Матфей Нечаев, который предъявил деньги для закупки товара в Усольском уезде (у неизвестных продавцов?) «на сибирскую руку», то есть для отвоза его в Сибирь (II; 488). Характерно, что в аналогичном случае с явившего деньги на покупку товара Ф. Гробова пошлина была взята в размере 5 денег с рубля, так как товар он купил «на посаде» (II; 488). Видимо, в последнем случае продавцы были известны, так что их продажи таможенники могли обложить особо. Некоторые торговцы платили пошлину при «явке» денег, когда они собирались «в глубинку», где их торговые операции облагать было некому. Но обычно на «явленые деньги» производились покупки там, где была таможня. Так, тотьмяне Кузнецовы купили на Тотьме «железа цыренново» 900 полиц на 80 рублей на явленные деньги с платежом пошлины 5 денег с рубля; о пошлине с продавца не упомянуто (II; 653); вторую половину пошлины (5 денег с рубля) им предстояло уплатить в том пункте, где они надеялись сбыть свой товар. О купленном на явленные деньги товаре не упоминается. Можно думать, что в подобных случаях торговец как бы заранее платил пошлину за покупку мелких партий товара, то есть за такие операции, уследить за которыми таможенники были не в состоянии. Им проще было обложить сразу всю сумму денег, ассигнуемых купцом на закупку товаров. Но некоторые записи дают основание предполагать, что «явленые деньги» подкреплялись предъявлением самого товара, который был на них куплен, поскольку такие записи сопровождаются детальным перечнем этих товаров. Возможно, так происходило, когда свои операции покупщик производил в пределах Гостиного двора. Поэтому не исключено, что покупатели вообще допускались на Гостиный двор, где находились продажные товары, только по предъявлении денег с уплатой пошлины за будущую покупку <5>. На Вологде явка денег обычно сопровождалась взиманием «гостиного» и «теплового», а нередко еще «анбарного» (и «сторожевого»), то есть явка денег совпадала с актом покупки товара. В упоминавшейся выше таможенной книге 1634 — 1635 годов по Вологде иногда встречаются записи, что явивший деньги купец платил «амбарное и сторожевое» сразу за весь год (с. 99) <6>. Предъявление денег могло означать также, что купец претендует положить купленный товар в склад (амбар) при Гостином дворе. ——————————— <5> Равным образом возможно, что взимание пошлины происходило, когда покупатель покидал Гостиный двор. <6> Там же иногда встречаются записи, что купец, «являвший» деньги на покупку, имел с собой порожние сани («напорожне»), за которые полагалась отдельная пошлина.

Имеются как бы типовые записи о явленных деньгах, предназначенных на некоторые виды покупок: «соляную», «мыльную», «рыбную» или «хлебную» (III; 404, 405, 411), на покупку хмеля (III; 486). За эту «явку» взималась 5-деньговая пошлина. Количество скупленного товара при этом не указывается. Видимо, явка денег в указанных случаях не означала, что они уже истрачены на конкретную покупку. Но есть записи об обложении покупок определенной меры ржи, овса и ячменя на явленные деньги, хотя и без указания на взвешивание покупки (III; 415, 417). Пошлина в 5 денег с рубля была взята на Устюге при покупке товара на «явленые» деньги с Архипа Афонасьева (II; 323). Такие записи дают повод предполагать, что отдельно облагалась явка денег, отдельно — покупка на них товара. Но такое предположение вряд ли основательно. Надо думать, что облагалось «что-нибудь одно». По записям таможенной книги по Вологде не видно, чтобы при покупке ряда весовых товаров от покупателей требовалась явка денег; покупатели облагались рублевой пошлиной, а также «померным» непосредственно при покупке. Это касалось пеньки, сала, хмеля, воска, меда, ценной рыбы (семга, лосось), икры, щетины, масла коровьего, чернослива, стальных изделий, свинца (с. 264, 273, 301, 313, 335, 351, 367 и др.). Обычно продавцы облагались в этих случаях одной померной пошлиной. (Возможно, что рублевую пошлину они платили ранее при явке товара.) Некоторые таможенные записи позволяют говорить, что пошлина за явку денег заменяла пошлину на покупку товара. Например, на Тотьме в 1675 г. иногородние покупатели соли, купившие ее на «явленые деньги», платили пошлину по обычной ставке за покупку — 5 денег с рубля (III; 547) — без указания на то, обложена явка денег или покупка соли. В 1679 г. на Сольвычегодской таможне яренчанин Попов «явил 40 р. денег, а на те деньги купил 20 пудов клею карлуку»; пошлин он платил по 5 денег с рубля (III; 487) опять же без указания, к какой именно операции — явке денег или покупке товара относилась пошлина. По такой же ставке платил пошлину на Устюге в 1679 г. вычегжанин Юмшановых, закупивший там лук и чеснок на 2 рубля, за который он заплатил по 5-деньговой ставке, и поехавший на Вычегду вместе с 50 пудами хмеля «волостной покупки»; последняя обошлась ему в 30 руб. (за которую он платил 10-деньговую пошлину) (III; 271). О «явке» Юмшановых на Устюге 2 рублей на покупку луку и чесноку запись специально не упоминает — либо эта явка подразумевалась, либо по малому размеру сделки вместо денег Юмшанов прямо «явил» в отъезд купленный на них товар. Но если оптовая покупка облагалась по ставке 5 денег с рубля независимо от «явки» денег, то зачем вообще продавец «являл» свои деньги? Как упоминалось выше, это могло объясняться тем, что иначе он не мог явиться на Гостиный двор для покупки находившегося там товара <7>. Но была и другая причина. ——————————— <7> Приведенное предположение «тянет» за собой вопрос об «анбарных» деньгах, которые должен был заплатить покупатель объемного (или ценного) товара, доставивший его на Гостиный двор или купивший его там. Здесь приходится дополнительно принять, что такие платежи в какие-то годы записывались в отдельную книгу, которую вел «дворник» — содержатель Гостиного двора. (О наличии таких книг пока приходится догадываться.) О взимании с торговцев «анбарного» иногда делались записи в самих таможенных книгах.

Закупаемый товар обычно предназначался в отъезд. Это обстоятельство препятствовало покупщику утаивать от обложения часть имевшихся у него для скупки товаров денег. Для перевозки товаров в другой город ему требовалась «выпись» от таможни с места покупки с перечислением увозимых товаров. Если бы он предъявил для выписи слишком много купленного им товара против заявленных им же для покупки денег, то таможенники должны были заподозрить обман — в том смысле, что часть ассигнуемых на закупку товаров денег покупщик от них утаил, а следовательно, утаил и цену закупки, с которой следовало брать пошлину. Если такие случаи бывали, то, скорее всего, с покупщика взыскивались дополнительные суммы за «явленые деньги» (или за купленный товар); случаев же обнаружения таможенниками скупки купцом товаров сверх явленных им денег по беловым таможенным записям «напрямую» не прослеживается. Иногда на явленные деньги предполагалась закупка товара не только в том месте, где эти деньги «являлись», но и в других местах: «в уезде» или по дороге в тот пункт, куда направлялся явивший деньги купец (и где не было таможни). По записям таможни на Великих Луках видно, что явка денег витебскими, полоцкими, могилевскими, друйскими мещанами облагалась по повышенной ставке (10 денег с рубля) по сравнению со случаями явки денег другими иногородними, например псковитянами, которые платили 5 денег с рубля (В. Л.; 126, 109). Записи 1675 г. показывают, что с торговцев из польских городов за продажу их товара также начала взиматься повышенная пошлина в 2 алтына (12 денег) с рубля. (В. Л.; 217, 226, 244). С другой стороны, с явленных денег стали взимать вместо 10-деньговой пошлины 6 денег с рубля (В. Л.; 227). Последнее новшество можно расценивать как привлечение денег, которых в России для торговых оборотов не хватало. Само наименование витеблян и некоторых других торговцев, приезжавших в Великие Луки, мещанами, а не посадскими напоминает, что Витебск (и некоторые другие польские города) был тогда на положении заграницы; это положение отражалось и на ставке таможенной пошлины. Вместе с тем «мещанином» был назван смоленец Герасимов, — правда, без каких-либо фискальных последствий (за явку 40 рублей с него была взята обычная 5-деньговая пошлина с рубля) (В. Л.; 244). Итоговые таможенные записи различают «таможенный збор со всяких продажных товаров» и «рублевую пошлину с мелких товаров и с хлеба» (видимо, при их продаже в розницу «на площади»). Рублевая пошлина собиралась также «з денег», — видимо, явленных на покупку. Возможны другие записи, типа «таможенный збор с проданого товара и с явленых денег» (III; 513 и др.). По всей видимости, выражение «рублевая пошлина» могло применяться как сквозное, когда дело касалось товарных сделок. Перекупная пошлина и перекуп. Со второй половины 1678 г. действовал «государев новый указ» о ставке пошлины «в полутретье деньге с рубля» (то есть 2,5 деньги, или 1,25 коп., с рубля). По-видимому, этой пошлиной на Устюге облагались внутренние (устюжские) обороты товаров, о которых делалась запись, что они «в покупке и продаже». Сама же пошлина называлась «перекупной» (III; 183 — операции М. Губина и др.). Скорее всего, этой пошлиной облагались операции по скупке мелких партий товара, которые предпринимал местный профессиональный торговец, поскольку эти операции требовали повышенных затрат времени и сил <8>. Скупленный товар скупщик мог продавать на месте, видимо, с небольшим барышом. Так, Иван Гусев и его племянник Василий Калинин купили у Каринских татар в Устюге две партии меду и воску, и «тот мед и воск на Устюге в продаже». «С того» они платили пониженную пошлину «по полутретье деньге с рубля» (III; 225). ——————————— <8> Не исключено, что скупщик мелких партий формировал из них одну крупную, которую и предлагал купить в отъезд местному или приезжему торговцу.

Пониженную пошлину заплатил Семен Мыльник, устюжанин, купивший на 20 руб. «на продажу» 80 рыб семги — половину привезенной П. Аверкиевым из Холмогор (эта пошлина обычно взималась за продажу товара, купленного на «явленые деньги»). Но пониженная пошлина взималась также при закупке некоторых экспортных товаров, следующих в Архангельск. Например, это относилось к щетине, ставка пошлины за скупку которой была определена в 2,5 деньги с рубля по тому же «по государеву новому указу». Эту пошлину платил Иван Протодьяконов, отправивший ее 46 пудов, цена 92 рубля (III; 182). Возможно, пониженная пошлина за скупку щетины объяснялась общей политикой государства по привлечению в Россию заморского серебра, которое было нужно для поддержания ее денежной системы <9>. Вместе с тем нет никакого упоминания о пошлине за щетину устюжской покупки, которую поплавил в Архангельск Андрей Гусев (III; 225), — возможно, на эту покупку была особая запись. ——————————— <9> Шейнин Л. Б. Петербург и российский меркантилизм. М., 1997.

Термин «перекуп» применялся таможенниками и до 1678 г., но с ним не связывались пониженные размеры пошлины. Так, полную пошлину, относящуюся к 1656 г., — 10 денег с рубля заплатил Емельян Татауров на Тотьме, который «явил на перекуп» 3 рубля (II; 654). По-видимому, он платил вперед за себя и за того продавца, у которого хотел купить нужный ему товар. Возможно, что до 1678 г. перекупная пошлина тоже существовала, но она взималась при других обстоятельствах и в другом размере. Так, в 1656 г. в отношении совершенной на Тотьме сделки — покупки соли — перекупной пошлиной была названа (льготная) пошлина по ставке 2 деньги с рубля, которую заплатили принадлежащие к Гостиной сотне братья Поповы (II; 654). По обстоятельствам этой сделки (продано товаров Поповыми «за весь год» на 128 рублей и куплено ими соли на 108 рублей) была сделана таможенная запись, что Поповы купили соль на деньги, вырученные ранее от продажи своих товаров («на те деньги»). Не исключено, что их покупка была признана совершенной на «товарные деньги». В этом случае допустимо предположить о связи «перекупной пошлины» с «товарными деньгами». В 1676 г. в таможенной книге по Устюгу была сделана запись о льготном обложении (по ставке 2,5 деньги с рубля) отца и сына Неупокоевых за продажу ими в Устюге двух партий хмеля, одну из которых они ранее купили там на товарные деньги. Льгота была предоставлена «по государеву новому указу» в отношении всего проданного хмеля, причем льготная пошлина не была названа перекупной (III; 95). Скорее всего, льгота была вызвана тем, что как покупка двух партий хмеля, так и их продажа не выходили за пределы уезда. Записи относительно «перекупа» и «перекупной пошлины» встречаются нечасто <10>. ——————————— <10> По записям Саранской таможенной книги видно, что перекупная пошлина взималась только с весчих («вещих») товаров. Но «весчее» на Вологде и весчие пошлины на Устюге не назывались перекупными. Можно отметить ошибку А. И. Яковлева, который перекупной называл «пошлину с покупателя, покупающего товар для его перепродажи» (Саранская таможенная книга 1792 г. С. 7). Будь прав Яковлев, все взимаемые пошлины называлась бы именно так.

Товарные деньги. По некоторым записям можно судить, что «товарные деньги» — это выручка за проданный товар, на которую торговец тут же покупал другой товар. Но это же понимание близко к обмену товаров. Во всяком случае, если торговец производил скупку товара за «товарные деньги», то есть за деньги (действительно или только по расчету), вырученные от продажи собственного товара, то это обстоятельство специально отмечалось в таможенной книге; в месте совершения сделки пошлина за покупку в этом случае, во всяком случае в 1630-х годах, не взималась. В 1630-х годах записи о покупках на товарные деньги весьма редки, в 1650-х годах намного чаще. Вместе с тем записи о многих покупках соседствуют с упоминанием о предварительной продаже купцом своих товаров, как бы давая понять, что покупка совершена на деньги, только что вырученные от продажи. В 1679 г. иногородний «лалятин» Пластинин продал в Устюге по Хлыновской (Вятка) выписи осетра и 10 пудов черной икры, которые он покупал там на «товарные деньги». В Устюге он заплатил пошлину по 10 денег с рубля продажи (III; 171). Из этой записи видно, что закупка на товарные деньги не освобождала от конечного платежа полной пошлины. Но в других случаях полная пошлина почему-то не взималась. Так, коробейник Катаев отправился на Сухону с закупленным в Устюге товаром «и то все продал в волостях» (видимо, в розницу); при отправке он платил пошлину по 10-деньговой ставке. Его продажи были оценены в 6 рублей. Вернулся Катаев в Устюг «из волостей» с товаром, который продал в Устюге за 2 рубля. Очевидно, принесенный в Устюг товар Катаев купил «в волостях» на товарные деньги. За продажу этого товара на Устюге с него была взята пошлина не по 10-, а по 5-деньговой ставке (III; 203). Возможно, его покупка «в волостях» была произведена на ярмарке, где он платил покупную пошлину, отсюда и половинное обложение продажной цены принесенного им товара на Устюге. Формула льготы в части покупки на товарные деньги могла быть и несколько другой. Когда братья Усовы продали на Устюге товара на 1060,5 рубля, а купили на 1427 рублей, то была сделана запись: «А с продажного товару потому пошлина не кладена, что в продаже меньше торгу». Купленный же ими товар был обложен по 5-деньговой ставке (II; 62). Иногда товар, купленный на товарные деньги, назывался «меновым». Так была названа медь «в котлех и тазех», которую вологжанин Онанья Фролов купил в Устюге на товарные деньги и с которой он отъехал в Вологду. Он платил 5-деньговую пошлину за проданный им товар, но за покупку пошлина с него взята не была (II; 9) <11>. Почему в этом случае товар был назван меновым, не вполне ясно. Вместе с тем некоторые записи говорят о безусловных меновых операциях, например об обмене лошадьми, хотя ни о каких приплатах (которые можно было бы ожидать в подобных случаях) они не упоминают <12>. ——————————— <11> «Товарные деньги» фигурировали в таможенных книгах спустя еще почти столетие. См.: Голикова Н. Б. Очерки по истории городов России конца XVII — начала XVIII в. (изд-во Московского университета, 1982. С. 127). В этой книге она приводит результаты своего анализа таможенных записей по Астрахани с 1718 по 1725 г. Некоторые эти записи содержат термин «меновные цены». Нельзя исключить, что термином «товарные деньги» в каких-то случаях пользовались при описании актов обмена, например когда за вымениваемый товар производилась доплата. <12> Требуют проверки два других понимания «товарных денег». Они могут выражать, во-первых, оценку продажных товаров, а во-вторых, их оценку при обмене.

При покупке на товарные деньги пошлина в месте покупки с покупателя не взималась. Но она добиралась с него «потом» — при доставке купленного товара в пункт его реализации. В то же время есть случаи, когда и в конечном пункте (где купленный товар продавался) он облагался, видимо, по льготной ставке. Так, устюжанин Колязин заплатил на Устюге 10-деньговую пошлину за купленный им на 2 рубля коробейный товар, с которым он отправился «на Юг и продал в волостях» (то есть в волостях по р. Юг) — надо думать, в розницу. Обратно он вернулся с товаром (белка, щетина и заячины), который продал в Устюге за полтора рубля; за эту продажу он заплатил пошлину в сумме 7,5 деньги (III; 216), то есть из расчета 5 денег с рубля продаж. (О том, что он купил волостные товары на товарные деньги, таможенная запись не упоминает.) Льготная 5-деньговая пошлина на Устюге могла быть назначена по той причине, что Колязин уже платил 5-деньговую пошлину на месте покупки (при покупке товара на ярмарке?), и это обстоятельство послужило основанием для обложения его при продаже своего товара в Устюге по 5-, а не по 10-деньговой ставке. Но тогда выходит, что покупка товара на товарные деньги не избавила Колязина от платежа пошлины в месте покупки <13>. Возможно, это означает, что при покупке товара на ярмарке правило о необложении товарных денег не действовало, — надо думать, потому, что у покупателя не было доказательств относительно «товарности» его денег. ——————————— <13> Не исключен, однако, вариант, по которому на месте покупки Колязин пошлины не заплатил, а по месту продажи товара с него была взята половинная 5-деньговая пошлина по той причине, что он принес продавать в Устюг экспортный товар — меха и щетину, оборот которых поощрялся.

Поощрение истрачения товарных денег. Одно из значений товарных денег — это выручка за проданный товар, обращенная на покупку другого. Но чтобы таможенники специально выделяли товарные деньги, для этого должен был существовать какой-то государственный смысл. Его можно усмотреть в тогдашних обстоятельствах. При нехватке денег в государстве важно было ускорить их оборот, поощрять скорейший их переход из рук в руки. Ведь таким путем одна и та же сумма денег могла обслужить большее число сделок. Поэтому не исключено, что отсрочка обложения торговца за его покупки, когда он тратил свои товарные деньги, и была таким поощрением («премией»). Ибо он не оставлял вырученные за свой товар деньги при себе, а немедленно снова пускал их в оборот. Сделки оптовые и розничные. При «развернутом» оптовом обороте пошлины взимались в трех случаях, причем одно и то же лицо могло платить дважды — при покупке товара и при его продаже. 1. При скупке мелких партий товара. По идее пошлины платили как продавцы, так и покупатель-оптовик. 2. При продаже оптовиком скупленного им товара другому оптовику. Пошлины платили обе стороны. 3. При продаже этим последним оптовиком своего товара мелкооптовым покупателям. Пошлины опять-таки платили обе стороны. Если в сделке участвовал приезжий и местный житель, то пошлины с них разносились по разным книгам. Нередко один партнер платил за другого; иногда таможенные записи прямо говорят об этом, но в других случаях об этом можно только догадываться. Розничный торг нередко происходил «на площади». Пошлины там взимались (очевидно, только с продавцов), поскольку об этом свидетельствуют некоторые итоговые записи таможенных книг, но каждая сделка отдельно в этих книгах не фиксировалась. Видимо, по этой же причине таможенные книги практически молчат о сделках с козами, а также с жеребятами и другим молодняком. Встречаются особые записи о необложении привозной рыбы, поскольку она предназначалась «на корм» самому торговцу и его работникам. «Конечный покупатель», он же потребитель товара, хотя бы крупный, пошлины не платил. Это видно из таможенной записи о покупке Василием Усовым 100 оследей (бревен? бруса?) «на свое дворовое строение». Как упоминалось, Усов взял на себя выплату пошлин за продавцов леса, но о наложении на него самого какой-либо пошлины за покупку запись не упоминает (II, 70). Не платила пошлин сама таможня, когда покупала лес на свое строение. За продажу на Устюге колокола в 6,5 пуда к Ростовской церкви его мастер заплатил рублевую пошлину, «весчее» и «анбарное» (с. 212). О пошлине за покупку (с представителя церкви) никакой записи не было сделано, видимо, в связи с тем, что покупка была не коммерческая (потребительская). При продаже коровы на Устюге и продавец, и покупатель платили максимальную пошлину — по 5 денег с рубля (с. 221). Равным образом при продаже лошади пошлину платили как продавец, так и покупатель. Они платили также «пятно» (клеймение лошади). Если покупатель был иногородний, то он платил повышенную пошлину. Нередко цены сделки округлялись, — надо думать, либо самими таможенниками, либо участниками сделки. Это видно из «круглого» значения выплачиваемой пошлины. Цифра взимаемой пошлины почти никогда не включала дробную часть деньги, нередко она содержала только целое число копеек. Относительно мелкой «лавошной» торговли упрощение обложения выражалось во взимании пошлины с оборота сразу «во весь год» <14>, например на 10 рублей, которые наторговал в Тотьме Дружина Давыдов (II; 653). Но как таможенники определяли цифру розничного оборота, остается не совсем ясным. ——————————— <14> Год начинался 1 сентября и кончался 31 августа.

Некоторые записи об обложении (в том числе «лавошного») оборота содержат уточнение, что продан «осталой товар» (II; 652). Товаром могло быть речное судно, сделка с которым облагалась по общему порядку. Встречается обложение сделок с недвижимостью. Так, Тотемская таможня взыскала по 3 деньги (полторы копейки) с рубля цены с обеих сторон при продаже Т. С. Чизлову «повытья» (законной доли) Замятни Иванова в Окологородье — «деревни Павловские десятую доль со всем угодьем и с хоромы» стоимостью в 3 рубля (с. 494). Предметом сделки между частными лицами и одновременно объектом обложения были также «сенные закосы по Копоринской дороге 4 остожица» (с. 494) и другие земли. В то же время следовало бы осторожно подходить к записям о продаже товара «врознь». Так, устюжанин Василий Григорьев, приехавший из Сибири, продал малоценных соболей на 20 рублей «врознь». При этом он заплатил пошлины по 3 деньги с рубля, «да за купцов пошлин по 5 денег с рубля» (II; 127). Возможно, взятая пошлина (да еще повышенная) в последнем случае говорит о том, что покупателями были не конечные потребители, а изготовители меховых изделий (скорняки). Изготовитель вина (водки) платил на Устюге повышенную пошлину при продаже своего товара «на кружечные дворы» (в казенные кабаки); возможно, эта пошлина была «с продажи», но не исключено, что с продавца взыскивалась таким образом пошлина за продавцов, у которых он купил материалы (солод, хмель) для приготовления конечного продукта. Для выплаты крупных сумм начисленной пошлины иногда давалась отсрочка. Например, в отношении более 185 руб., следуемых на Устюге с Ивана Усова, была сделана такая запись: «И те пошлинные деньги остались не во взятке, и в том взята у Ивана Усова память» (II; 62). Редкие записи упоминают, что пошлина взята на основе слов продавца. Так, Тотемская таможня взыскала с вологжанина Андреева пошлину по ставке гривна с рубля с вырученных им 2 руб. 80 коп. за 20 пудов соли, которую он купил «в отвоз» и «продал меж городов»; он же «цену сказал» (II; 624). Надо думать, что соль была куплена Андреевым в Тотьме, но в какой момент он заплатил пошлину, неясно. Разовые и постоянные льготы. «По государеве грамоте» полагались некоторые налоговые льготы для товара, например зерна, запроданного «хлебным подрядчикам» (для государственных нужд). Так, с Семена Корзникова, везшего такой груз ржи, были взяты померные пошлины «за продавцов, у кого купил, да со своей продажи, что зарядчикам продал». Но он был освобожден от уплаты пошлины за свою покупку ржи, а также от пошлины с плотов, с ярыжных и с кормщиков (с. 129). Не платили пошлин также некоторые «хлебные закупщики з государевой рожью». Но для этого они должны были предъявлять государевы грамоты (с. 143). При отсутствии таких грамот для «проплавных» грузов, даже предназначенных для государевых кабаков, суда облагались на общих основаниях. Так, на Устюге были обложены грузы Ивана Усова — «кабацкие запасы», следовавшие из Вологды «на государевы двинские колмогорские кабаки» (II; 61). В одном случае не была взята пошлина «с купца» (с покупателя), дощаника митрополичьего сына боярского Любима Ушакова, «потому что купил тот дощаник для воски извести для церковного каменного строенья» (II; 223). В какие-то периоды льготы были установлены для сибирских купцов, надо думать, для поощрения снабжения Сибири российскими товарами. Об этом говорит запись Устюжской таможни, согласно которой «с покупки по государеву указу Тюменские и Тобольские купчины пошлин не платят» (III; 184). Как упоминалось, обороты товаров внутри одного пункта с некоторых пор облагались по льготной ставке 2,5 деньги с рубля; до этого некоторые сделки такого рода облагались по ставке 3,5 деньги с рубля (II; 583 и след.) По крайней мере, по такой ставке был обложен закупщик товара. 2,5-денежная ставка («перекупная пошлина») в ряде случаев применялась при закупке товара в отъезд. В частности, так облагалась на Устюге закупка щетины и топленого говяжьего сала, вывозившегося в Архангельск (III; 346). Можно думать, что эти товары, как предназначавшиеся на экспорт и дававшие приток серебра, имели специальную льготу <15>. Такую же льготную ставку на Устюге платил устюжанин Минюхин, купивший в отвоз «весчие» товары (в основном ворвань, воск, ладан, винные ягоды, изюм, медь) в сибирские города (III; 337). В 1679 г. «по указу великого государя и по новому торговому уставу» с Ярафия Паутова не была взята пошлина за проданную в Устюге рожь, которую он купил там же ранее (III; 347). ——————————— <15> Другое возможное объяснение заключается в том, что льготное обложение применялось в случае, когда товар закупал местный торговец.

По-видимому, льготы начали получать грузы, отправляемые в Сибирь, и, кроме того, обороты с хлебными товарами, которых на Севере не хватало. Это видно из того, что особые правила обложения действовали для весовых (объемных) хлебных товаров: ржи, овса, ячменя, пшеницы, муки. Эти товары таможенники не оценивали в рублях, и соответственно за них не взималась рублевая пошлина. Продавцы хлебных грузов в ходе их продажи платили лишь «померное». Из таможенной книги по Вологде видно, что при явке этих товаров они платили ряд других сборов, а за муку — еще «коморное», но платеж «рублевого» и «замыта» в записях отсутствует <16>. Видимо, государство учитывало остроту нужды северян в хлебе и давало льготу его продавцам. Надо думать, при этом учитывалось и то обстоятельство, что снабжение Сибири зерном также происходило во многом за счет ресурсов Севера. ——————————— <16> Таможенная книга г. Вологды 1634 — 1635 гг. Т. II. М., 1983. С. 238, 245, 256, 323, 329, 336, 345, 348, 352.

На Тотьме не облагался отвоз местной соли, купленный на монастырский обиход (с. 489). Как упоминалось выше, пошлинную льготу при закупке и отвозе соли имели ветлужане, покупавшие соль для собственных потребностей. Пониженные пошлины взимались при отвозе (видимо, с лошади) местной «варнишной» соли, то есть соли, которую продавец получал в своем производстве. На Тотьме при отвозе этой соли на лошадях солевара с меха (ок. 25 пудов) взимался 1 алтын — вдвое ниже, чем при отвозе соли, купленной у солевара. Видимо, тут играло роль то соображение, облагался местный торговец или иногородний. Некоторые льготы действовали при отправке груза для казны. Так, унжане Годан Золотавин «с товарыщи» были обложены филиалом Устюжской таможни «на реке Усть Юге на Горке» «за продавцов», у которых они купили рожь на месте, а также за привоз на пристань дополнительно купленной на Унже партии ржи — за 30 лошадей по 2 алтына с лошади. Но поскольку они повезли в Холмогоры на двух плотах «государеву рожь», то «по государеву указу» не платили пошлин за отправку плотов, за покупку ржи, а также личных пошлин, о чем в таможенной книге была сделана специальная запись (с. 127). В какие-то периоды «по государеве грамоте» не взимались пошлины с судна, везшего пшено и крупу гречневую, — пропорционально (ценовой) доле этого товара на судне (с. 116 — 117). При обложении владельцев транспортных средств, везших чужой товар, в том числе государственный, таможенники выделяли последний особо. Например, о вологжанине Мартемьяне Констя(а)нтинове, который «сказал», что везет на байдаре государеву рожь, на Устюжской таможне была сделана запись: «Довелось было проплавных пошлин всех взяти 17 р., из (с) государевы ржы 4-х р. не взято, а с Мартемьяновы клади, и з байдары и с людей, взято 13 р.» (с. 115) <17>. Редкое упоминание о «казенном дощанике» сопровождалось записью, что пошлина взята только с людей, но не с судна (с. 254). Без взимания пошлин проплывали суда (из Архангельска), везшие ядра и пушки. ——————————— <17> Видимо, запись отражала льготное обложение байдары и работников на судне пропорционально льготному грузу на ней.

От пошлин были освобождены «старцы» и иные монастырские люди — владельцы судов, покупавшие хлеб, соль, рыбу и другие продукты для своих монастырей. Но если на судне оказывались избыточные товары (сверх освобожденных от пошлин «по грамотам») или чужие грузы, то проплавные пошлины взимались пропорционально (ценовой) доле этих грузов. Таможенные пошлины распространялась на торговые обороты монастырей. Устюжские таможенники составили нечто вроде хлебного баланса местного Архангельского монастыря, чтобы знать, сколько монастырь заготовил муки, круп и зерна «монастырских деревень», сколько продал (и куда). То же касалось купленной им соли; при этом учитывалось, сколько «старцы издержали записной соли про монастырские обиходы». Когда «в пожарное время» у старцев сгорело в таможенном амбаре 250 пудов записной соли, то сгоревший товар (как видно из расчета пошлины) не был обложен. Вместе с тем пошлина в 10 денег с рубля была взята за проданный на месте хлеб «монастырских хлебных запасов», то есть некупленный (III; 56 — 57). «По государеве грамоте» на Устюге не была взята проплавная пошлина с двух байдар с «Кольским хлебным запасом», плывших из Вологды к Холмогорам (с. 293). Здесь можно видеть традицию зарождения льгот при оплате грузов в рамках современного северного завоза <18>. ——————————— <18> Однако есть и разница. Кольский завоз в XVIII в. получал налоговую льготу, тогда как нынешний северный завоз получает финансовые дотации из госбюджета.

Тем не менее государственные грузы не всегда освобождали купца от личного и «транспортного» обложения. Так, Родион Оснев, приказчик Савы Худякова, который «везл из найму государеву икру», платил пошлин «с себя, и с людей, и з байдары, всего 15 р.» (с. 115). Обложение соли и оплата дров для ее выварки. Сложной была система взимания платы с «варнишных дров»: с 100 «саженей» по 10 денег (5 копеек). Иногда эти дрова фигурируют вместе с цифрой остатка не проданной солеваром соли; при этом дров обычно бывает несколько сот «саженей». Не исключено, что их объем связан с объемом непроданной соли, но какой-либо строгой пропорции между этими величинами в разных случаях не видно <19>. С остаточной соли не взимался «припуск с меха» (за взвешивание каждого меха), как это происходило в отношении проданной соли; в 1630-х годах этот припуск был стандартным, равный 2 деньгам <20>. ——————————— <19> По некоторым таможенным записям видно, что «сажень» оплачиваемых дров приходилась на несколько пудов проданной соли — от 2 — 3 и до 4, 5 (II; 581, 582). Концентрация соли в разных соляных источниках была неодинаковой, отсюда, видимо, и неодинаковые объемы дров, расходуемые в разных случаях на выварку 1 пуда соли. <20> Мех составлял около 20 пудов, — видимо, стандартный груз для одних саней.

Поскольку ни о каких частных лесах в тех краях не известно, можно предположить, что таможенный платеж за «варнишные дрова» отражал цену древесины на корню, заготовленной в «ничейных» (государевых) лесах. К этому же платежу, видимо, примыкал «оброк» (по рублю с бочки) с 2,5 бочки «золы» (поташа?), которые «повезл из Тотемского уезда» приказчик «Галанские земли» Карпа Демулина (с. 489) <21>. ——————————— <21> Писцовая книга по Соли Камской 1579 г. среди других пошлин упоминает также лесную (Карамзин Н. История государства Российского. Книга III. Примечание к тому IX. С. 172).

Примечательно, что при покупке соли на товарные деньги купец, как и положено, не платил рублевой пошлины (5 денег с рубля), однако должен был внести еще «по деньге с пуда» (II; 568, 569). Продавцы-солевары платили при продаже по деньге с 3 пудов соли (II; 581, 582). Эти платежи представляли собой либо акцизы, либо плату за дрова (из казенных лесов), израсходованные на выварку соли <22>. ——————————— <22> Известно, что акциз на соль был введен в конце 1660-х годов. Приведенная же запись относится к 1653 г. Поэтому пошлина в виде деньги с 3 пудов соли, скорее всего, относится к плате за дрова.

В то же время не видно, чтобы особая плата за вырубку леса присутствовала в сделках с продажей бревен, судов или лесных товаров. Об этом умалчивают (редкие) таможенные записи, сделанные по поводу купли-продажи лесных материалов (например, на строение самой Устюжской таможни после пожара, а равно по поводу отдельных частных сделок). Книги Устюжской таможни содержат ряд записей о продаже приплавленных зерновых и других товаров на плотах, причем в продажу шли и сами плоты; однако особых пошлин за проданный лес (срубленный, надо думать, в казенных лесах) не отмечается. В одном случае продавцы 300 штук оследей заплатили пошлины ок. 150 коп., то есть по деньге с оследи (II; 150). Но вырубка деловой древесины уступала вырубке ради «варнишных дров», поэтому можно предположить, что первая не подлежала особому обложению. Правда, когда 39 крестьян Вилегодской волости в 1651 г. пригнали в Сольвычегодскую на продажу «варнишные дрова» в 396 плотах на 436 рублей, то они платили за них лишь обычную в то время для местных торговцев (перепродававших товар в том же месте, где купили) пошлину: 2,5 деньги с рубля (II; 415). О плате за вырубку леса на дрова ничего не сказано. Но поскольку такую плату косвенно должны были платить солевары при продаже своей соли, последние могли учесть эту плату, снизив цену за покупаемые ими дрова. Впоследствии повышенная пошлина за продажу соли заменила особый платеж за вырубку леса на дрова для выварки соли и некоторые другие пошлины. Записи Сольвычегодской таможни 1650-х годов уже не упоминают об обложении «варнишных дров», но (как видно из записей) вводится повышенная пошлина за выварку и продажу соли: по 20 денег с рубля (II; 502). Так, с 1000 пудов соли «своей вари», привезенной по выписи из Архангельска, с братьев Усовых на Устюге была взята пошлина гривна с рубля, или 20 денег (II; 340, 341). Об отдельной плате за дрова записи молчат, равно как и о пошлинах за отвоз соли, за вес и «с дуги». Пошлина за продажу соли не отменяла пошлину при ее покупке. Но при покупке «на свой обиход» пошлина была меньше, чем при продаже. Так, за 40 пудов соли, купленных в Тотьме группой судайцев (?) «про свой обиход», они заплатили пошлину по ставке 10 денег с рубля (II; 627). Если же соль покупалась не «про свой обиход», а на продажу, как это предназначали два «галичана», то покупка облагалась по гривне с рубля, то есть по 20-деньговой ставке (II; 627). Но каким образом таможня различала соль, купленную на свой обиход и для перепродажи, не вполне ясно. По какой-то причине могла делиться на две части продажная монастырская соль. Так, казначей местного Гледенского монастыря продавал в Устюге 3000 пудов записной (то есть привозной, видимо, с Холмогор) соли, но пошлину по гривне с рубля платил только за 1700 пудов, а за 1300 пудов «по указу великого государя» пошлин не платил (III; 317). Солевар «посадцкой человек» Иев Кубасов из Тотьмы в одном случае не заплатил пошлин ни за продажу на месте части своей «варнишной соли», ни за торговлю ею в отвоз, ни за остаточную соль, ни за «варнишные дрова» — всего 7 рублей 93 коп. (с. 534). Каким образом Кубасов сумел уклониться от таможенных платежей, не уточняется. В 1656 г. он продал свой «варнишный промысел» в двух трубах «с столбами и с жаравцами да две варницы, и с цырены, и с лари, и с варнишными месты, и с приезды, и с онбаром, и з дровяными исады <23>, и з дровами, которые в лесе, и со всяким варнишным заводом, цена 800 рублей». Но пошлин Кубасов опять-таки не платил, «учинился не послушен». (Платили ли за себя пошлину покупатели — запись умалчивает.) «И о том его непослушании писано к государю… Алексею Михайловичю к Москве в Устюжскую четверть о указе». Но вместо особого указа о Кубасове пришел общий указ «имать с купчих с продаж и с купца и с продавца с обе стороны по шти денег с рубля», то есть по 3%. По этому указу Кубасов и три покупателя его варнишного завода внесли пошлины «всего 24 рубля» (II; 650 — 651), видимо, с каждой стороны, поскольку если исходить из указа, то с обеих сторон полагалось взять 48 рублей. ——————————— <23> Видимо, дровяные пристани.

По какой-то причине «учинялись сильны» именно солевары. В таможенной книге Сольвычегодска за 1679 г. была сделана запись, что уклонился от платежа пошлины 6 руб. 60 коп. за вываренную и проданную за 66 рублей соль (900 пудов) приказчик Г. Д. Строганова Д. Бокушин (III; 497). Особенности обложения отдельных торговых операций. Товары различались не только по наименованию, но и по социальному назначению (например, «для государевых нужд»). Они могли быть местного производства и местной закупки, а могли быть привозные из других уездов. Они могли продаваться на месте, но нередко их «являли» на таможне только в отъезд. В последнем случае (с некоторых пор) они не облагались. В отношении пригнанного скота иногда имеются указания, что пошлина с продавцов была взята на месте покупки ими скота, «в волости», видимо, на ярмарке. Какие-то специфические правила существовали в отношении ветлужан, которые приезжали в Устюг, как это фиксировали таможенные записи, из определенных станов и (церковных) приходов. Являлись они на десятках санях (нередко свыше 70 лошадей). Десятка два ветлужан перечислялись в каждой записи по именам, остальные фигурировали как «товарищи». Каждая партия обычно привозила лапти, кули, рогожи, мочала, небольшие партии пшеницы, ржи, ячменя, иногда овчины, мед, железо и пр. — всего на сумму порядка 100 рублей (за продажу которых взимались обычные пошлины по 10 денег с рубля). Упоминания о «явке» их товаров в таможенных записях нет. На вырученные суммы они покупали соль, которую и увозили на Ветлугу, причем никакой пошлины за покупку соли не платили <24>. Таможенники имели дело не с каждым отдельным ветлужанином, а со всей их партией. Записи в таможенных книгах говорят о них во множественном числе: «приезжали», «продали», «платили пошлин с продаж», «купили», «повезли на Ветлугу». По-видимому, главной целью этих людей была покупка соли. Чтобы добыть денег на ее покупку, они собирали у себя дома нехитрый товар и везли его в Устюг. На 100 рублей можно было купить до 1600 пудов соли, — очевидно, этим и объясняется «многолошадность» приезжавших ветлужан. Груз на каждые сани (около 20 пудов соли) предназначался явно не для одной семьи. Можно думать, что указание на (церковный) приход приезжавших ветлужан в сочетании с освобождением их от пошлины на покупку соли было средством государственного учета и контроля, что жители определенной местности будут обеспечены солью, но только на свои собственные потребности (III; 163 и след.). ——————————— <24> Хотя обычно такая пошлина взималась. См., например: (III; 307) о покупке соли в Устюге вологжанином Горевым, который платил пошлины 5 денег с рубля.

Некоторые случаи привоза в Великий Устюг малых партий хмеля и ржи сопровождались записями в таможенной книге, что продавец везет их из «своей деревни» (или из своих деревень <25>). За привоз такого товара, если не было указания о его продаже, пошлина не назначалась. ——————————— <25> Из литературы известно, что на Севере был распространен институт половничества, при котором собственником деревни (недвижимости) могло быть одно лицо, а собственником скота — другое лицо, живущий там работник — половник. Собственнику могло доставаться до половины урожая. Так, «человек» Василья Усова явил на Устюге вместе с покупным хлебом с р. Юг 500 четвертей ржи «деревень» своего хозяина Усова. С него были взяты пошлины за купленный товар, гостиное, «анбарное» и померное (за продавцов). За привезенный некупленный товар пошлина взята не была.

По Тотьме зафиксированы случаи, когда пошлины за привозимые мелкие грузы, в зависимости от их оценки, вносили носники (лоцманы), — очевидно, перевозившие на судах небольшие партии собственных товаров. В редких случаях товар везли с собой другие судовые работники. Повышенные пошлины полагались за некоторые (видимо, особо доходные) товары. Так, за покупку в Тотьме в 1653 г. говяжьего сала, ворвани, хмеля, воска пошлина с рубля цены повышалась с обычных 5 до 7 денег (II; 564 и след.). Пошлина с покупателя в некоторые годы была нередко ниже, чем с продавца. Так, Василий Яковлев за продажу кипы хмеля внес на Устюге 70 коп. пошлины, тогда как «купец» — только 12,5 коп. «померу» (с. 215). Правда, нельзя исключить, что пошлина с покупателя была взята еще при «явке денег». Ошибочные записи. На Устюжской таможне была сделана запись, что с устюжанина Федора Шапочника с его «Городцкой (Архангельской) покупки — бочки ягод винных», проданной в Устюге за 3 рубля, была взята пошлина «5 денег с рубля, итого 5 алтын» (III; 223). Между тем 5 алтын (15 копеек) — это 30 денег, откуда следует, что с рубля было взято по 10 денег, а не по 5. Пошлина 10 денег с рубля была обычной для архангельских товаров, продаваемых в Устюге. В данном случае ошибка в записи была сделана в «промежуточной» (уточняющей) цифре и не повлияла на конечный результат. Возврат излишне взятых пошлин. Таких записей в таможенных книгах нет. Исходный расчет при обложении товарных сделок. Можно думать, что в основе таможенного обложения лежало соображение, согласно которому профессиональный торговец, он же торговый посредник, в случае перемещения своего товара в конечном счете должен был облагаться по установленной ставке, например 10 денег с рубля цены товара. Как будет облагаться товар в начальном и конечном пункте — это был вопрос уже второго порядка, как бы технический. Он решался по-разному, но так, чтобы в результате была выдержана указанная ставка. К торговому посреднику приравнивались лица, продававшие оптом свой собственный товар, опять же в случае его перемещения. При таком подходе получает свое объяснение порядок взимания установленной ставки (10 денег с рубля цены) за продажу «домокормленного скота», или хмеля, выращенного на собственном огороде, или ржи «своих деревень», хотя во всех таких случаях оборот товара содержал не две сделки, как обычно (куплю, а затем продажу), а только одну — его продажу. Очевидно, основанием обложения по установленной ставке служило то обстоятельство, что товар, перемещаемый из одного пункта в другой, получал более высокую цену — ту, которая действовала в последнем. Обложение торгового посредника не исключало обложения его контрагентов — лиц, у которых он покупал и которым он продавал свой товар для дальнейшей (розничной) перепродажи. Движение одного и того же товара облагалось всякий раз, когда он менял своего хозяина. Таким образом, пока он достигал конечного потребителя, общая сумма пошлин, наложенных на всех тех, кто его добыл, изготовил и кто его продвигал, могла составлять, по-видимому, и 20 денег с каждого рубля его цены, то есть 10%.

3. Пошлины за транспортные средства

До 1678 г. пошлины налагались не только на сделки с товарами, но также на средства перевозки товаров: речные суда, сани и лошадей. Они были тесно связаны с личными пошлинами, транзитными, а также пошлинами за приезд и отъезд. Доходы владельцев транспортных средств учитывались (хотя бы весьма приблизительно) отдельно от собственно торговой прибыли купцов. В этом был свой резон, так как немало товаров доставлялось по воде в чужих (наемных) дощаниках, «лотках» и каюках, а по суше транспортировалось на наемных лошадях, перевозивших грузы. Правда, многие торговцы имели свои суда и своих лошадей, их торговая прибыль как бы совмещалась с транспортным доходом. Но чтобы не вносить дополнительной дифференциации в обложение товаров, транспортный налог с них до некоторых пор требовался на общих основаниях. Такие пошлины до 1678 г. обычно взимались вместе с другими, составляя «пучок» платежей <26>. Характерно, что и после 1678 г. таможенники вели учет «невзятых пошлин» применительно к каждому случаю, когда раньше такие пошлины взимались. Эти пошлины касались обложения лошадей, саней, судов, судовых рабочих, проезжих иногородних торговцев, проходящих людей (видимо, работников), приезжающих и отъезжающих торговцев. При санях облагались «проводники», видимо, работники торговцев (существовал также термин «извозчик», под которым можно понимать владельца наемного транспорта, в том числе судна). По таможенным записям видно, что их число соответствует числу лошадей, поэтому можно полагать, что это были возчики (обычно проводников было вдвое меньше, чем лошадей). ——————————— <26> 1678 г. был вообще переломным в части государственных финансов. Так, в сельской местности от обложения пахотных земель государство перешло к подворному обложению, которое продержалось свыше 40 лет — вплоть до введения подушной подати при Петре I.

Сухопутный транспорт. Отдельно облагались лошади и сани. Это дает повод думать, что у тех и других могли быть разные хозяева. Например, лошадь с упряжью принадлежала наемному «извозчику», а сани — торговцу. Некоторые сборы («з дуги») относились, видимо, к ситуации, когда и лошадь, и транспортное средство, и груз имели одного хозяина. Из таможенной книги по Вологде видно, что некоторые предприниматели «являли» порожние сани (с лошадьми и возчиками?), видимо, с целью предложить их торговцам, которые увозили купленные товары в другие места <27>. Возможно, что у партнеров имелась заблаговременная договоренность о транспортировке грузов. Таможня Вологды брала с таких предпринимателей особую пошлину — «санное». Наличие таких предпринимателей позволяло некоторым торговцам отправляться в путь без «санного сопровождения», поскольку под закупленный в конечном пункте товар они могли нанять на обратный путь «извозчиков» на месте. ——————————— <27> По-видимому, массовые перевозки грузов посуху производились по санному пути; известно, что на сани можно положить больший груз, чем на телегу.

Существовала разница в таможенных платежах с саней в зависимости от того, были сани с грузом или порожние. Таможенники употребляли термин «товарные сани». Вологжанин Григорьев платил на Тотьме за проезд таких саней «снизу» 3 алтына 2 деньги плюс 6 денег с лошади и 5 денег с проводника. Вместе с тем с ним были (просто) сани, за которые пошлина составляла 2 алтына, но отсутствовала пошлина за лошадь. За проводников он платил пошлину при любых санях плюс 2 алтына гостиного за себя (II; 546). Ехавший сверху «по товар» на 8 лошадях москвитин Минин, помимо личных пошлин, платил на Тотьме с саней только по 6 денег = 1 алтын (о плате за лошадей ничего не сказано); при обратном же рейсе с него взяли, кроме платы за лошадей по 6 денег, еще по 2 алтына 2 деньги с груженых саней. У него было еще три «прибавошных» лошади с санями, за которые он заплатил за лошадей по 6 денег, а с саней по 3 алтына 2 деньги. Таким образом, с каждых саней в общем итоге Минин заплатил по 3 алтына 2 деньги. Сходным образом, когда снизу ехал на двух санях устюжанин Офонасей Федоров, то (помимо платы за одну лошадь и за 2 проводников плюс гостиное) за товарные сани он платил 3 алтына 2 деньги, а за другие (просто) сани (груз на которых обслуживал, видимо, самих проезжающих) — 2 алтына (II; 547). Пошлину за (товарные) сани в размере 3 алтын платил на Тотьме костромитин Михайлов, ехавший снизу на 5 лошадях. С него же была взята также 6-деньговая (1 алтын) пошлина с каждой лошади, гостиное и пошлина за 2 проводников. 3-алтынную пошлину с каждых из 126 саней заплатил проезжавший снизу (видимо, с импортным товаром) Иван Яковлев, приказчик «Галанские земли иноземца» Давыда Микулаева. Он же платил пошлину по 6 денег с лошади плюс иные пошлины. Со своих нетоварных (личных?) саней он уплатил 2 алтына (II; 549). В таможенных книгах для случая отвоза товара на лошадях нередко фигурирует пошлина «з дуги» в размере 2 деньги. Например, так был обложен на Тотьме за отвоз купленной им соли и хмеля галичанин Терентей Прокопьев (II; 565, 570). По-видимому, пошлина «з дуги» взималась как налог за использование собственной лошади. Такой вывод можно сделать на том основании, что об особом платеже в 2 деньги «з дуги» «с ызвозчика» в таможенных книгах не упоминается (пример — с. 485). В другом случае судаец Васильев и чухломец Шумилов, купившие соль, платили «приезду со шти лошадей з дуги» по 5 денег (II; 569). Разница в ставке платежа по сравнению с предыдущим случаем заключалась в том, что Васильев и Шумилов продали в Тотьме «хлеба и мяс» (то есть приезжали в Тотьму не только ради покупки, но и ради продажи своего товара), тогда как о галичанине Прокопьеве сказано только, что он купил соль. Характерно, что если с приезжего торговца взималась 5-деньговая пошлина с дуги, то за отъезд с товаром поддужная пошлина не взималась. Обратно: если взималась 2-денежная пошлина с дуги при отъезде, то не упоминалось о 5-денежной пошлине с дуги «за приезд». Возможно, что последняя пошлина поглощала первую. Немало записей Тотемской таможни говорят о взимании 2 алтын пошлины с саней иногородних лиц и тотьмян, умалчивая о пошлине «с лошади». Возможно, что пошлина за лошадь зависела от того, наемная она или принадлежала самому торговцу. Льготную пошлину в 7 алтын (алтын = 6 деньгам) платили отъезжающие «в ыной уезд» на 7 лошадях тотемцы Иван Кубасов «с товарыщи». В записи отмечено, что они ехали «напорозже» (II; 552), поэтому остается не вполне ясным, была взята пониженная пошлина потому, что они местные, или потому, что ехали без товара. Более вероятно второе. (Однако не исключено, что пошлина была взята не за сани, а за лошадей.) При обложении товарных саней учитывалось еще одно обстоятельство. Хотя на Тотьме при отвозе одного меха соли (занимавшего сани) с местного солевара взимался алтын, тогда как при отвозе меха соли, купленного иногородним торговцем, — 2 алтына (с. 489 и след.), но решающим была все-таки география торговли. Если она выходила за пределы уезда, то за товарные сани полагалось платить 2 алтына. Это видно на примере крестьянина Тотемского уезда Пятого Меншикова. За явку в проезд 12 кип хмеля Пятой Меншиков с товарищами (всех пять человек) платил по 2 алтына с кипы, — видимо, подразумевалось, что 2 алтына составляли пошлину за сани. За отвоз кипы хмеля (кипа занимала весь воз <28>) также взималось по 2 алтына. ——————————— <28> Одно из значений воза — крытая повозка. См.: Словарь русского языка XI — XVII веков. Т. 2. М., 1975. С. 265.

Хмель они явили издалека — с Кокшеньги. О том, что они вели межуездную торговлю, говорит и тот факт, что с них было взято также гостиное, — правда, только по алтыну с человека, как с местных торговцев (II; 549). Об отдельной пошлине с лошадей запись умалчивает и потому их числа не приводит. Возможно, что «с лошади» платили либо иногородние торговцы, либо те, кто пользовался не своими лошадьми. В аналогичном случае при провозе хмеля в межуездной торговле также была взята пошлина по 2 алтына с кипы; так платил проезжавший Тотьму (возвращавшийся домой) «снизу» вологжанин Громов, торговая операция которого выходила за пределы его уезда. Вместе с тем он платил еще по 2 алтына за сани, по 6 денег с лошади, по 5 денег с «проводников», а также 2 алтына «гостиное» (II; 552). Надо думать, что по 2 алтына «за сани» было взято с него за неуплату порожнего рейса, когда он ехал из Вологды «вниз» за хмелем (такого же рода таможенная запись приводится ниже). Устюжского уезда Микифор Попов при провозе хмеля на 6 лошадях (куда он ехал, не указано) особой пошлины на Тотьме за сани не платил. Но возможно, что таможенники попросту использовали другое выражение и вместо платежа с саней записали о платеже «с кипы с хмелю» в размере 4 алтына 2 деньги (плюс с лошадей, гостиного и с проводников), поскольку кипа хмеля и составляла груз одних саней (II; 546). Повышенный платеж с кипы хмеля заменял, видимо, платеж за порожний рейс не обложенных ранее саней. Появившийся в Тотьме «снизу» с товаром на 11 лошадях вологжанин Самоучкин платил с саней по 2 алтына 2 деньги и с лошади по 6 денег плюс гостиное и с 6 проводников, а ехавший сверху «напорозже» на трех лошадях Соли Галицкие Федор Игнатьев платил только по 6 денег с лошади (плюс гостиное и с проводников) (II; 545). Москвитин кадашевец Агеев заплатил за каждые из своих товарных саней даже 3 алтына 2 деньги, плюс по 6 денег с лошади, плюс гостиное и с проводников <29>. ——————————— <29> Аналогичная пошлина в 3 алтына 2 деньги «отплаву» была взята на Тотьме с подьячего Якова Саблина, доставлявшего оттуда в Устюг на плоту «задаточный должный тес», с него была взята также 6-деньговая пошлина с (покупного) теса плюс по 5 денег с двух человек (II; 598 — 599).

Когда костромитин Иванов отъехал с Тотьмы «с рыбой» на двух лошадях, то платил по 3 алтына с двух саней плюс 6 денег с лошади и 2 алтына гостиного. Он же купил в Тотьме 62 пуда соли и заплатил, кроме 5-денежной пошлины с рубля и деньги с пуда, также «отвозу с меха» по 2 алтына (видимо, за каждые из двоих саней под солью), «весу» по 2 деньги, а также «з дуги по 2 деньги» (II; 568). Запись о пошлине «з дуги» можно истолковать так, что Иванов имел под соль собственные сани с лошадьми. Приезд в Тотьму для покупки соли на своих санях был распространен, поскольку записи об уплате пошлины «з дуги» за отвозимую соль достаточно часты. Отвоз хмеля облагался (с кипы — алтын) и в более ранние годы (с. 493). Но обложения кипы хмеля, меха соли надо рассматривать, видимо, как обложение саней, ибо мех и кипа — это как раз груз для одной лошади <30>. ——————————— <30> Если эта догадка верна, то приходится принять, что на одни сани можно было грузить и 30 пудов соли — близко к полутонне.

Транзитные суздальские крестьяне, «иконники» князя Куракина, 3 человека на 3 лошадях платили на Тотьме по 2 алтына (гостиное?) и с проводника 5 денег, а устюжский торговец Матвей Осипов — 2 алтына за сани, 5 денег за проводника и 2 алтына гостиное (II; 544). Имелись случаи, когда пошлина платилась за лошадь — без упоминания о санях. Если приезд на лошади происходил в летнее время, то таможенные записи отмечали «лошадь», но не телегу. Возможно, такие приезды были характерны только для мелких (непрофессиональных) торговцев, обложение которых происходило в упрощенном порядке. Если лошадь нанималась, то это иногда называлось «под наймом» (с. 422, 437). О двух алтынах с саней записи в этих случаях не упоминают, но при этом с торговцев обычно взималось «гостиное». В 1630-х годах с отправляемых и прибывающих саней их хозяева русские и голландцы платили одинаково, например на Тотьме по 2 алтына. Москвитин Фролов из Огородных слобод «на лошади» заплатил с саней 2 алтына (плюс гостиное и с проводников); о взимании с него 6 денег «с лошади» (как и в ряде других случаев) запись умалчивает, — надо думать, «с лошади» платил только тот, кто ехал не на своих лошадях. Так, за транзитный обоз в 62 лошади приказчик ярославца Затрапезнова, ехавший сверху, платил по 6 денег с лошади и в порожнем, и в грузовом направлении; но в последнем случае он заплатил также по 3 алтына за каждые из товарных саней (II; 546). С торговцев полагалась пошлина за приезд и отъезд на лошади, в том числе с верхового (всадника). Общая пошлина «за приезд» бралась и с него, и с лошади. Так, в 1650-х годах торговца верхом на лошади облагала Сольвычегодская таможня. В 1652 г. на Устюге пошлина взималась с приехавшего как за лошадь, так и за него самого. Об этом говорит, например, запись об обложении на сумму 5 алтын 2 деньги Тихона Давыдова «прикатчика» вологжанина Епифана Кувакина (II; 208). Возможно, это делалось из того соображения, что в пути он мог подработать извозом. В более ранние времена с проезжих саней взималось по 8 денег (4 коп.), с возчиков («проводников») — по 4 деньги. Но при отъезде и приезде 8-деньговой пошлины за сани не требовалось, видимо, по той причине, что в этих случаях действовали другие ставки. Транзитные пошлины были меньше «отъезжих» и «приезжих» пошлин, и понятно почему. Ведь по ходу транзита торговец должен был платить снова в каждом таможенном пункте, который он проезжал; закончивший же свой путь торговец платил приезжую пошлину как окончательную. Таможенные записи не всегда четко фиксируют, проезжает торговец таможенный пункт или заканчивает там свой путь. По-видимому, такое упрощение письма было возможно, потому что для сведущего человека многое говорили стоящие рядом цифры платежа, ибо в разных случаях они были разными. Заканчивающий свой путь санный торговец платил больше проезжего — нередко 2 алтына 2 деньги, а проезжий 2 алтына. При разгрузке шедшего снизу и зазимовавшего на Тотьме карбаса гостя Василия Шорина, как и в других подобных случаях, был обложен отвоз груза. С каждой привлеченной на эту работу лошади (всего 22) было взято «отъезду» по 6 денег (1 алтын), с саней — еще по 14 денег (2 алтына 2 деньги) и с 11 «проводников» по 5 денег. Приказчик Шорина платил также «с карбаса» 70 коп., гостиного по 2 алтына (за себя и за двух «кладчиков»), по 2 алтына с носника и с кормщика, с 17 «людей и с ярыжных» по 5 денег (II; 544). Вместе с тем имеются записи об ином обложении хозяйских саней, занятых разгрузкой «заморозного судна». Записи Устюжской таможни упоминают о высоком обложении каждых саней — по 5 алтын и 2 деньги, но не указывают об обложении лошадей и проводников (II; 26). Возможно, эти записи сокращены (сводят несколько платежей в один), но не исключено, что они отражают повышенное обложение — если допустить, что оно применялось, когда товар вывозился не на ближайший склад, а отправлялся по назначению для его реализации. Не обходилось без нарушений. В мае 1635 г. толшемские таможенники (филиал Тотьмы) сумели взыскать с вологжанина Фролова за 50 возов, «что увезл заморозной товар зимою, а от целовальников отбился», 3 рубля 62 с половиной коп. «За ослушание» с него взято протаможья 2 руб. 12 с четвертью коп. В этой записи делается ссылка на государеву грамоту «за приписью государева дьяка Пантелея Чирикова»; по-видимому, грамота устанавливала типовое наказание за подобные нарушения (с. 536). Обложение водного транспорта. На Устюге хозяева крупных (пристающих) судов платили посаженные деньги по длине их судов, а также побережное (по норме 40 коп. с судна), записное, гостиное, «и за носников, и за кормщиков, и за работных людей» (пример с дощаником Ивана Усова, плывшего из Вологды в Архангельск: II; 60, 78 и др.). Не освобождались от платежа монастырские суда и люди на них; в одном случае пошлины были взяты, несмотря на запись, что груз дощаника — рыба предназначался «про монастырскую издержку», то есть не на продажу. С лодки (независимо от того, куда она направлялась) взималось 9 — 30 коп. С лодки-павозка могли взять и 90 коп (с. 414). По записям Сольвычегодской таможни видно, что проходящие лодки и обласы облагались соответственно в 10 денег (5 коп.) и 5 алтын (15 коп.). 5-алтынной пошлиной облагались и проходящие карбасы (III; 436). Если облас или дощаник достигал 10 саженей, то с каждой сажени длины полагалась гривна плюс 2 гривны с судна побережного. С менее крупного проходящего дощаника полагалось платить 10 алтын (30 коп.) плюс 2 гривны «побережного». В тех случаях, когда взималась посаженная плата, полагался также алтын с судна «записного» (плата за обмер судна?). Наряду с другими судами облагались «павоски» — по 20 алтын с судна (II; 87), которые помогали загруженным крупным судам преодолевать мели. Если павозок брался в аренду («проплав»), то с него дополнительно полагались те же посаженные пошлины, что с торгового судна (II; 88). На этом основании можно предполагать, что творцы пошлин приписывали хозяевам арендованных павозков больший объем работы (большую загрузку), чем хозяевам грузовых судов, владевших своими павозками, и (следовательно) больший объем полученного первыми дохода. На Устюге взималось по гривне или по полугривне с сажени длины судна (почему-то эти сборы именовались «передней» или «задней» пошлиной). Таможенники облагали каждую погонную сажень более длинного судна по более высокой ставке, чем погонную сажень короткого судна. Так, вологжанин Козьма Прохоров, пришедший в Тотьму на двух дощаниках «снизу», платил с первого по 8, а со второго, большего, по 16 коп. за «сажень» (с. 457). Таким образом, одноименные ставки платежа с небольшого судна составляли ровно половину от крупного судна (примеры: II; 448). Но если к таможенному пункту приходило сразу несколько малых судов одного хозяина, то таможенники иногда складывали (!) их длину и получали расчетный крупный корабль, с которого и брали максимальную пошлину за погонную сажень. При этом наличие «пассажиров» (которые платили за себя особые пошлины) на размер погонных пошлин не влияло. Было бы логично предположить, что разница в посаженной пошлине вызвана условиями плавания: ведь часть облагаемых дощаников шла против, а часть по течению. Но это предположение не подтверждается, так как максимальная пошлина могла взиматься и в том, и в другом случае. Другое возможное объяснение заключается в том, что порожние суда облагались вдвое меньше, чем груженые. Тем не менее в двух случаях явно загруженные дощаники были обложены в Тотьме по минимальной ставке в 8 коп. с сажени (в одном случае дощаник шел с казенным грузом — с вином из Холмогор, в другом — «с чюжой солью»; во втором случае дощаник отправлялся из Тотьмы (с. 457, 467)). Поэтому более вероятно, что принималась во внимание непропорциональная вместимость дощаников (и других судов) разной длины; ведь полезная вместимость судна определяется не только его длиной, но также шириной и высотой. Более длинное судно могло быть и более широким. Некоторые записи в таможенных книгах касаются не только длины, но также ширины судов и высоты их бортов. Возможно, за эти обмеры и взималось «записное». В «проплавные» пошлины включались особые сборы: «записное» и «гостиное» по количеству прибывших торговцев. Но иногда запись о гостином гласила, что оно взято «с судна», — возможно, имелся в виду его хозяин. Как отмечалось, отдельный сбор «побережного» полагался с крупных судов; возможно, это сбор отражал пользование причалами и погрузочно-разгрузочными площадками. Пошлины были одинаковы и для транзитных судов, и для тех, кто прибывал в Устюг или убывал оттуда. Если судно («лотка») шло без товара, это не избавляло хозяина от платежа пошлины «с лотки, з гребцов и с собя явки» (см., например, запись о тотьмянине Выдрине, отплывшем в Тотьму из Устюга, — II; 85). Дощаник мог принадлежать не одному хозяину, а двум и трем. Он мог везти как их грузы, так и грузы «кладчиков». Проезжающие торговцы платили гостиное по 2 алтына, осначи (рабочие на шестах на р. Вычегде) — по 4 деньги. С проплывающей лодки обычно взималась пошлина в 8 денег, плюс 2 алтына гостиного с торговца, плюс по 4 деньги с каждого работника, а с пассажиров-грузовладельцев («кладчиков») — по 2 алтына. Но если судно везло пассажиров-грузохозяев, оканчивающих свой путь, то с них взимали уже не 2 алтына, а 2 алтына 4 деньги. Последний из указанных размеров пошлины взимался также с тех торговцев, которые отправлялись в путь. Уходящие и приходящие суда местных торговцев сборов за судно не платили. Местные торговцы не платили также гостиного, но с них бралась отъезжая или приезжая пошлина, даже большая, чем гостиное, по 2 алтына 4 деньги с человека (8 коп.) или же 4 алтына 1 деньга = 12,5 коп. Последняя разница объяснялась, видимо, географией. Так, поездка усольцев в Пермь, Соль Камскую, Сибирь, Вятку, Сысолу, а равно приезд их оттуда облагался (до 1678 г.) ставкой, равной 4 алтына 1 деньга. Поездка же и приезд из более близких или более доступных мест (Туглим, Вага, Устюг, Архангельск) облагались по ставке 2 алтына 4 деньги (III; 423 — 426 и след.). Очевидно, принималось во внимание, что торговые поездки на более дальние расстояния сулили торговцам более высокие прибыли <31>. Впрочем, примерно та же картина наблюдалась и на сухопутье. ——————————— <31> Не исключено, однако, что решающим фактором было тогдашнее административное деление. Если это так, то поездки местных деловых людей в пределах территории, управляемой одним из Московских приказов — Устюжской четью, облагались ниже, а выходящие за ее пределы — выше. Проверка этого предположения требует уточнения границ юрисдикции Устюжской чети.

В 1650-х годах на Тотьме пошлину взимали с транзитных, прибывающих и убывающих судов плюс гостиное с торговца и платежи за работников. О «побережном» и «записном» не упоминается. Когда к Вологде из Тотьмы поплыл на карбасе тотьмянин Дементей Плюгин, он платил не только за судно плюс гостиное (правда, не 2, а 1 алтын, как местный торговец), но также за отвоз хмеля по алтыну с кипы (II; 540), — видимо, по аналогии с сухопутной отправкой. С судовых работных людей он платил по 5 денег с человека. Существовала и более высокая ставка пошлины за судовых рабочих. Так, в 1678 г. Сольвычегодские таможенники высчитали, что должны были обложить 150 осначей (судовых рабочих), плывших на 6 дощаниках с Вологды на Серегово (в Сереговское Усолье), по ставке 6 денег (алтын) с человека вместе с обложением судов и самого приказчика гостя Ивана Панкратьева — Мартына Микулаева. Пошлины взяты не были «по государеву… Феодора Алексеевича указу» (III; 509). В одном случае Денис, «человек» гостя Усова, не платил проплавных пошлин за барку и за людей на ней, «потому что для мелкие воды с Устюга к Городу (барка) не отпущена, их хлеб весь на Устюге поставлен» (II; 218). Но в другом похожем случае хозяин двух дощаников Исак Шелыганов, застрявший на Устюге «з государевым подрядным хлебом», платил проплавные пошлины (II; 236). Возможно, Шелыганов ждал высокой воды и пошлина была взята с него «вперед». Если тотемские таможенники «экономили» на обмере судов и на проверке их клади, как это происходило с судами «тарханщиков» (льготных плательщиков) в 1654 г., то они не считали своей потерей не взысканное с них «записное», а также «побережное». Потерянным считалось «посаженное», гостиное, пошлины со слуг, носников (лоцманов), кормщиков (рулевых) и рабочих (II; 610 — 612). Пошлины проезжие и проплавные (те и другие транзитные) отличались от пошлин «за приезд» и «за отъезд». Первые платили только «межуездные» торговцы, вторые — все торговцы, но местные по льготной ставке. Устюжские записи нередко упоминают, что торговец в Устюге получал товар, который привозился ему другим лицом на судне или на лошади. Например, так привозился товар из Вологды в Устюг Даниле Усову. В этом случае привозившие товар лица платили полагавшуюся пошлину. Аналогично взималась пошлина при «отпуске» товара, когда хозяин сам его не сопровождал. Заслуживает внимания терминология. Если прибывшее судно шло против течения, то запись гласила, что оно пришло, если по течению, то приплыло. Поэтому взимавшиеся пошлины могли именоваться соответственно проходными и проплавными. Суда, прибывшие осенью, становились «в заморозе». Если привезенный по воде товар разгружался «в становье» павозками, то он носил особое название: «уметного» (возможно, этот термин относился только к соли). Хозяин судна, если он перевозил чужой товар, мог называться «извощиком». Бестоварные пассажиры назывались присадчиками. Например, 18 человек присадчиков-устюжан упоминаются на павозке вологжанина Самоучкина, который повез с Устюга к Вологде груз уметной соли Соловецкого монастыря. Присадчики платили за себя по алтыну (II; 88) как местные торговцы. Возможно, они привлекались к погрузочным, разгрузочным и иным работам на судне. Карбас иногда именовался баркой, то есть палубным судном (см. запись о москвитине Прокопье Степанове — II; 87). «Кузовную мелочь» надо считать товаром коробейников. Не обходилось без уклонения от платежа пошлин. В одном случае на таможне Тотьмы была сделана запись, что Дружина Кубасов, поплывший с рожью на двух дощаниках, пошлин (1 рубль 23 коп.) не платил, «учинился силен» (с. 534). Иногда таможенники находили «утаенный павозок», который торговцы разгружали заранее, а затем покидали. В одном случае такой павозок был найден в 40 верстах «не доходя до Тотьмы». Хозяин павозка был наказан. С него, кроме обычных пошлин за «явленый» (предъявленный) дощаник, было взято «протаможье» 2 руб. 13 коп. плюс все положенные пошлины с команды павозка и с его размера; практически протаможье было удвоено против нормального размера пошлин (с. 417).

4. Личные пошлины

Личные пошлины с торговцев. С торговцев взимались пошлины как проезжие (с проезжих на лошадях), так и прохожие, или проплавные (с проезжавших на судах). Среди них выделяется «гостиное». В полном объеме, равном 2 алтынам (6 коп.), эта пошлина взималась прежде всего (или даже исключительно) с иногородних торговцев. Но она могла сочетаться с «приезжей» и тогда взималась с одного и того же лица не один раз. Как пример можно привести торговца Богдана Семенова. Один раз он заплатил за себя 2 алтына в качестве «пассажира», прибывшего в Тотьму на дощанике у вологжанина Непотяговского. Но когда он же купил на Тотьме партию белок, то заплатил еще 2 алтына гостиной пошлины (с. 458). Прибывший в Устюг из Архангельска на чужом судне костромитин С. Корнильев с двумя сыновьями, который продал в Устюге свой товар и сделал дополнительную закупку, платил гостиного с трех человек по 2 алтына. Независимо от этого с него было взято «городового» (архангельского) приезду 6 алтын. Шестиалтынную пошлину за трех человек (вместе с 16-копеечной пошлиной с каждой из 8 лошадей) он уплатил также при отъезде с закупленным товаром к Костроме (II; 16), то есть по 2 алтына с человека. Следует иметь в виду, что одно время приезд из Архангельска, равно как из Сибири, влек за собой повышенное обложение приезжавших (и уезжавших туда) торговцев. Таким образом, «приезжее» и «гостиное» оба на уровне 2 алтына с человека (торговца) взимались как бы в разных случаях; во-первых, при самой «явке» торговца, а во-вторых, при покупке им (или продаже) товара. Последнее, видимо, не было связано со складированием ценного товара на гостином дворе и с проживанием там торговца. Платеж гостиного не обязательно означал, что (иногородний) торговец покупает или продает товар в месте, где расположена таможня; по некоторым записям видно, что достаточно только «появления» там для взимания с него гостиного. При отправке товара гостиное, как правило, не взималось. Но в случае с вологжанином Дружиной Федоровым он оплатил все пошлины при покупке и отправке на лошадях соли, кроме гостиного; гостиное же (вместе с другими пошлинами) он тогда же уплатил при отправке по воде купленного хмеля; возможно, он сам сопровождал этот груз (с. 485). Были лица (в конкретном случае кологривцы, чухломцы и др.), платившие гостиное при отправке купленной в Тотьме соли; но в таможенных записях о предварительном привозе ими туда же своего товара на лошадях в число уплаченных ими пошлин за приезд гостиное не входило (с. 481, 480). Возможно, уплата гостиного в этих случаях просто была отсрочена. Чухломец Улан Курбатов при покупке в Тотьме соли платил (среди других пошлин) 2 алтына «гостиново». В тот же день он платил гостиное также при покупке хмеля (с. 483). При аналогичных же операциях галичанина Ивана Тяпуни гостиная пошлина была взята с него только при покупке соли (с. 485). Таким образом, при взимании гостиного не было однообразия. Поэтому не исключено, что повторное взимание личной пошлины (например, «гостиное» и еще «за приезд») было чрезмерным и не отвечающим тогдашней налоговой доктрине. Во всяком случае, записей о таком двойном обложении очень мало. В некоторых записях фигурирует пошлина — «явка» торговца, которая нередко сочетается с уплатой «анбарного». Возможно, что в какие-то годы под именем «явки» торговца скрывалось то же гостиное. По всей видимости, гостиное платили только профессиональные торговцы; лица же, продававшие продукты своего хозяйства или промысла, от гостиного были освобождены. Что касается дифференциации гостиного (2 и 1 алтын с человека), то ответ лежит, видимо, в плоскости коммерческой и административной географии, а также «профессионализации» торговли. Если товар шел в другой уезд или привозился из другого уезда (вне юрисдикции Устюжской чети?), то взималось гостиное (в половинном размере — со «своих»). Если же товарный оборот ограничивался границами того уезда, где была таможня, то гостиное, во всяком случае со «своих» торговцев, вообще не взималось. Из некоторых записей о приказчиках Василья Босова можно понять, что на Устюге платеж гостиного и «записного» накладывался в расчете на каждое судно (II; 65, 66). Гостиное взималось как бы автоматически с приходящих и уходящих дощаников, «с судна». Можно полагать, что это делалось для упрощения обложения: ведь на судне обязательно должен был быть хоть один торговец. Все торговцы, бывшие на одном судне, платили «явку» — по размеру то же «гостиное». «Гостиное» всегда платили иногородние торговцы, тем более если они покупали или продавали свой товар. Но гостиное платили и местные торговцы, если они отправляли товар за пределы уезда или привозили его из другого уезда. В этом случае «гостиное» равнялось не 2, а 1 алтыну. Так, два тотемца — Словенинов и Осолихин при возвращении на 18 лошадях (в Тотьму) с Устюга платили вместе 2 алтына гостиного (плюс с саней по 2 алтына 2 деньги, плюс по 5 денег с 9 «проводников») (II; 545). Проезжавший же Тотьму на лошади устюжанин Осипов платил «гостиного» 2 алтына, плюс с саней 2 алтына, плюс с «проводника» 5 денег (II; 544). Местные (по отношению к таможне) торговцы при купле-продаже товара на месте гостиного не платили <32>. Но возможно, что действовало более общее правило, согласно которому гостиным (или явкой) облагались профессиональные торговцы, то есть такие, которые торговали купленным (а не произведенным в их хозяйстве) товаром. На «лотках», ладьях, каюках, стругах, (в) обласах, дощаниках, байдарах плыли те, кого мы бы назвали торговцами-оптовиками. В 1630-х годах почти все они платили по прибытии гостиные пошлины, а при отбытии явку. Когда же из Тотьмы поплыл вниз местный житель Роман Тимофеев, против имени которого ни гостиная пошлина, ни явка в таможенной книге не упомянута, то его судно было названо «плотишком». Сам Роман и еще 3 человека с ним платили по 5 денег, по тамошнему минимуму, как судовые работники (с. 446). Некий тотьмянин, отправившийся «в лодье», платил «гостиного» 6 денег, то есть половину от стандартных 2 алтын, равных 6 копейкам (с. 447) <33>. Впрочем, половинная пошлина за отъезд была характерна для торговцев родом из ближайших уездов, — возможно, по тому признаку, что эти уезды подчинялись одному и тому же ведомству — Устюжской чети в Москве. ——————————— <32> Понятие «местные» требует уточнения. Например, на Устюге наравне с устюжанами льготные пошлины иногда платили выходцы из Сольвычегодского уезда. Тех и других объединяла Устюжская четь в Москве. <33> По общему правилу до 1678 г. торговец платил пошлину как за прибытие, так и за убытие из таможенного пункта, а равно за транзит. Уплата гостиного, как упоминалось, не всегда исключала платеж за прибытие.

Устюжского уезда Данила Софонов и Евсевей Ларионов, плывшие из Сибири вверх, платили на Устюге гостиное на том основании, что привезенные ими меха — «мелочи собольи» они продали на 80 руб. «меж городами, едучи дорогою». Кроме того, они заплатили за себя по 3 денег с рубля продаж да за покупателей по 5 денег с рубля покупки плюс «сибирского выезду» с себя и с 6 бывших с ними человек промышленных людей по 25 коп., а также с 4 работных людей. Эти два лица прямо названы торговыми людьми (II; 280). Местные торговцы при отъезде не в столь дальние края и по приезде оттуда платили «явку» 2 алтына 4 деньги, которая даже превышала гостиное: 2 алтына ровно. Отъезжая личная пошлина (явка) не упоминается в некоторых записях, когда торговец отправлялся без груза (но при этом не отменялась пошлина за лошадь или за судно), когда грузом был товар, купленный на «товарные деньги», или когда он увозил «отъявленные товары», то есть не нашедшие сбыта. Иными словами, эта пошлина не взималась, если считалось, что она была уже оплачена или что торговец отъезжал без прибыли. Нулевую пошлину платили англичане, некоторые люди Строгановых, половинную пошлину — голландцы. Но голландцы платили половинные платежи только по особой «государеве жаловальной грамоте» (с. 418). Недоплаченные в таких случаях суммы учитывались и записывались в особой тарханной книге. При отсутствии же такой грамоты личная пошлина с голландского купца была даже выше обычной. Так, с Ондрия Фандрыгина и проплывающих с ним других купцов-голландцев пошлина была взята с каждого в размере 8 алтын 2 деньги (25 коп.), хотя «нормальный» платеж с иногороднего торговца был 2 алтына (с. 410), а со «своего» тотьмянина (на Тотьме) — 6 денег, то есть 1 алтын (с. 411). С русского приказчика голландского купца пошлина взималась в «стандартном» размере — 2 алтына (с. 413). Но в 1654 г. тотемские таможенники записали в качестве гостиного 50 коп. проезжих сборов с двух приказчиков-иноземцев голландского купца, ехавших снизу на 99 лошадях при 44 проводниках (II; 547). Отправлявшиеся на заработки местные тотемские извозчики Лука Дементьев (и еще 6 чел.) платили лишь по 6 денег с лошади (II; 548). Таможенники Устюга отличали «неторговых людей» от торговых. Если первые плыли на судне в качестве пассажиров, то (в отличие от торговцев) они платили пошлину в 1 алтын, а не в 2. С «кладчиков» груза полагалось по 2 алтына личного сбора, с «седоков» — тоже два (II; 227, 228). «Присатчики» на судне (видимо, пассажиры, они же работники) приравнивались к неторговым пассажирам; с них полагался платеж 6 денег с каждого (II; 232). Такая же пошлина взималась с монастырских слуг, — видимо, пассажиров. В одном случае плывший на ладье вологжанин Микита Солома платил в Тотьме за себя 2 алтына «гостинова». Помимо работников, с ним плыли еще пять человек, с которых тоже полагалось по 2 алтына. Но плывшие с ним же «прилуцкий старец» и «дьякон» записаны отдельно, так как с них взято только по 5 денег, то есть чуть меньше, чем по 1 алтыну (с. 446 — 447). По многим записям видно, что таможенники различали, имели они дело с профессиональным торговцем или с «волостным крестьянином». Первый мог именоваться Иваном, тогда как второй — Ивашкой. Но в одном случае пошлина в Лальском погосте (филиал таможни Сольвычегодской) в размере 4 деньги была взята с пешего устюжанина, названного Спирькой Ивановым, хотя он «явил денег на скотинную покупку» 20 рублей, с которых уплатил «по 5 денег с рубля», и хотя он платил еще 2 алтына гостиного (II; 466), то есть явно был принят как иногородний торговец. Здесь форма записи имени торговца не отвечала его статусу. В одном случае пошлины были взяты, видимо, дважды с лодки Савы Осолихина и поезжан, сначала приплывших на свадьбу в Устюг из Тотьмы, а затем отплывших обратно (II; 220 — 221). Пошлины, правда минимальные, платили богомольцы, плывшие «к Соловецким Чудотворцам». Возможно, льготы для таких лиц просто не были предусмотрены в действовавших тогда таможенных правилах. На Устюге отхожих и прихожих пошлин не полагалось с местных жителей, видимо коробейников, если свои торговые операции они ограничивали волостями Устюжского уезда. Но если они пользовались лошадьми, то платили отъезжие и приезжие пошлины «с себя и с лошади» на общих основаниях (II; 139, 140). Облагался также товар, который они «являли» перед тем, как отправиться в волости; при этом плательщиками были даже пешие коробейники. Если при хозяине на судне был его «человек» или «люди», то за каждого взималось 6 денег (1 алтын, или 3 копейки). В одном случае уточняется, что речь идет о «дворовом человеке», видимо холопе. На судне наряду с хозяевами иногда упоминаются «строгальщики» и реже — «гладильщики», платившие по 2 алтына. Обычно запись о них делается в группе, причем на одном дощанике может быть и две такие группы. (Возможно, речь идет о мастерах — строителях судов.) Если при торговце был «малой», возможно, подросток из родственников, то пошлина с него взималась как с работника. Обложение товарных сделок учитывало выгоду торговца от перемещения товара. В частности, в некоторые годы высокая выгода предполагалась от привоза сибирских товаров и отвоза товаров в Сибирь. Но учитывалась эта выгода своеобразно. Так, в 1630-х годах пошлина по ставке 5 денег с рубля в отношении привезенных и проданных сибирских соболей вместе с другими пошлинами была взята на Устюге с Ивана Пуляева, который (видимо) был из «Соли Вычегоцкой». Эта ставка отвечала обычному обложению сделок с участием иногородних торговцев. Но «за приезд» с него была взята повышенная пошлина по ставке 25 коп. против обычных 8 коп. с иногородних торговцев. С него была взята также повышенная личная пошлина — 25 коп. за новый отъезд в Сибирь (с. 207) <34>. Пошлина «за приезд» из Сибири не отменяла уплаты гостиного. За отъезд в Сибирь, а также в Пермь, Вятку, Сысолу (ныне Республика Коми) также взималось 25 коп. ——————————— <34> В 1630-х годах за продажу привозного товара местный торговец обычно платил пошлину по ставке 3 деньги (полторы копейки) с 1 рубля. Эта пошлина взималась независимо от личного платежа.

/»Таможенное дело», 2007, N 1/

Личные пошлины с транспортных и других работников. Поскольку у транспортных работников появлялись собственные доходы, последние также подлежали обложению. Это касалось возчиков, судовых рабочих («ярыжек»), а также «кормчих» и «носников» (рулевых и лоцманов) <1>. К ярыжным рабочим иногда присоединялись «присадчики» (пример — с. 258) — видимо, как вспомогательные работники, нанимаемые на судно только на определенный отрезок пути. В Устюге судовых работников именовали гребцами, поварами. В Сольвычегодской книге ярыжные иногда называются «деловыми» людьми, а иногда «осначами» (шестовиками). ——————————— <1> Нанимались судовые рабочие в качестве грузчиков, бурлаков, гребцов или еще кого-то — многие записи не уточняли. В одном случае была сделана запись о взимании «шестовых» денег с 24 человек рабочих (с. 270). Можно полагать, что имелись в виду работники, продвигавшие судно по воде с помощью шестов. Записи 1650-х годов иногда отмечают, что гребцы присутствуют «в лотке», в дощанике, обласе, барке. Не исключено, что суда передвигались разными способами — в зависимости от того, шли они с грузом или без, вверх или вниз по течению, а также на каком участке речного пути.

«Прохожая пошлина» до 1678 г. равнялась 4 деньгам. Такую же или 5-деньговую пошлину — в зависимости от таможни — в своей массе платили судовые рабочие (скорее, хозяева за них). Однако отход местных жителей в более дальние края облагался по высшей ставке: 4 алтына 1 деньга с человека. Так должен был платить, например, в Ильинском погосте (филиал Сольвычегодской таможни) пеший Якунька Трофимов и еще семь человек, отправившиеся к Соли Камской; при этом их путешествие было названо «отъездом» (111; 445). Последний термин не был опиской, потому что «отъездом» был назван также пеший поход в Пермь Гришки Иванова и других, всего пять человек, каждый из которых должен был платить высшую пошлину, равную 4 алтынам и 1 деньге (111; 446). По-видимому, группу рабочих сопровождала подвода или сани с пожитками и припасами шедших пешком людей. Но бралась ли прохожая пошлина как обложение будущих заработков проходящих рабочих или по другим основаниям, неясно. В 1630-х годах в Устюге «за приезд» (как и за отъезд) с ярыжки — рабочего на судне взималось 4 деньги (2 коп.) — точно так же, как с судового повара, тогда как хозяин судна или пассажир-торговец платил 2 алтына (6 коп.), а в ряде случаев чуть больше. Но на Тотемской таможне с ярыжек и других проезжих и проходящих работных людей взималось уже по 5 денег, с носника и кормщика — по 2 алтына. Надо думать, что плативший за них пошлину наниматель впоследствии удерживал выплаченную сумму из заработков своих работников. Некоторые записи упоминают о ярыжках, плывущих «с дощаников», т. е. уже окончивших свой путь. С них пошлина бралась только за лодку (см. выше); за людей же пошлина не полагалась — видимо, как обложенных ранее. Заработок транспортных работников облагался по числу учтенных работников и возчиков; за них (надо думать) платил хозяин груза (судна). Характерно, что с кормщиков и носников — речной элиты, получавшей больше обычных рабочих, — полагались более высокие пошлины. Различались носники сухонские и двинские; пошлина с первых была выше, чем со вторых (навигация на Сухоне сложнее, чем на Северной Двине). В 1654 г. нижнесухонские носники по их челобитной получили право платить за себя нечто вроде подоходного налога в размере 10% от своего вознаграждения — «рядного найму». Полагалось ли им предъявлять в Устюжскую таможню письменный договор с суммами рядного найма или таможенники довольствовались словесными объявлениями этих цифр плательщиками, неизвестно (11; 307 и далее). Известно, однако, что в ряде случаев таможенники не доверяли заявленным цифрам рядного найма и брали пошлину «против большой цены». Например, если носник на крупном судне объявлял свой заработок равным 6 — 9 рублям, то пошлина взималась в размере 1 рубля — как если бы действительная цена найма составляла 10 рублей (111; 575, 576) <2>. ——————————— <2> В современных условиях подобную операцию осуществляют ярославские налоговики. Если предприниматель показывает заработки своих рабочих ниже прожиточного минимума, установленного в области, то подоходный налог вычисляется так, как если бы заработная плата была не меньше прожиточного минимума // Российская газета. 2006. 8 дек.

Если плательщик ускользал от таможенников, тем иногда удавалось взыскать положенную пошлину с его родных. Так, в Устюге на Молчане Леонтьеве из Шемогоцкой волости было взыскано протаможья 2 рубля 4 алтына 1,5 деньги «за то, что дети его, не отъявяся в таможне, пошли в Сибирь». С Третьяка Рукавишникова да с Марка Васильева было взято протаможье за их братьев, которые также пошли в Сибирь (с. 104). Другие личные пошлины. Большое количество записей в таможенных книгах посвящено личному обложению значительного числа проходящих лиц. По-видимому, в своем большинстве это были рабочие люди, идущие на заработки, в том числе на транспортные работы (или же возвращавшиеся с работы (?)). Пошлина в этом случае называлась «прохожей». Иногда встречаются записи, уточняющие, что облагаются лица, проходящие «к Вятке». Из таможенных книг филиалов (как мы бы сказали) Сольвычегодской таможни — Ношульского и Объячевского видно, что пошлины взимались с проходящих к Вятке лиц даже в том случае, когда те шли с женами и детьми (женщины и дети не облагались). О лошадях и санях при этом не упоминается — хотя не исключено, что пеших людей сопровождали сани с домашней поклажей (с. 368). Какие выгоды проходящих людей указанных категорий принимались при этом во внимание, остается неясным. Прохожая пошлина могла взыскиваться за пользование (улучшенной) дорогой. Но возможен и такой вариант, что пошлина взималась как компенсация (местного фиска) за прекращение взносов в счет следуемых с уходящего лица прямых налоговых платежей по месту прежнего его жительства. Обычная пошлина с прохожего составляла 4 деньги (в алтыне 6 денег). Но с ярославца Никитки Орженинова, шедшего в Пермь, было взято протаможья 2 рубля 4 алтына 1,5 деньги за то, «что он прошел государеву усольскую таможню беспошлинно, не явясь». По этому случаю он был возвращен в Ильинский погост Вилегодской волости (который он миновал), где пребывал филиал Сольвычегодской таможни (11; 451). В 1650 г. в особой таможенной книге Устюга отмечался сбор явочных пошлин «с пеших прохожих людей и (почему-то) Усольского уезда с волостных крестьян годовых явок». Пошлины были в 1 алтын и в 2 алтына, последние платили усольцы в качестве годовой явки (видимо, за неоднократный проход через Устюг); почему по годовым явкам выделялись только усольцы, неясно. Нельзя сказать, что пошлина в 2 алтына взималась сразу за уход и за приход, потому что облагался алтыном или двумя алтынами также разовый проход усольцев (11; 108). Два алтына иногда платили иногородние, в частности хлыновцы (с Вятки), унжане, важане, москвичи. Не исключено, что двойную пошлину вносили не рабочие, а ремесленники или коробейники. Но если коробейник с товаром шел в «свою глубинку», то он не подлежал обложению. Когда запись в книге отмечала, что пришлецы хотят наняться на суда, то пошлина равнялась 1 алтыну (11; 101 — 111). Если плательщик был обозначен как крестьянин, то всегда упоминалось, чей он (например, «князя Ивана Семеновича Прозоровского» — 11; 109) или из какой он волости. В исторической литературе немало споров вызывало и вызывает взимание так называемого пожилого, которое документально «всплыло» в Великокняжеском московском судебнике 1497 г. Пожилое должен был платить «крестьянин», покидавший в срок, который принято называть Юрьев день, свою волость или село. В безлесных районах пожилое было больше, в лесных — меньше. Кто был этот бездомный крестьянин, неясно. Не добавляют ясности в вопросе о пожилом и записи таможенных книг, например, по Сольвычегодской таможне <3>. Из этих записей видно, что таможни ведали особым сбором — по 4 деньги в год пожилого с каждого половника и бобыля, «которые не служат государевых служб». В 1630-х годах в Сольвычегодской таможне по всему уезду таких было учтено 95 человек (с. 306 — 307), в 1678 г. — 58 чел. (111; 421), в 1679 г. — 62 (111; 498) <4>. В Лальском погосте, входившем в Сольвычегодский уезд, в 1679 г. их было 35 чел. (111; 527); видимо, они вошли в уездный счет. Первые лица из их числа даются по именам (Савка Сартаков и другие), последующие же названы как их «товарыщи». ——————————— <3> Нельзя исключить, что в XVII в. термин «пожилое» изменил свое значение. <4> В отношении 61 человека половников и бобылей, учтенных в 1630-х годах в таможне на Польском посаде, был сделано добавление, что по 4 деньги они платят «годового пожылово» (с. 350). Эту запись можно истолковать так, что хозяйственный статус плательщиков не являлся устойчивым (постоянным).

Взимали таможни также брачные пошлины «с выводных куниц и с новоженых убрусов». В одном случае протаможье в размере 2 р. 12 коп. и 1,5 деньги было взыскано на Тотьме с «заказного целовальника» Якова Федорова из Толшемской волости. Он не записал в таможенную книгу взятую им пошлину со свадьбы некого Клима Федотова, «и про то сыскано» (с. 532).

5. Хозяйственные и учетные сборы

Помимо сбора налоговых пошлин таможни оказывали местным и приезжим торговцам то, что можно назвать смешанными фискально-хозяйственными услугами. Так, если требовалось перевесить товар (например, соль, изделия из железа, топленое сало, смоленую бечеву), то с хозяина взималось «весчее», а если перемерить (например, рожь), то «померное»; последнее иногда взималось не с продавцов, а с покупателей; в этих случаях с указанием, что покупатель платит за продавца. «Померное», взимавшееся с единицы товара, исключало пошлину с рубля его стоимости. Оно было дифференцировано и применялось к товарам, стоимость которых за единицу была как бы заранее известна. В 1630-х годах «померное» за рожь или за хмель составляло в Устюге 1 деньгу с каждого измерения, тогда как за пшеницу или за крупу — 2 деньги. Различие платежа за одну и ту же операцию (в зависимости от ценности товара) говорит о фискальной составляющей в этом платеже. Об этом же можно судить по встречающимся в (более старых) таможенных документах нормам, которые запрещали иметь весы кому-либо, кроме таможенников. Вместе с тем не исключено, что в «померном», поскольку оно исключало пошлину с рубля цены, одновременно присутствовала фискальная льгота для торговцев зерновыми товарами. Взималось «припускное» за освидетельствование гирь продавца и их сертификацию, а также за выдачу казенных гирь напрокат. За клеймение продаваемых лошадей и скота взималось «пятно». Очень редко таможенная книга упоминает «пошерстное», под которым можно понимать пошлину с измеряемой особым образом шерсти. (Шерсть почему-то вообще не фигурировала в числе записных товаров; возможно, что на рынках появлялось только сукно.) При таможнях были государевы амбары, где разрешалось складывать частный товар; иногда хозяин использовал предоставленное ему складочное помещение для распродажи своего товара. За пользование помещением он платил особую сумму — «анбарное». В Устюге (на посаде) работала казенная баня и действовал банный сбор (с. 288; 11; 159). В 1650-х годах в Устюге после пожара велось строительство, включающее таможенные объекты: гостиный двор, амбары, погреба, заплоты (изгороди), контору (избу). Для этого покупался лес, нанимались «извощики», плотники и другие работники. Однако ни о каких пошлинах, накладываемых для такого случая на саму таможню или на ее деловых партнеров, не упоминается (11; 156 — 158). Освобождение последних от обложения надо понимать как льготу для тех, кто работал на казну. Но в освобождении от пошлин самой таможни следует видеть не только привилегию для таможни, но и проявление общего правила, согласно которому не облагалась покупка товара, предназначенного для конечного потребления.

6. География ставок таможенных сборов

Сравнение пошлин Великого Устюга и Сольвычегодска показывает некоторую разницу между ними. Так, в 1630-х годах за судовой приезд торговца из Сибири и отъезд туда (а равно в Пермь или в Вятку) в Сольвычегодске ему полагалось платить за себя чуть больше, чем в Устюге, — 4 алтына 1 деньгу, а за отъезд (отход) торгового человека в менее дальние края и приезд оттуда — 2 алтына 4 деньги. (В то же время с уходящего (и приходящего) судна небольшого размера взималась уравненная пошлина — 10 алтын.) Сольвычегодск ближе к Сибири, чем Устюг; возможно, предполагалось, что и сибирская торговля для него более доходна. С отъезжающих торговых саней (воза) взималось не 2 алтына, как в Устюге, а 8 денег (т. е. не 6, а 4 коп.). В Сольвычегодске действовала несколько более высокая, чем в Устюге, ставка обложения проезжавших судовых рабочих. Несколько повышенными против Устюга были пошлины для иногородних торговцев на Тотьме. Это можно объяснить ее большей близостью к такому важному торговому центру, как Вологда. Вместе с тем для самих тотемцев пошлины «на месте» были понижены. Так, за отъезд на санях взималось не 2 алтына (как с прочих), а только один алтын, а в некоторых случаях — только 5 денег. С них как будто не взималось «гостиное» в размере 2 алтын с торговца, которое обычно платили иногородние <5>. В 1630-х годах некоторые их товары при покупке облагались по пониженной ставке: хмель — 3,5 деньги, а соль — 2,5 деньги с рубля оценки (с. 436) вместо 7 и 5 денег с рубля с иногородних (с. 535, 488). ——————————— <5> Некоторые иногородние торговцы платили, а другие не платили гостиное. Как упоминалось, возможно, это связано с профессиональной принадлежностью к торговому сословию одних плательщиков и с непрофессиональным занятием торговлей других. Возможно также, что только первые имели право на услуги гостиного двора.

В разные годы ставки обложения были неодинаковыми. В 1630-х годах в Устюге обычная ставка пошлины с продавцов составляла 3 деньги с рубля (1,5%), а в 1650-х годах и позже согласно общему правилу с иногородних взималось 5 денег с рубля. Неодинаковыми были ставки обложения сделок с разными товарами. За продажу меда и воска в Устюге в 1652 г. полагалась пошлина по ставке 8, а с проданных икры, вязиги, орехов, рукавиц — 5 денег с рубля (11; 194, 195). В Тотьме примерно в то же время ставка пошлины колебалась от 5 денег с рубля, например при продаже рыбы, до 2,5 деньги при продаже лаптей, мыла, щепья, рогож. Продавцы хмеля, воска и меда платили по 3,5 деньги с рубля; такая же ставка действовала для продавцов кричного железа и меди (11; 604, 605, 606). Впоследствии ставки обложения были унифицированы <6>. ——————————— <6> Более подробно об этом пишет Ю. А. Тихонов. См.: Исторические записки. АН СССР, 1955. С. 261 — 289.

Прибыли торговцев во многих случаях базировались на разнице цен в разных географических пунктах. Об этом свидетельствует большинство таможенных записей, которые отмечают, что товар прибыл (закуплен) из одного места, а отвезен (или продан) — в другое. Но некоторые сделки ограничивались одним и тем же пунктом, при этом купленная оптовая партия перепродавалась целиком, не раздробляясь. Выгоды от таких сделок должны были быть явно меньше, чем от межрайонной и межгородской торговли <7>. Видимо, исходя из этого соображения, последовал «новый государев указ» в 1676 г., который (судя по его результату) установил, что при покупке товара с последующей продажей его в том же пункте действует пониженная «перекупная пошлина» в размере 2,5 деньги с рубля (111; 106 и др.), тогда как обычная пошлина составляла 5 денег с рубля цены. ——————————— <7> Как упоминалось, купля мелких партий товара могла производиться для последующей розничной его распродажи или же, напротив, для формирования крупной его партии в отъезд. При этом нельзя исключить случаи, когда скупщик, предназначавший товар для торга в отъезд, по какой-то причине отказался от путешествия и вынужден был продать его на месте — возможно, даже без выгоды для себя.

Можно думать, что некоторые географические различия в таможенных сборах отражали больший или меньший выигрыш торговцев от скупки и продажи товаров в разных пунктах. Коммерческое «освоение» более дальних районов могло быть прибыльнее, хотя и рискованнее. На этом основании межуездная торговля могла облагаться тяжелее, чем внутриуездная. Это означало, что иногородние торговцы во многих случаях платили более высокие пошлины, чем местные. Привозной «из глубинки» товар, явленный в отъезд, облагался так же, как если бы он был продан на месте. Так, бобровлянин Козьмин при отъезде с Устюга в Лальский погост с кипой хмеля «волостной покупки» платил 10 денег с рубля ее цены (111; 112). Ставка 10 денег с рубля нормально применялась в Устюге при продаже на месте хмеля (как и других товаров) «волостной покупки». Но Козьмин в Устюге хмель не продавал, а повез его дальше. Поскольку в Польском погосте был филиал Сольвычегодской таможни, там Козьмину (надо думать) пришлось платить пошлину еще раз; с продажи он заплатил бы по 5 денег с рубля.

7. Кратность обложения (товарные операции и хозяйственные доходы плательщиков пошлин)

Из литературы известно, что помимо взноса торговых пошлин торговцы (как и не торговцы) должны были участвовать в платеже прямых налогов по месту их жительства согласно так называемому сошному письму. Для посадского населения этот окладной налог раскладывался «по промыслам и по животам», т. е. по доходам плательщиков и с учетом их состоятельности (например, в части владения скотом). Раскладка происходила внутри каждой группы плательщиков, составлявших налоговую единицу, причем допускалась широкая «самодеятельность» плательщиков, т. е. их участие в определении размера налога, падающего на каждого члена. Возможно, что в ряде случаев размер платежа для каждого плательщика определялся в рамках церковного прихода <8>. Плательщики внутри налоговой единицы были повязаны круговой порукой. ——————————— <8> В таможенных записях по Устюгу часто встречается указание о церковных приходах, к которым принадлежали вологодские торговцы, появлявшиеся в Устюге.

Можно утверждать, что тогдашние финансисты не обходили вопроса о совокупном обложении торговцев. Об этом говорят некоторые, правда, редкие записи в таможенных книгах о статусе торговца как о плательщике прямых налогов. Так, запись Устюжской таможни о торговых закупках половника Рычко Вилкина гласила: «…платил иногороднюю пошлину, что нетяглой человек, по 5 денег с рубля» (с. 80). Ставка этого платежа превышала тогдашнюю обычную (3 деньги с рубля); ее применение к Вилкину явно учитывало, что Вилкин не платил прямых налогов ни в Устюге, ни в других местах (он приплыл из Холмогор). Аналогичную запись содержит таможенная книга по Устюгу 1650 г. Согласно этой записи устюжанин Степан Южаков, который в разное время привез в Устюг товар из Архангельска, а также из Москвы и Вологды, платил повышенную иногороднюю пошлину в размере 5 денег с рубля оценки привезенного им товара, «потому что он в Устюге в тягле не был» (11; 139 — 140). В одном случае таможенная льгота была предоставлена одному из участников сделки, поскольку он был плательщиком мирского налога. Местный крестьянин Дружина Куртиев, променявший в Тотьме крестьянину же — «чюхломцу» Дм. Иванову «мерина солова» на «мерина ворона» <9>, цена 4 рубля, пошлин не платил, «потому что платит с миром в ряд в откуп» <10>; его же партнер платил с рубля 2,5 деньги и пятенного с лошади 8 денег (11; 595). О доплате при обмене запись молчит, но, скорее всего, она присутствовала, ибо обмен равноценными лошадьми имел мало смысла. ——————————— <9> Возможно, менялась рабочая лошадь на верховую, которая требовалась для «даточного человека» в войско. Если принять, что мир должен был выполнить свое обязательство перед государством — нанять (или выделить) и поставить в войско кавалериста с лошадью, то льгота была предоставлена Куртиеву как участнику и представителю мира. <10> Эта формула не раз встречается в записях о сделках с лошадьми.

В Устюге нетяглые «устюжене» (т. е. местные жители), которые привозили на продажу меха из Сибири, приравнивались к иногородним. При этом они платили повышенные товарные пошлины, повышенную пошлину за «сибирский отъезд» (или «приезд»), а также гостиное (с. 207; 11; 271). Если покупатель в Устюге приобретал товар иногородца, то пошлина с него (а следовательно, и с продавца) взималась в повышенном размере: в 1630-х годах — 4 деньги с рубля. Но если продавцом был местный житель и тяглец, то продавец платил минимальную пошлину <11>. ——————————— <11> О таком продавце говорит запись: «…и с того товара Елисей платил пошлину устюжскую по 3 деньги с рубля, потому что устюженин тяглой человек» (с. 285).

Устюжская четь в Москве, которой были подчинены таможни Севера, отвечала не только за таможенные, но и за другие доходы казны, которые собирались на подвластной ей территории. Поэтому ей приходилось думать об увязке между собой разных налогов, которые платило население. При взимании таможенных рублевых пошлин по частям присутствовало своеобразное соображение о двойном обложении. Как известно, денежная прибыль профессионального торговца получается только в результате двух операций: купли товара и последующей его продажи. С экономической точки зрения было бы логично облагать прибыль торговца на последнем этапе — после продажи товара. Тем не менее таможенные пошлины облагали обе эти операции. Возможно, порядок отдельного обложения первой операции — покупки товара — отражал опасение, что торговец «уйдет» от последующего обложения при продаже своего товара. Отсюда идея, чтобы в доходе у государства остался хотя бы минимум — пошлина с покупки. При этом общая ставка налога была разбита на две части, так что ее сумма получалась только в результате сбора двух пошлин: как при покупке товара, так и при его продаже. Из этого рассуждения выпадает как будто правило о необложении операции скупки, если торговец покупал товар на свои «товарные деньги», т. е. на деньги, вырученные только что от продажи другого товара. Возможно, как упоминалось, это была «премия» торговцу за то, что он после продажи своего товара не дал залеживаться вырученным деньгам, а тут же пустил их снова в оборот. При нехватке в стране денег такой образ действий заслуживал поощрения. Возможна и техническая причина: таможенникам трудно было уследить за торговцем, который купил товар на деньги, только что вырученные им от продажи своего товара. При этом фиску приходилось считаться с тем, что при закупке на «товарные деньги» у обязанного лица не оставалось свободных денег для уплаты пошлины за закупку. (Тем более такая ситуация могла сложиться, если один товар менялся на другой.) Маловероятно другое объяснение, что здесь проявлялась строгая доктрина о недопустимости вторичного обложения денег, только что обложенных по другой сделке <12>. ——————————— <12> По современной налоговой доктрине, если я плачу другому лицу за оказанную им услугу из своей зарплаты (которая была обложена подоходным налогом), это не мешает государству обложить уплаченную сумму еще раз в составе доходов того лица, которое получило от меня эту сумму.

Вместе с тем правило о необложении покупки на товарные деньги как будто не принималось в расчет, если на них закупалась соль. Так, Тотемская таможня облагала покупку иногородними торговцами соли, иногда даже «на свой (покупателя) обиход», в размере 10 денег с рубля; из таможенных записей видно, что покупатели платили за нее, хотя бы частично, из денег за товары, прежде проданные ими (11; 628, 629, 630 и след.). У этих записей есть также другая неясная сторона. Дело в том, что потребительская покупка вообще не должна была бы облагаться. Возможное объяснение такой нерегулярности заключается в том, что, во-первых, у таможенников могли быть сомнения относительно потребительского характера закупки, а во-вторых, соль была особым товаром, на который временами общие правила таможенного обложения не распространялись. Таможенное обложение доходов наемных торговых работников, если они не имели своих хозяйств, было, по-видимому, однократным. Если же они имели хозяйства по месту жительства, с которых платили налоги, то обложение их доходов за наемный труд оказывалось добавочным. То же касалось профессиональных и непрофессиональных торговцев и владельцев транспортных средств. Эти лица были в большинстве своем жителями посадов — торгово-промышленных поселений и пригородов, которые и без того облагались по месту жительства «по животам и промыслам», т. е. по своим достаткам и по своим доходам. Но на таможнях их облагали независимым образом. Такое вторичное обложение местной и отъезжей торговли могло производиться по двум основаниям. Во-первых, ввиду недостаточной его обозримости (особенно при отъезжей торговле) для того налогового округа, к которому принадлежали плательщики. В этом случае обложение торговой прибыли и иных связанных с торговлей доходов по линии прямых налогов можно рассматривать как обложение той части торговых доходов, которая недостаточно учитывалась при обложении на таможнях. Во-вторых же (и это кажется более вероятным), допустимо предположить, что в данном случае применялось повторное обложение более или менее достаточных лиц. Правда, известно, что правительство колебалось в вопросе о дополнительном обложении состоятельных посадских людей, купивших себе «деревни» и платящих налоги с пашни. В 1645 г. было принято решение не облагать эти лица с земли, поскольку за свои торговые операции они вносили в казну таможенные пошлины; кроме того, они участвовали в платежах, взимаемых с тех налоговых единиц, к которым они принадлежали по месту жительства <13>. ——————————— <13> А. Ц. Мерзон считает, что такое решение касалось не только (или не столько?) купивших себе «деревни» посадских людей, сколько торговых крестьян. См.: Мерзон А. Ц., Тихонов Ю. А. Рынок Устюга Великого. XVII век. М., 1960. С. 347. Эта оценка ситуации отвечает первоисточнику, хотя там она выражена не вполне четко. См.: Акты писцового дела. Т. 2. Вып. 1. М., 1917. С. 383 — 384, 444 — 445.

Были таможенные пошлины неперелагаемыми или перелагаемыми? В первом случае мы имеем дело с разновидностью подоходного налога с торговцев, во втором — с акцизом. Ответить на этот вопрос однозначно не удается. Теоретически не исключено переложение таможенных пошлин на конечного потребителя. Но таможенные записи этого не подтверждают. Так, Устюжская таможня обложила местные «кабацкие зборы» (выручку) в размере хлебных померных пошлин «за солодовщиков, у которых покупан ржаной и овсяной, и ячной солод на кабацкие запасы». Эта пошлина была «по уговору сверх покупные цены сымано с них, продавцов» (11; 155). Иными словами, покупная цена за солод по уговору была снижена на величину пошлин, которые были вычтены из кабацких доходов в пользу таможни. Таким образом, расходы на производство вина не увеличивались. Упоминание об «уговоре» между сторонами, скорее всего, свидетельствует о том, что продавцы солода согласились на снижение продажной цены их товара в обмен на то, что покупатель солода заплатит полагающуюся с них продажную пошлину. При этом варианте таможенные пошлины не должны были перекладываться на потребителей спиртного. В другой аналогичной записи о продаже хмеля Титом Вячеславовым «на государевы на устюжские поварни» было отмечено: «И по договору за него, продавца, с того хмелю с продажы плачено пошлин, и весчего, и анбарного за неделю и с лошадей ис кружечного збору всего 2 р. 30 ал.» (11; 195). Эту запись можно понять так, что полагающиеся с продавца хмеля пошлины были выплачены за него кабацкой администрацией из кабацких доходов. Упоминание же о «договоре», скорее всего, означает, что продавец хмеля согласился продать свой хмель дешевле с учетом того, что требуемые с него пошлины, вызванные продажей им хмеля, за него заплатит кабацкая администрация. (За покупку же хмеля, как и солода, никакой пошлины за себя эта администрация, видимо, не платила.) Результат должен быть такой же, как и в вышеприведенном примере, т. е. уплаченная пошлина на покупателей вина не перекладывалась. Но было ли так всегда — сказать трудно. В частных сделках пошлину за себя и за партнера нередко платил либо тот, кто уже имел или получал деньги от покупателя (профессиональный торговец; продавец товара), либо тот, кому это было удобнее. Поскольку такой результат заранее учитывался партнерами сделки и влиял на согласованную между ними цену товара, можно говорить об их подоходном обложении. Об этом же свидетельствует дифференциация пошлин, которые взимались от сделок с разными товарами <14>. ——————————— <14> Так, казанец Антипа Кимрин, приехавший на 13 лошадях и продавший в Устюге «врознь» 162 пуда меду и 29 пудов воску и свеч, уплатил пошлину за проданный товар по ставке 8 денег с рубля, а с проданной икры, вязиги, орехов и рукавиц — по 5 денег с рубля (11; 194 — 195). Вместе с тем когда «крестьянин Тотемского уезда» Иван Шихов продал в Тотьме «мяс на 3 рубля с полтиною», то заплатил пошлины 2 алтына 5 денег (т. е. по 5 денег с рубля); но за проданный им тогда же на 1,5 рубля мед взятая с него пошлина равнялась почему-то 5 деньгам, то есть ставка пошлины принималась в 3,3 деньги с рубля (11; 595). Возможно, в этой последней записи вместо продажи меда на рубль ошибочно было указано 1,5 рубля.

У творцов налоговой системы должны были присутствовать соображения, исходившие из начал подоходного обложения. Когда группа местных крестьян купила в Тотьме 40 пудов соли «к себе в волость про свой обиход», то она платила по полуденьге с пуда (вместо обычной деньги) <15>, плюс весчее, но без рублевой пошлины, без платы «отвозу с меха» и за «дугу», как это взималось с отъезжих торговцев (11; 597). Очевидно, здесь учитывалось не только то, что соль покупается «про свой обиход», но и то, что покупатели были местными (уездными) людьми. ——————————— <15> Можно полагать, что сбор с пуда соли был одно время акцизной пошлиной и с покупателей, и с продавцов, а не платой за заготовку варнишных дров. В 1653 г. тотемские солевары при продаже своей соли помимо 1 деньги с 3 пудов и «припуску с меха» 2 деньги (весчее) платили еще отдельную пошлину за варнишные дрова по 10 денег за 100 саженей. Например, при продаже 2892 пудов соли солевар Емельян Харламов заплатил пошлину за 600 сажен дров (11; 581, 582).

О соблюдении подоходного принципа обложения свидетельствуют дифференцированные пошлины за розничную продажу лавочного товара. За продажу своего «лавошного товару» (лаптей, коровьего масла и «мяс») тотьмянин Семен Безсолой платил 5 денег с рубля, тогда как Ондрей Шильников за продажу своего «лавошного весчего» и иного товара — 3,5 деньги, а за «мелкий и москотильный товар» — 2,5 деньги с рубля. При продаже рыбы Микифор Словенинов платил 5 денег с рубля, а при продаже «лавошного мелкого москотильного товару» — 2,5 деньги (11; 602, 603). Можно думать, что чем более мелочной была продажа и чем больше времени она отнимала у продавца, тем более низкой была применяемая ставка обложения.

8. Таможенная сеть и доходы от внутренних таможен

Как упоминалось, таможни обладали своими филиалами. Так, таможня Великого Устюга имела свои конторы (как мы бы сказали) на посаде, на реке, а временные — также на «трех Никольских ярмарках» и «в Олексине». Таким образом, таможенники «шли навстречу» продавцам и покупателям, позволяя им не совершать лишних передвижений ради того, чтобы выполнить государственное требование о налоговом платеже за товарные сделки. Вместе с тем «охват» таможенными пошлинами торговых сделок иногда был чрезмерным. «В глубинке» эпизодически взимались пошлины на стихийных торжках, собиравшихся при праздничных скоплениях народа возле церквей. На этих торжках преобладали, скорее, хозяйственные (бытовые) сделки. Однако необходимость платить за эти сделки продажные пошлины вызывала раздражение населения, и в конце 1630-х годов Москва пошла на сокращение числа подобных таможенных пунктов <16>. Но сделала она это, скорее, не из принципиальных соображений (неосновательность обложения хозяйственных и бытовых сделок, носящих потребительский характер), а по той причине, что расходы по содержанию собиравших пошлины «закатчиков» не оправдывали доходов по сбору; годовой сбор пошлин в самой «доходной» Черевковской волости Устюжского уезда (по-видимому, на ярмарках) равнялся иногда 96 рублям 26 алтынам. В некоторых же других он составлял не более 10 рублей (с. 140). ——————————— <16> Тихонов Ю. А. Рынок Устюга Великого. XVII век. М., 1960. С. 156.

Таможенные пошлины охватывали сделки «с продажи и с купли, с хлеба, и с товара, и с денег, и со скота», а в свое время также «проезжие и проплавные пошлины с людей, с лошадей и с судов, и с пеших людей явки, и площадного збору со всяких мелких товаров, и хлебного померу», и еще «свадебные деньги» (с. 139). К этому добавлялись сборы с половников и бобылей. Но стремление охватить сбором таможенной пошлины все и всякие сделки вызывало непропорциональные административные расходы. В межсезонье (когда не было санного пути) местные торговые операции сокращались, а вместе с ними резко падали и таможенные доходы. Так, в июне 1633 г. по Таможенной книге Великого Устюга в приходе от местных торговцев зафиксировано пошлин всего на 3 рубля 71 коп., а в апреле на 1 рубль 31 коп. Много больше приносили пошлины с иногородних (крупных) купцов, но даже общий (годовой) итог этой таможни был немногим более 3000 рублей (с. 285). Содержание ряда таможенных пунктов было не только хлопотным для государства делом, но и малодоходным. После реформы обложения 1678 г. таможенникам было приказано вести особые «неплатежные книги» с записями о тех суммах, которые таможни не стали взыскивать по каждому освобожденному от пошлин плательщику. Некоторые цифры показывают, что таких выпадающих доходов было около трети. Так, таможня Лальского погоста (филиал Сольвычегодской таможни) собрала в 1679 г. всего 89 руб. 4 алтына 3 деньги; легального же неплатежа «по записным таможенным неплатежным книгам» за этот срок оказалось на сумму 39 руб. 19 алт. 2 ден. (111; 527, 535). Однако по записям не видно, сколько административных расходов сэкономила эта таможня, отказавшись от взимания ряда сборов. Проблема заключалась не только в административных расходах. Сбор таможенных пошлин был одной из тяжелых государственных повинностей для тогдашних деловых людей, поскольку они обязаны были выделять для этого специалистов из своей среды; последние выполняли возложенные на них обязанности собственным иждивением и за своей ответственностью.

9. Замедление торговли и меры к его преодолению

Таможенные операции замедляли торговлю, и здесь далеко не все зависело от таможенников. Ведь последние выполняли целый комплекс ответственных операций, начиная с учета предъявленных к покупке денег и взимания с них пошлин и кончая учетом, оценкой и обложением продаваемых и покупаемых товаров. Они должны были фиксировать свои действия на бумаге, изготовлять и вручать торговцам квитанции (выписи). В некоторые периоды они должны были учитывать прибывающих и отбывающих людей и средства транспорта и взимать соответствующие пошлины. При самой добросовестной работе все это требовало немалых затрат времени. Таможенники отвлекались на ловлю нарушителей и на взимание с них протаможья. Сюда же должны были добавляться неизбежные споры между таможенниками и облагаемыми лицами и выполнение принятых процедур для их разрешения (о которых мы можем только догадываться). В ряде случаев таможни заставляли торговцев проделывать излишний путь, чтобы «являть» свои товары, а потенциальных покупателей — их деньги, хотя бы за десятки верст, так как ближе таможенного пункта не было. Неудивительно, что с таможенным способом обложения (торговцев, средств доставки товаров, сопровождавших их людей) государственные деятели мирились только до тех пор, пока не были достаточно развиты альтернативные системы налогового обложения. Такие системы появлялись, хотя мы о них знаем недостаточно. Так или иначе, но от внутренних таможен и от внутренних торговых пошлин со временем отказались (впрочем, так было не только в России). Как известно, внутренние таможни были упразднены при императрице Елизавете Петровне по инициативе П. И. Шувалова; их ликвидация началась в 1753 г. Чтобы компенсировать потери казны от закрытия внутренних таможен, были несколько повышены (на 13%) пошлины, которыми облагалась внешняя торговля. Но в некоторых замедлениях торговли виноваты были не таможни, а ныне забытое обстоятельство — нехватка звонкой монеты <17>. Именно этим можно объяснить нередкие случаи, когда привезенный товар не продавался и оставлялся на будущий год. Например, в 1650 г. так произошло в Устюге с 70 пудами воска гостя Василья Федотова; воск туда был привезен из Вологды. Братья Дружинины из Вологды не сумели продать в Устюге часть привезенного туда лука. А вологжанин Завьял Фролов, привезший туда разные товары, вынужден был отправить обратно в Вологду непроданное сукно и мешины — мягкие кожи (11; 56, 57). ——————————— <17> Шейнин Л. Б. Петербург и российский меркантилизм. М., 1997.

Косвенно об этом же обстоятельстве — нехватке денег свидетельствуют льготы по таможенным сборам при отправке на экспорт поташа — важной статьи для пополнения серебром денежной системы России. Так, Устюжская таможня «по государеве грамоте» пропустила без пошлин к Архангельску два судна с поташом, принадлежащим представителям московской знати — князю Черкасскому и братьям Ртищевым (11; 313). Известно, что в середине 1650-х годов из-за нехватки серебра финансисты царя Алексея Михайловича начали чеканить медную монету, на которой изображали ее серебряное достоинство. Это нехитрое «изобретение» привело к массовой подделке монеты и к расстройству денежного обращения. На этой почве в Москве произошел так называемый Медный бунт, после которого медные монеты начали изыматься из обращения. Серебро Россия получала в основном путем экспортной торговли через Архангельск, видную роль в этой торговле играла Английская компания, пользовавшаяся в России привилегиями. Когда в Англии произошла революция и в 1649 г. король Карл I был казнен, русские купцы добились свертывания привилегий этой компании. Но тем самым они вызвали ослабление притока в Россию серебряной монеты и усложнили внутреннюю торговлю. Привилегии Английской компании со временем были восстановлены. Освобождаться от «серебряной зависимости» Россия начала только с 1769 г., когда при Екатерине II стали выпускать бумажные ассигнации.

Заключение

Анализ таможенных пошлин дает дополнительный материал для познания финансово-экономического быта России в разные годы. Этот анализ затрудняется, однако, тем обстоятельством, что в источниках собственно пошлины (косвенные налоги) нечетко разделяются от сборов, которые могли только «попутно» выполнять налоговые функции (например, плата за взвешивание или перемеривание товаров). По этой причине в исторической науке не вставал вопрос о природе пошлин за «варнишные дрова» (эти пошлины, скорее всего, представляли плату за вырубку казенного леса). Несомненное затруднение связано с нечетким разделением в источниках «тамги» и «мыта» — собственно торгового налога и платы за пользование (улучшенными) путями сообщения. Углубленное разделение «пучков» пошлинных платежей на различные финансово-экономические категории может оказаться перспективным при дальнейших исследованиях.

——————————————————————