Принципы применения способов защиты нарушенного права

(Ломидзе О. Г., Ломидзе Э. Ю.) («Закон», 2013, N 8)

ПРИНЦИПЫ ПРИМЕНЕНИЯ СПОСОБОВ ЗАЩИТЫ НАРУШЕННОГО ПРАВА

О. Г. ЛОМИДЗЕ, Э. Ю. ЛОМИДЗЕ

Ломидзе Ольга Георгиевна, профессор Южно-Российского института — филиала РАНХиГС при Президенте РФ, доктор юридических наук.

Ломидзе Эдуард Юрьевич, доцент Южно-Российского института — филиала РАНХиГС при Президенте РФ, кандидат юридических наук.

Стратегия защиты нарушенного права предполагает поиск надлежащего способа защиты. При этом следует учитывать особенности правового положения претендующего на защиту субъекта и правового режима спорного объекта права. Авторы рассматривают некоторые принципы применения гражданско-правовых способов защиты нарушенного права, следующие из норм объективного права и судебной практики, и обозначают ориентиры их применения.

Ключевые слова: надлежащий способ защиты, объект права, легитимация истца и ответчика.

Возможность защиты нарушенного субъективного права — его конститутивный признак. Как неоднократно отмечалось в юридической литературе, субъективное право, не обеспеченное средствами защиты, «является лишь декларативным правом» <1>. Для конкретного управомоченного лица, рассчитывающего на удовлетворение интереса в определенном благе, приобретает первостепенное значение такое свойство субъективного права, как его гарантированность предписаниями объективного права. Стратегия защиты нарушенного права предполагает поиск надлежащего способа защиты с учетом фигуры претендующего на его применение субъекта. Каждый судебный акт, являясь результатом реализации юрисдикционной формы защиты, затрагивает вопросы применения надлежащих способов защиты, легитимации истца и ответчика. В данной статье мы рассмотрим некоторые принципы применения гражданско-правовых способов защиты нарушенного права, следующие из норм объективного права и судебной практики, обозначим ориентиры их применения. ——————————— <1> Грибанов В. П. Осуществление и защита гражданских прав. М., 2001. С. 104.

Статья 12 Гражданского кодекса РФ устанавливает принцип законодательного закрепления способа защиты. Согласно данному принципу применению подлежат только те способы защиты нарушенного гражданского права, которые предусмотрены законом. При применении способов защиты следует также помнить о необходимости надлежащей легитимации истца и ответчика. Юрисдикционная форма применения способа защиты предполагает обращение субъекта, испрашивающего защиту, к суду с просьбой, содержащей формулу защиты, которую он просит воспроизвести в резолютивной части судебного акта. Согласно положениям ст. 12 ГК РФ, обращаясь за применением способа защиты, следует соотнести указанную формулу с законодательно закрепленными способами защиты. При этом норма права в силу своей абстрактности заведомо не способна содержать формулировки для обеспечения защиты в каждой конкретной ситуации. Отсутствие в законе формулировок, которые могли бы быть воспроизведены в судебных актах, восполняется актами судебного толкования. Закон, указывая направление защиты, как правило, не дает участникам ее алгоритма, указаний, посредством каких именно действий может быть защищено нарушенное право. Данное обстоятельство не отменяет принцип законодательного закрепления способа защиты, однако нельзя не заметить, что подобные ситуации предполагают наличие определенного уровня осознания функционального назначения обеспечивающих защиту норм права. Наиболее показательным примером являются судебные акты, отражающие применение способов защиты по земельным и корпоративным спорам. В связи с активизацией оборота земельных участков свою нишу прочно занимают споры, сопряженные с оборотом таких объектов, в том числе об установлении границ земельного участка (межевые споры). Специфика применяемых при рассмотрении таких споров способов защиты предопределяется особенностями земельного участка как объекта оборота. Земельный участок не относится к вещам, созданным человеком. Его введение в оборот состоит в установлении (в определенном законом порядке) его границ, но не в создании земельного участка как материального объекта. Соответственно, споры о границах касаются параметров самого объекта. Так, в подп. 2 п. 1 ст. 22 Федерального закона от 24.07.2007 N 221-ФЗ «О государственном кадастре недвижимости» содержится указание на земельные споры о согласовании местоположения границ земельного участка. Из данного Закона следует, что отсутствие согласования местоположения границ до разрешения спора препятствует кадастровому учету. При этом способ защиты, строго говоря, не обозначается, что обусловливает актуальность поиска соответствующих формулировок в доктринальном толковании. Можно предположить, что моделируемый нормами объективного права интерес подлежит защите требованием о признании границ земельного участка (требованием о признании земельного участка в определенных границах) <2>. ——————————— <2> См.: Ломидзе О. Г., Ломидзе Э. Ю. Способы защиты интереса собственника недвижимости в приобретении прав на земельный участок // Закон. 2010. N 4. С. 130 — 132.

Положения п. 3 ст. 20 Федерального закона «О государственном кадастре недвижимости» содержат специальную норму о легитимации истца по спору, в рамках которого применяется способ защиты, направленный на учет изменений объекта недвижимости, в том числе границ земельного участка. Толкование правил применения способов защиты, направленных на изменение границ уже поставленного на кадастровый учет земельного участка, получило отражение в Постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 06.09.2011 N 4275/11. В нем отмечается, что резолютивная часть решения по любому делу, связанному с образованием и/или изменением границ земельного участка, должна содержать их уникальные характеристики, подлежащие внесению в кадастр недвижимости <3>. ——————————— <3> Точка зрения авторов относительно данного подхода получила отражение в статье: Ломидзе О. Г., Ломидзе Э. Ю. Влияние характеристик земельного участка как объекта права на выбор и применение способа защиты // Закон. 2013. N 5. С. 74 — 75.

Яркие примеры влияния доктринального и судебного толкования на защиту нарушенного права дает сфера корпоративных отношений. Наличие обособленного объекта, выражающего все возможные правомочия правообладателя и не тождественного простой совокупности таких правомочий (акции, доли в уставном капитале), позволяет применить по аналогии закона способы, характерные для защиты нарушенного права на вещь. В то же время отсутствие объекта материального мира, в котором и заключается материальное благо, позволяет в данном случае применять указанные способы защиты в тех ситуациях, в которых для вещей они были бы неприменимы. В частности, не исключено восстановление положения, существовавшего до нарушения права акционера посредством незаконного отчуждения акций, и после реализации такого способа размещения акций, как конвертация, при условии нахождения соответствующего пакета акций и возможности легитимации ответчика. Помимо раскрытия в актах судебного и легального толкования формул защиты судебная практика воспринимает доктринальное толкование, раскрывающее потенциал известных способов защиты. Наглядным образцом является здесь закрепление допустимости возврата индивидуально-определенной вещи кондикционным иском (см. п. 65 Постановления Пленумов Верховного и Высшего Арбитражного судов РФ от 29.04.2010 N 10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав» (далее — Постановление Пленумов N 10/22)). До закрепления в акте легального толкования возможность истребовать индивидуально-определенную вещь с помощью кондикционного иска активно отстаивалась рядом авторов <4>. ——————————— <4> Такую точку зрения встречаем в следующих работах: Бердников В. В. Распорядительная сделка как способ изменения имущественно-правового положения лица // Законодательство. 2002. N 3. С. 35; Скловский К. И. Об истребовании вещи кондикционным иском // Законодательство. 2002. N 9. С. 87; Перкунов Е. Неосновательное обогащение — место в Гражданском кодексе и практика Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации // Вестник ВАС РФ. 2004. N 3. С. 107 — 110; Новак Д. В. Кауза имущественного предоставления и ее значение в обязательствах из неосновательного обогащения // Вестник ВАС РФ. 2004. N 3. С. 167, 169; Ломидзе О. Г., Ломидзе Э. Ю. Обязательство из неосновательного обогащения при недостижении стороной договора своей цели // Вестник ВАС РФ. 2006. N 7.

Таким образом, принцип законодательного закрепления способа защиты вовсе не означает, что нормы объективного права во всех случаях предоставляют развернутую формулу, обеспечивающую ожидаемый результат для обращающегося за защитой субъекта. Разрабатывая такую формулу в доктринальном и судебном толковании, необходимо принимать во внимание особенности объекта подлежащих защите прав. Как показывает пример с кондикцией, нормы объективного права, устанавливающие способы защиты, в силу своей абстрактности также не всегда исключают споры о сфере своего возможного применения. В последнем случае толкование, воспринятое высшими судебными инстанциями из уровня развития науки гражданского права, должно применяться ко всем аналогичным ситуациям, в приведенном примере — для возврата не только объектов недвижимости, но и иных объектов. Выбор надлежащего способа защиты и соблюдение тем самым принципа законодательного закрепления должны обеспечивать определенный положительный эффект, т. е. применение соответствующего способа защиты должно влечь юридически значимые последствия. В актах судебного толкования достаточно регулярно проявляются в качестве принципов идеи эффективности способа защиты и его целесообразности, соблюдения баланса интересов сторон. Приведем пример. В реестре без должных законных оснований получила отражение информация об объекте недвижимости, который является самовольной постройкой, создан без наличия необходимых разрешений. Может ли собственник земельного участка, не являющийся самовольным застройщиком (или уполномоченный орган), ограничиться иском о признании такой записи отсутствующей, не требуя сноса постройки? Из положений п. п. 23, 52 Постановления Пленумов N 10/22, п. 5 информационного письма Президиума ВАС РФ от 09.12.2010 N 143 «Обзор судебной практики по некоторым вопросам применения арбитражными судами статьи 222 Гражданского кодекса Российской Федерации» следует, что надлежащим способом защиты в данном случае будет являться иск о сносе, иск же о признании права отсутствующим надлежащим не будет, поскольку сам по себе не восстанавливает какое-либо право (законный интерес) <5>. ——————————— <5> См. также: Постановление Президиума ВАС РФ от 24.01.2012 N 12576/11.

В то же время отказ в применении такого способа защиты, как признание права отсутствующим, не может быть мотивирован одним лишь указанием на отсутствие соответствующей формулы в законе. Как отмечено выше, в силу своей абстрактности нормы объективного права не могут без корректного толкования обеспечить решение всех практических вопросов. В рассматриваемом примере защита обозначенным способом надлежащей не будет, но это не означает принципиальной невозможности применения указанной формулы защиты (признание права (обременения) отсутствующим) в иных ситуациях, примерный перечень которых дан в п. 52 Постановления Пленумов N 10/22. Применение способа защиты предполагает, что следствием станет обеспечение реализации истцом конкретной правовой возможности, которая иначе (без такого применения) не может быть реализована, достижение завершенного модельного правового эффекта. Нельзя не заметить, что констатация достижения такого эффекта содержит оценочный момент. Защита нарушенного гражданского права (законного интереса) часто сопровождается применением оценочных понятий. Распространенной для гражданского права является ситуация выбора, какому из двух интересов, в равной мере заслуживающих защиты, следует отдать приоритет. Затруднительность выбора приоритета задается противоположной направленностью некоторых потребностей гражданского оборота. Например, в конфликте пребывают потребность защиты нарушенного права и потребность стабилизации оборота в аспекте укрепления положения неосведомленного (или добросовестного) субъекта. Без внешних критериев определение приоритетов было бы невозможным или очень затруднительным. В качестве таких критериев выступают, в частности, оценка добросовестности, осведомленности, убыточности, возможности влияния правообладателя на ситуацию. Абстрактность нормы права, отсутствие на уровне закона формул, подлежащих применению к каждой конкретной практической ситуации, в совокупности с идеей эффективности способа защиты также задают потребность в определенных ориентирах для оценки того, является ли избранный способ защиты надлежащим. Поэтому поиск и обсуждение таких ориентиров видится одной из задач доктринального толкования. Полагаем, на конструирование закрепляемых в законе способов защиты нарушенного права влияет воспринятая для целей разработки закона объектная теория. Теоретическая основа являет собой ту систему координат, в которой работает любой из разработчиков законодательных предписаний, равно как и любой правоприменитель. В науке гражданского права наблюдается значительное расхождение точек зрения по вопросу об объектах прав и объектах правоотношений <6>. Обоснованы как монистические (теории единого объекта), так и плюралистические теории, признающие множественность объектов. При этом и среди ученых, отстаивающих одно из этих направлений, зачастую отсутствует единство. Примером служит противостояние точек зрения М. М. Агаркова и О. С. Иоффе, каждый из которых обосновывал позицию, отличную от господствующего на тот момент взгляда, согласно которому в качестве объектов рассматривались как вещи, так и действия. М. М. Агарков, исходя из представления об объекте как о том, на что направлено поведение обязанного лица, развивал мысль о вещах как объектах не только вещных прав, но и прав обязательственных: «Во избежание путаницы лучше было бы рационализировать терминологию и считать объектом права то, на что направлено поведение обязанного лица, прежде всего вещь… поведение же обязанного лица… называть содержанием правоотношения» <7>. О. С. Иоффе показывал, что при такой трактовке понятия правового объекта «с неизбежностью следует вывод о возможности существования безобъектных прав и безобъектных правоотношений» <8>. В работе «Правоотношение по советскому гражданскому праву» О. С. Иоффе аргументировал поведенческую теорию объекта: «Действия обязанного лица и являются объектом субъективного гражданского права» <9>. ——————————— <6> См., напр.: Агарков М. М. Обязательство по советскому гражданскому праву // Избранные труды по гражданскому праву: В 2 т. М., 2002. Т. I. С. 195, 206; Гражданское право: Учебник: В 2 т. / Отв. ред. Е. А. Суханов. М., 2000. Т. I. С. 294 (автор главы — Е. А. Суханов); Гражданское право: Учебник / Отв. ред. А. П. Сергеев, Ю. К. Толстой: В 3 т. М., 2004. Т. 1. С. 99 (автор главы — Н. Д. Егоров), с. 254 (автор главы — А. П. Сергеев); Иоффе О. С. Правоотношение по советскому гражданскому праву // Избранные труды по гражданскому праву: из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории «хозяйственного права». М., 2003. С. 589, 593 — 594; Он же. Избранные труды: В 4 т. СПб., 2004. Т. III. Обязательственное право. С. 63; Лапач В. А. Система объектов гражданских прав: теория и судебная практика. СПб., 2002. С. 93, 100, 107 — 108; Сенчищев В. И. Объект гражданского правоотношения // Актуальные вопросы гражданского права / Под ред. М. И. Брагинского. М., 1998. С. 140 — 153; Толстой Ю. К. К теории правоотношения. Л., 1959. С. 52, 64 — 65; Ткаченко Ю. Г. Социалистические правоотношения. М., 1980. С. 28 — 29; Халфина Р. О. Общее учение о правоотношении. М., 1974. С. 213 — 214. <7> Агарков М. М. Указ. соч. С. 195. <8> Иоффе О. С. Указ. соч. С. 589. <9> Там же. С. 593 — 594.

В теории М. М. Агаркова воздействующий — субъект, а претерпевает воздействие вещь, иной объект абсолютных прав (сказанное о вещах ученый распространял также на иные объекты абсолютных прав, например на литературные произведения). В теории О. С. Иоффе воздействующим явлением выступает субъективное право, субъективная обязанность и правоотношение в целом. Исходя из посылки «под объектом следует понимать то, на что явление оказывает или может оказать воздействие», О. С. Иоффе приходит к представлению об объекте как о действии обязанного лица. Соглашаясь с подходом, согласно которому объект правоотношения — то, на что правоотношение направлено, и рассматривая в качестве воздействующего явления правоотношение, Ю. К. Толстой предложил иное решение вопроса об объекте правоотношения и о месте материальных объектов. Согласно разработанной им теории объект правоотношения — фактическое общественное отношение в целом <10>. ——————————— <10> См.: Толстой Ю. К. Указ. соч. С. 64.

Р. О. Халфина, развивая теорию объекта-вещи М. М. Агаркова, предложила рассматривать правоотношение в единстве формы и содержания, когда реальное поведение участников наряду с правами и обязанностями рассматривается в качестве элементов структуры правоотношения. Под объектом же ею понимаются «реальные предметы материального мира, продукты духовного творчества в объективированной форме» <11>. ——————————— <11> Халфина Р. О. Указ. соч. С. 213 — 214.

Все приведенные точки зрения объединяет общий подход: в их рамках не проводится разграничения понятий «объект права» и «объект правоотношения». Это характерно для большинства теорий объекта, как монистических, так и плюралистических <12>. ——————————— <12> В частности, Ю. К. Толстой в монографии «К теории правоотношения» оспаривает точку зрения А. К. Стальгевича о необходимости различать понятия «объект правоотношения» и «объект прав и обязанностей»: «С нашей точки зрения, объект правоотношения и объект субъективных прав и обязанностей, из которых состоит правоотношение, — это одно и то же» (Толстой Ю. К. Указ. соч. С. 52). Рассматривая понятия «объект права» и «объект правоотношения», Р. О. Халфина отмечает: «Одно и то же понятие обозначается двумя терминами. Поскольку, с нашей точки зрения, субъективное право — всегда элемент правоотношения, понятия «объект права» и «объект правоотношения» фактически совпадают» (Халфина Р. О. Указ. соч. С. 212).

Полагаем, что сложности аргументации любой теории объекта, при которой не проводится разграничения понятий «объект права» и «объект правоотношения», неизбежны, ведь посредством одного понятия следует обеспечить рассмотрение проблемы как минимум в двух аспектах: в свете регулирующей роли субъективного права, субъективной обязанности и правоотношения в целом и в свете вопроса о значении субъективного права для субъекта. Второй аспект не менее, чем первый, выявляет значение субъективного права, субъективной обязанности и правоотношения в целом. Исследование проблем объекта в свете регулирующей роли системы прав и обязанностей, составляющих содержание правоотношения, предполагает поиск единого объекта воздействия, в качестве которого одни ученые признают действие обязанного лица <13>, другие — фактическое общественное отношение в целом <14>, третьи — волю и сознание обязанного лица <15>. ——————————— <13> См., напр.: Иоффе О. С. Указ. соч. С. 593 — 594. <14> См.: Толстой Ю. К. Указ. соч. С. 64 — 65. <15> См.: Лапач В. А. Указ. соч. С. 93, 100, 107 — 108.

Между тем регулирующее воздействие — не самоцель. Оно осуществляется ради проявления иного качества субъективного гражданского права — служить удовлетворению определенного интереса субъекта. Субъект стремится к обладанию субъективным гражданским правом в целях установления его возможностей относительно определенного социального блага <16>. Но в качестве такого блага могут выступать различные явления объективной действительности. На уровне конкретного урегулированного нормами гражданского права взаимодействия вопрос об объекте права трансформируется в вопрос о том, какое именно благо обеспечивает субъективное право своему носителю — управомоченному лицу. Этим благом могут являться конкретные действия обязанного лица, определенная вещь, результат интеллектуальной деятельности. Кроме того, регулируя оборот социальных благ, законодатель вводит ряд специальных понятий, таких как «бездокументарная ценная бумага», «доля в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью» и т. д. Данные понятия обозначают новые объекты, не сводимые к вещам или имущественным правам <17>. Наличие у субъекта права обеспечивает ему возможность воздействия на конкретное благо. Такое воздействие может осуществляться непосредственно (например, воздействие на вещь) либо опосредованно (получение ожидаемого исполнения от должника). Способ защиты обеспечивает интерес управомоченного в определенном благе <18>. Возможность применения способов защиты, направленных на принудительную для иного субъекта оборота реализацию собственных интересов управомоченного в определенном благе, является проявлением закрепления этого блага за субъектом в качестве объекта его права и необходимым признаком такого закрепления. ——————————— <16> «Основание, в силу которого меня интересует известная вещь или отношение, лежит в том, что я чувствую в моем существовании и благосостоянии, в моем довольстве или счастии от них свою зависимость» (Иеринг Р. Интерес и право // Избранные труды. Самара, 2003. С. 403). <17> Так, рассматривая бездокументарную ценную бумагу, Д. Степанов отмечает: «Права, способные к единению и обращению в виде нового объекта, образуют целое, не сводимое к простой сумме его составляющих» (Степанов Д. Вопросы теории и практики эмиссионных ценных бумаг // Хозяйство и право. 2002. N 3. С. 75 — 76). <18> Данное обстоятельство отмечается С. В. Михайловым, который делает следующий вывод: «Объектом правовой охраны всегда выступают законные интересы субъекта» (Михайлов С. В. Категория интереса в российском гражданском праве. М., 2002. С. 51).

Речь идет, в частности, о приемах, обеспечивающих: — возврат объекта в сферу фактического воздействия управомоченного субъекта; — устранение препятствий (фактических и/или юридических) для воздействия на объект; — управомоченному возможность принимать решения в отношении объекта независимо от воли и интересов его контрагента в правоотношении; — принудительное воздействие на объект в целях реализации в нем собственного интереса управомоченного; — восстановление возможности реализации законного интереса. Поэтому для конструирования и применения способов защиты нарушенных прав наиболее целесообразно исходить из плюрализма возможных объектов. Выделяя на наиболее общем уровне группы прав (вещные, обязательственные, интеллектуальные), законодатель тем самым устанавливает типовые модели закрепления блага за субъектом. Характеристики объектов оказывают обратное влияние; различия в приемах конкретизации границ правомерного поведения субъекта обусловлены различиями в объектах. Отметим, что мы исходим из плюрализма объектов обязательственных прав, из того, что объектами обязательственных прав наряду с действиями могут являться вещи, принадлежащие иным лицам на праве собственности (например, права арендатора, ссудополучателя, залогодержателя), нематериальные результаты (например, права лицензиата) и даже иные права (залог права). Полагаем, что для констатации надлежащего характера способа защиты следует принимать во внимание: — характеристики субъективного права (является ли оно абсолютным или относительным, вещным или обязательственным); — характеристики объекта права (идет ли речь об объекте материального мира (вещи) или об ином объекте, создан ли объект человеком или нет, существует ли объект обособленно от субъективных прав и корреспондирующих с ними обязанностей и т. п.); — особенности легитимации правообладателя; — направленность способа защиты, возможность достижения завершенного модельного правового эффекта. Учитывать отмеченные вопросы следует в совокупности. Ответы на них оказывают непосредственное влияние на конструирование, выбор и применение способа защиты нарушенного права. Продемонстрируем комплексное применение данных ориентиров на некоторых примерах, касающихся защиты прав на вещи. Максимальная степень закрепления, обеспечивающая наиболее обширную сферу власти, наблюдается применительно к абсолютным правам, ведь предполагается осуществление права, не опирающееся на содействие иных субъектов. Так, границы правомерного поведения собственника определяются максимально емкой формулировкой п. 2 ст. 209 ГК РФ. По сути, здесь сфера защищенной, обеспеченной возможности столь широка, что приближается к формуле «разрешено то, что не запрещено». Для обязательственных прав, напротив, характерно установление исчерпывающего перечня возможностей управомоченного субъекта (правообладателя). Законодательство содержит два основных приема конкретизации охраняемой законом сферы правомерного поведения правообладателя: посредством оборота «субъект вправе» и посредством указания на обязанности должника. Поэтому при наличии конфликта собственника и его контрагента (например, арендатора) в отношении вещи, предоставленной собственником, арендатор, являясь носителем вторичного, обязательственного права на вещь, полученную от собственника (лица, наделенного собственником правом предоставлять вещь, например земельный участок, в аренду), не вправе выдвигать против собственника требования, выходящие за рамки обязательственных правоотношений. Специальный характер имеют нормы об аренде, которые и подлежат применению, так как имеют приоритет перед нормами гл. 20 ГК РФ. Так, арендатор не вправе оспаривать титул собственника-арендодателя, в том числе титул арендодателя на находящиеся на земельном участке постройки. На практике нередко встречаются попытки оспаривания арендатором передачи публичным собственником объекта в хозяйственное ведение, оперативное управление <19>. Исходя из характеристик права арендатора как права относительного, поскольку правообладание зависит от надлежащего исполнения арендатором своих обязанностей перед собственником, такой способ защиты не может быть признан надлежащим. Закрепление вещи, например здания, в хозяйственное ведение иного субъекта не нарушает прав арендатора помещений в этом здании. ——————————— <19> См., напр.: судебные акты по делу N А32-8175/2011.

Переход права собственности (хозяйственного ведения, оперативного управления, пожизненного наследуемого владения) на сданное в аренду имущество к другому лицу не является основанием для изменения или расторжения договора аренды (ст. 617 ГК РФ). Согласно п. 24 информационного письма ВАС РФ от 11.01.2002 N 66 «Обзор практики разрешения споров, связанных с арендой» переход права собственности (хозяйственного ведения, оперативного управления, пожизненного наследуемого владения) на сданное в аренду имущество является основанием для изменения договора аренды в части сведений об арендодателе. В указанной норме права и толковании речь идет о «переходе права», а с позиции доктринального толкования этот термин может быть применен как к сингулярному правопреемству, так и к конститутивному правоприобретению (в том числе приобретению права хозяйственного ведения на основании права собственности). Рассматриваемая норма подлежит применению также к ситуации закрепления имущества, переданного в аренду, в хозяйственное ведение предприятия <20>. ——————————— <20> Данный подход получил отражение в Постановлениях ФАС Западно-Сибирского округа от 19.02.2010 по делу N А27-10122/2009, ФАС Центрального округа от 20.05.2010, ФАС Московского округа от 09.03.2011 по делу N А41-26529/10, Определении ВАС РФ от 25.08.2010 N ВАС-11235/2010, в судебных актах по делу N А54-3839/2009-С17.

На наличие права аренды право хозяйственного ведения не влияет. В силу положений ст. 209 ГК РФ право распоряжения имуществом принадлежит его собственнику, а в нормах объективного права отсутствуют предписания, обязывающие собственника согласовывать передачу имущества в хозяйственное ведение с арендатором этого имущества. Подобные предписания излишни, поскольку законный интерес арендатора в полной мере защищен положениями ст. ст. 387 и 617 ГК РФ. Поэтому арендатор (носитель обязательственного права) в принципе не имеет должной легитимации для оспаривания действий собственника по закреплению своего имущества в хозяйственное ведение предприятия. При исследовании ситуаций, в которых арендатор защищается от требований иных лиц, не являющихся собственниками и законными владельцами, следует принимать во внимание объект данного права. Являясь (в отличие от права собственности, права хозяйственного ведения, оперативного управления) согласно господствующей в доктрине точке зрения правом обязательственным (при наличии по данному вопросу научной дискуссии), право арендатора тем не менее является правом на вещь. При сопоставлении права хранителя и права арендатора очевидно, что законодатель предполагает возможность арендатора (но не хранителя) владеть вещью в своих интересах и защищает данную возможность. То есть предполагает, что вещь наряду с действиями является объектом субъективного права арендатора. Вещь закрепляется за арендатором в качестве объекта его гражданского права, что означает установление в ее отношении границ дозволенного поведения арендатора, в пределах которых он располагает возможностью удовлетворять собственные интересы в вещи, и наличие средств, позволяющих ему отстаивать сферу своего правомерного поведения относительно этой вещи. Именно вещь является тем благом, с помощью которого субъект, имеющий права арендатора, получает возможность удовлетворять собственные интересы. В этом смысле положение арендатора не имеет каких-либо отличий от положения собственника либо носителя ограниченного вещного права и принципиально отличается от положения хранителя. В силу ст. ст. 304, 305 ГК РФ собственник, а также лицо, не являющееся собственником, но владеющее имуществом по предусмотренному законом или договором основанию, может требовать устранения всяких нарушений его права, хотя бы эти нарушения и не были соединены с лишением владения. Как следствие, иск владеющего арендатора о сносе самовольной постройки, в том числе при наличии регистрации права на этот результат правонарушения в реестре, является надлежащим способом защиты нарушенного права арендатора. В качестве дополнительного аргумента отметим: в ряде случаев (например, если речь идет о землях особо охраняем ых природных территорий) земельный участок может быть предоставлен только в аренду, но не в собственность и титул арендатора является для предоставления земельных участков основным. Право законного владельца земельного участка требовать сноса самовольной постройки получило закрепление в п. 22 Постановления Пленумов N 10/22. На выбор и применение способов защиты прав, имеющих своим объектом вещи, влияют такие их характеристики, как возможность фактического владения объектом права для целей удовлетворения собственных потребностей правообладателя в данном объекте. Действительно, для реализации правовых возможностей собственника вещь должна находиться в сфере его хозяйственного господства, которое обеспечивается владением (непосредственным либо опосредованным). Напротив, недоступность фактического владения блокирует возможности собственника реализовать свой признанный законом интерес в определенном благе — объекте права. Данное обстоятельство отражается в зависимости оценки способа защиты как надлежащего от того, сохранено ли носителем права владение вещью. Достаточно наглядно эта идея выражена в Постановлении Пленумов N 10/22. Допустимость использования в качестве способа защиты иска о признании права (обременения) отсутствующим сопряжена в указанном Постановлении с отсутствием необходимости защиты права исками о признании и об истребовании. Согласно п. 52 Постановления в случаях, когда запись в ЕГРП нарушает право истца, которое не может быть защищено путем признания права или истребования имущества из чужого незаконного владения, оспаривание зарегистрированного права или обременения может быть осуществлено путем предъявления иска о признании права или обременения отсутствующими. (Отметим, что данное толкование не должно применяться без оглядки на особенности конкретной ситуации. Следует учитывать такие ориентиры, как направленность способа защиты, возможность достижения модельного правового эффекта. В частности, следует учитывать особенности владения земельными участками публичными образованиями.) Встречаются ситуации, когда титул на земельный участок основан на ничтожной сделке (ином противоречащем закону основании), при этом на земельном участке публичной собственности расположены объекты недвижимости иного лица. В таких ситуациях сочетание требования об оспаривании зарегистрированного права (обременения) с требованием о возврате земельного участка в фактическое владение посредством виндикации либо реституции бессмысленно, поскольку в силу нахождения на земельном участке объектов, принадлежащих иному лицу, отсутствует необходимость и возможность возврата самого участка для его последующего предоставления иному субъекту. При условии верного определения границ и площади земельного участка у истца — публичного образования, уполномоченного осуществлять права собственника в отношении земельного участка, отсутствует необходимость в предъявлении для защиты своего интереса какого-либо иного требования, помимо требования, направленного на устранение из реестра ложной записи. Требование истца не направлено на обход какого-либо иного упущенного им способа защиты. Так, при наличии в реестре записи об аренде, основанной на ничтожной сделке, правовой эффект, которого добивается истец, состоит именно в освобождении прав на земельный участок от ограничения в виде аренды, зарегистрированной в пользу ответчика на основании недействительного договора. При наличии в реестре записи о праве иного публичного образования законный интерес состоит именно в погашении ложной записи, получившей отражение в реестре, дезинформирующей неопределенный круг потенциально заинтересованных в получении подобной информации лиц. Ведь от того, какое именно публично-правовое образование является собственником, зависит ответ на вопрос, к кому собственник находящихся на земельном участке объектов недвижимости должен адресовать свои требования в порядке ст. 36 Земельного кодекса РФ, в частности с кем он должен заключить договор аренды и на какие счета вносить плату за пользование. Данный интерес является законным, поскольку оформление отношений в соответствии с требованиями нормативных актов является законным интересом. Наличие в реестре записей о правах и ограничениях, которых на самом деле нет (в силу недействительности сделки), противоречит назначению реестра. Показательно применение способа защиты, направленного на устранение из реестра записей о правах субъекта на земельный участок, по требованию другого субъекта, который также является носителем права на тот же объект и чье право также зарегистрировано в реестре, а объект (земельный участок) при этом является неделимым. Как следует из судебных актов по делу N А11-8533/2010, истец, предъявляя иск о признании права ответчика на весь земельный участок отсутствующим, признавал ответчика носителем субъективного права на тот же земельный участок, в связи с чем не имел намерений признать право на земельный участок только за собой или же истребовать его в единоличное владение. В Постановлении от 25.12.2012 N 10288/12 по указанному делу Президиум ВАС РФ отметил, что при неделимости спорного земельного участка, на котором расположены помещения и истца, и ответчика, истец не мог воспользоваться иным способом оспаривания зарегистрированного права ответчика на этот участок. С учетом особенностей земельного участка как объекта прав в Постановлении Президиума ВАС РФ от 06.09.2011 N 4275/11 сформулированы особенности способа защиты собственника объекта недвижимости, чей интерес при приватизации земельного участка нарушен. Согласно данному Постановлению иск собственника о признании полностью недействительной сделки приватизации может быть удовлетворен арбитражным судом либо при признании иска покупателем по этой сделке, либо при совокупности двух условий: 1) земельный участок неделим; 2) истец не готов (не желает) реализовать право на его выкуп. Если земельный участок делим, но собственник объекта недвижимости, чьи права при приватизации участка не были учтены, не готов реализовать предусмотренное ст. 36 ЗК РФ право на приватизацию земельного участка, надлежащим способом защиты согласно указанному Постановлению является признание сделки недействительной лишь в отношении части земельного участка, находящейся под его объектом недвижимости и необходимой для использования такового. В данном случае при толковании вопроса о надлежащем способе защиты очевидно влияние идеи соразмерности способа защиты, соблюдения баланса интересов сторон. Влияние особенностей легитимации, т. е. способа подтверждения того, что именно данное лицо является правообладателем, на выбор и применение способов защиты достаточно наглядно проявляется на примере объектов недвижимости. Необходимость определения границ земельных участков в установленном законом порядке и регистрации прав на объекты недвижимости в целом приводит к тому, что помимо устранения фактических нарушений владения собственника, не связанных с лишением владения, в данном случае возникает потребность в способах защиты, рассчитанных на ситуации, в которых фактическая возможность использования правообладателем определенного материального блага не утрачена, однако правообладатель нуждается в защите по причине нарушения его права либо законного интереса. Речь идет о необходимости восстановления внешней легитимации и/или устранения видимости легитимации иного лица, внешних препятствий надлежащей легитимации <21>. ——————————— <21> Подробнее см.: Ломидзе О. Г., Ломидзе Э. Ю. Негаторный иск и восстановление положения, существовавшего до нарушения права // Закон. 2011. N 8. С. 125.

Таким образом, способы защиты должны соответствовать основным началам гражданского законодательства, соответствовать идее соблюдения баланса интересов сторон гражданского правоотношения. При этом в силу своей абстрактности норма права не всегда содержит точную формулу, подлежащую воспроизведению в резолютивной части судебного акта в целях защиты нарушенного права. Анализ практики правоприменения показывает, что одна и та же словесная формула для одних ситуаций является выражением надлежащего способа защиты, для других — ненадлежащего. Обоснование применения способа защиты, особенно при отсутствии в норме права формулировки, подлежащей простому воспроизведению в иске, требует от субъекта, защищающего свое нарушенное право, и от правоприменителя осознания теоретических основ способов защиты. Поэтому своевременным и актуальным представляется обоснование ориентиров для такого выбора и применения. В заключение отметим: совершенствование законодательного регулирования в сфере применения способов защиты нарушенного права может развиваться как посредством расширения способов защиты, названных в тексте ст. 12 ГК РФ (например, Федеральным законом от 30.12.2012 N 302-ФЗ данный перечень дополнен таким способом защиты, как признание недействительным решения собрания), так и с помощью дополнения ст. 12 ГК РФ положением, обеспечивающим общий ориентир для выбора надлежащего способа защиты. Это положение может звучать так: «Способ защиты должен влечь юридически значимые последствия, в частности восстанавливать фактическое господство лица или его исключительное в предусмотренных законом пределах положение, либо устранять препятствия для воздействия на объект, либо обеспечивать возможность лицу принимать решения в отношении объекта независимо от воли и интересов иной стороны обязательства, либо обеспечивать принудительное воздействие на объект в целях реализации в нем собственного интереса лица, либо восстанавливать возможность реализации законного интереса».

——————————————————————